Создатели Империи - Франс Гампл

ПОЛИТИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ: КРИЗИС I в. до н. э

Когда в Мартовские иды 44 г. до н. э. кинжалы заговорщиков оборвали жизнь диктатора Цезаря, стало ясно, что в Риме еще не созрели условия для неограниченной военной диктатуры, которая использовала бы республику только как «пустое название», а древние конституционные органы — как фасад. Правда, Цезаря свергли не по решению народа, который всегда видел в нем покровителя, раздающего хлеб, подарки и устраивающего игры. Поэтому плебс сразу же выступил против его убийц. Сенат, ведущая политическая группа, тоже не весь бунтовал против него. Диктатор не зря внедрил в этот орган многочисленных цезарианцев. Но сенаторы из древних аристократических родов, пережившие битвы гражданской войны, тоже не были склонны в меньшинстве выступать против власти и идти на риск. Если они выказывали послушание, диктатор щедро раздавал им выгодные должности и присуждал всевозможные почести. Существовала только небольшая группа сенаторов, противников Цезаря, в количестве около 60 человек, которая была настроена на крайние меры, даже на убийство, чтобы заменить диктатуру на древнюю «свободу». Но Брут и Кассий потерпели неудачу, как и диктатор. Они добились не свободы, а помогли установлению на полтора года жестокой диктатуры, теперь в виде триумвирата, а вскоре, в 42 г. до н. э., в битве при Филиппах потеряли и жизнь. До самого Акция (31 г. до н. э.) сбылось предсказание Цезаря: если с ним (Цезарем) случится несчастье, общество не только не обретет покоя, а втянет себя в гражданскую войну.

Как это могло случиться? Раньше успех римского завоевания мира одобряли те, кто видел в Римском государстве идеальную общественную систему. Но со второй половины II в. до н. э. умножились признаки, указывающие на явный политический и социальный кризис. Неписаная конституция больше не функционировала. Она не была универсальной, а годилась лишь для небольшого, основанного на крестьянском хозяйстве общества, которое не выходило за пределы Средней Италии. Конституция имела всевозможные внутренние противоречия и предполагала, что богатые землевладельцы-аристократы, которые делали политику, заседая в сенате или занимая высокие должности, будут согласно закону соблюдать унаследованные от отцов правила, что они в определенной степени имеют единый взгляд на устройство общества, а также сословия и единовластие. Эта внутренняя сплоченность правящего слоя профессиональных политиков, которые до сих пор безоговорочно признавали сенат как главную государственную инстанцию, исчезла во II в. до н. э. вместе с победой римлян над восточно-эллинистическими царствами и с попытками завоевать мировое господство. Индивидуалистский, эгоистический дух медленно разрушал основы традиционной структуры. Выдающийся и честолюбивый индивид больше не чувствовал себя обязанным подчиняться неписаным законам политической морали. По этой причине сенат разбился на группировки; его могущественная элита, чиновная аристократия нобилитета, к которой причислял себя каждый, чьи предки занимали высшие государственные должности, превратилась в сплоченную олигархию. Рассчитанная на маленькое государство с крестьянским населением, конституция не справлялась с потребностями мировой Империи. Основание такой Империи, сопровождающееся длительными войнами, было трудно осуществить без центрального административного аппарата или по крайней мере централизованной самодержавной власти, а только с помощью небольшого количества неоплачиваемых магистратов, да к тому же еще и сменяющихся каждый год.

В I в. до н. э. кризис неожиданно обострился: широким фронтом надвигающаяся на римлян опасность (набеги кимвров и тевтонов, войны с восставшими рабами, Митридат, пираты) потребовала чрезвычайного, распространяющегося на все провинции долгосрочного военного главнокомандования; из солдат начали набирать войсковое подразделение полководца. После первых признаков опасности Марий для решения трудной задачи набора легионов начал зачислять в войска в качестве «добровольцев» неимущих граждан, которые ранее были освобождены от военной службы. Такие пролетарии не боялись, как набранные из крестьян солдаты, что после многолетних войн застанут свои хозяйства в полном разорении. Они вышли из самых низов и, естественно, возлагали надежды на своего сенаторского командира, у которого они собирались долго прослужить, и надеялись, что в Риме он постарается обеспечить им под старость небольшой земельный участок. Эти ожидания связывали их со своим полководцем. С другой стороны, честолюбивый, энергичный сенатор получал в руки орудие для политической борьбы. Все это закончилось гражданскими войнами и военной диктатурой Мария, Суллы, Помпея и Цезаря. Нельзя было стереть из памяти пример Суллы, осмелившегося для смены одной диктатуры на другую двинуться с легионами на Рим, священные границы которого не могло перейти ни одно войско. Потом Цезарь хотел сделать формой государственного правления монархию, чтобы найти полумеры, существовавшие еще со времен Мария, и таким образом заставить признать далеко продвинувшееся политическое развитие, когда старая республика продолжала существовать только как пережиток. Если нужен еще один пример того, что военная диктатура Цезаря не была выражением случайного стремления одиночки к власти, то им являются Мартовские иды: смерть диктатора не устранила диктатуру и не привела к восстановлению древней «свободы». В это могли верить только мечтатели.

БОРЬБА ОКТАВИАНА ЗА ВЛАСТЬ

Принципат Августа, по сути, был ничем иным, как тщательно завуалированной военной монархией. То, что произошло в течение нескольких лет после убийства Цезаря, было постепенной гибелью республики, и одним из ее могильщиков стал молодой Гай Октавий, будущий Август. Он смело и бесцеремонно благодаря обостренной интуиции и грубому подкупу за короткое время вступил в политическую игру и ловко и безжалостно избавился от своих политических противников. Этот девятнадцатилетний юноша, которого никто сначала не воспринимал всерьез из-за возраста, был способен на все — это обнаружилось уже через несколько месяцев, — в том числе и на то, чтобы стать впоследствии мудрым Августом. Что он представлял собой еще в 44 г. до н. э. в обществе, где ценились только происхождение, достигнутое путем занятия высокой должности положение, зрелость и политический опыт? Что значил этот «юнец», родившийся в 63 г. до н. э., когда такой человек, как Цицерон к этому времени достиг высочайшей ступени политической карьеры — консульства?

Он не мог ничем похвастаться, кроме родственных связей с бездетным диктатором, внучатым племянником (внуком сестры) которого он был. Когда произошло покушение, Октавий жил в Аполлонии на побережье Адриатического моря, где обучался риторике и философии, а также военному искусству. Там он поддерживал контакты с местными войсками, подготовленными для запланированной Цезарем Парфянской войны, в которой он должен был участвовать, находясь в штабе диктатора, как до этого во время Испанской войны. Получив страшное известие об убийстве, он немедленно перебрался в Италию, недалеко от Брундизия (Брундизи), но без войска, хотя мог бы его собрать. Там он услышал о завещании Цезаря, о своем назначении главным наследником и об усыновлении. После приема завещания и подтверждения усыновления куриальным законом юный Октавиан с правами и обязанностями родного сына вошел в семью Юлиев, родоначальницей которой была якобы Венера (Genetrix). Он сразу же стал называть себя Цезарем (Гаем Юлием), и ни одна часть его имени, что не соответствовало обычаю, не напоминала о его прежней семейной принадлежности. Октавианом, как мы привыкли его называть, перед принятием имени «Август» он никогда себя не называл. «Месть» за убийство «отца» стала, таким образом, его сыновним долгом. Однако с самого начала он хотел быть не только частно-правовым, но также и политическим наследником диктатора. Он стремился к почетным должностям, которые занимал «отец», и с самого начала не делал из этого секрета. Для достижения цели, как показал опыт, ему было нужно преданное войско, государственная должность и личная клиентела. Сначала обстановка в Риме показалась юноше безвыходной и опасной. Поэтому мать, племянница Цезаря, и опытный политик отчим отговаривали его принимать наследство. Ведь было абсолютной утопией собрать огромные денежные суммы, завещанные Цезарем городскому плебсу и ветеранам. Но они недооценили решительность девятнадцатилетнего юноши, верившего в свою звезду. Для него было жизненно важно не ждать, как Цезарь, еще двадцать лет, чтобы по ступеням обычной римской чиновничьей карьеры подняться до консульства, а потом получить наместничество в большой провинции с правом командования войсками.

Тот, кто теперь задумывается над событиями Мартовских ид, не знает, то ли ему удивляться глупости заговорщиков, особенно Брута, или же невероятной мудрости «юнца», его бесцеремонному овладению всеми политическими средствами привлечения людей на свою сторону, вплоть до террора и насилия. Историки, как ретроспективные пророки, оправдали убийство тирана, поскольку оно для них олицетворяло историческую необходимость. Цезарево решение внутриполитической проблемы не давало достаточного простора для деятельности привыкшей к власти сенатской аристократии, ни желанной «свободы» олигархии, какой бы ограниченной ни была эта свобода в век бесконечных завоевательных операций крупных войсковых соединений. Политической ошибкой Цезаря было то, что он неправильно оценил фактическую расстановку сил. Как народы, несмотря на изменения в сфере власти, не были готовы поступиться традиционными государственными институтами, так и правящая до сих пор аристократия была неспособна без сопротивления подписать свое политическое отречение. Цезарь задавил «свободу», поэтому убийство в глазах заговорщиков было почетным и нравственным поступком. Но такое решение в эпоху, которая не знала современной изощренности в подобных вещах, превратилось в бессмысленное политическое убийство, коль скоро вместе с убитым не был ликвидирован режим, который хотели уничтожить. Было величайшей глупостью пронзить кинжалами беззащитного человека, добровольно отпустившего свою личную охрану, и при полном непонимании обстановки пустить на самотек все остальное. Недаром Цицерон увидел в этом покушении отвагу мужчин и детский разум. Было непростительным заблуждением не устранить вместе с тираном верных Цезарю консулов Антония и Долабеллу, а также командира конницы Лепида, который в марте один располагал войсками в Риме, а вместо этого руководствоваться моральными принципами в отношении сторонников диктатуры: «Брут — достойный человек». Так и случилось то, что должно было случиться с народом, который ни разу в своей истории не пережил настоящей революции и для которого много значил авторитет высших должностных лиц. Цезарь погиб, но его место заняли цезарианцы — Антоний и молодой Цезарь. Когда народ пришел в себя от пережитого ужаса, вызванного убийством, правление государством перешло к консулу Антонию.