Анатолий Тарасов - А. Горбунов

К Хрущеву подошли вместе с Гагариным. Гагарин представил: «Вот Тарасов, Анатолий Владимирович, знаменитый хоккейный тренер». Хрущев поздоровался: «Юра, давай выпьем. Да ладно тебе с этим хоккеем…» Тарасов набрался смелости и выпалил: «Нет, нет, Никита Сергеевич. Мы подошли к вам ради хоккея. Давайте вперед решим, а потом выпьем». «Что у тебя?» — спросил Хрущев. «Я ему рассказываю, — вспоминал Тарасов, — мы хотим проверить свои силы. Наши хоккеисты — чемпионы мира, чемпионы Олимпийских игр. Хотим встретиться с канадскими профессионалами. Хрущев участливо: “Просрете, наверное?” И вдруг кричит: “Леня!” Леня бежит. Он ему говорит, Никита Сергеевич, сверху вниз: “Вот здесь Тарасов пришел, просит, чтобы…” Брежнев без секундной паузы: “Он мне докладывал, надо разрешить”. Хрущев махнул рукой: “Да играйте вы!” И повторил, добавив к “играйте вы!” хорошую русскую присказку…»

«Всё, — продолжал Тарасов, — мне больше ничего не надо. Вот теперь и выпьем. Чокнулись, выпили. И я пошел, а по ходу, пока шел, взял у них там бутылку, там много у них, лишние. Вернулся к Аркадию, и мы выпили за успех советского хоккея».

Александр Яковлев, находившийся в то время в руководстве Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, как никто иной был осведомлен о зарождении идеи проведения матчей с канадскими профессионалами. По его словам, идея пошла от спортивных деятелей. «В первую очередь от Анатолия Тарасова и Аркадия Чернышева, — говорил он в интервью обозревателю газеты «Спорт-экспресс» Елене Вайцеховской. — Оба были страшно честолюбивы, особенно Тарасов. И, видимо, никак не могли смириться с тем, что советские хоккеисты, с одной стороны, заслуженно считались сильнейшими, а с другой — сфера их господства была ограничена рамками Европы. И в какой-то момент любые хоккейные разговоры на руководящем уровне стали неизменно сводиться к тому, что пришел момент сразиться с канадцами».

Яковлев не стал подтверждать бродившие слухи о том, что Тарасов якобы довольно долго сам высказывался против этой затеи. Заметил лишь, основываясь на личных ощущениях, что Тарасов, как показалось ему, «побаивался — но не самих матчей, а того, что команда не успеет к ним должным образом подготовиться. Постоянно держал в напряжении руководство Спорткомитета, чтобы не оказалась упущена ни одна мелочь».

В ЦК КПСС тогда мнения разделились. Брежнев, по словам Яковлева, «колебался, поскольку очень боялся проигрыша». Сектор спорта, входивший в Отдел агитации и пропаганды, был против матчей. Против был и КГБ, в котором, как всегда в те годы, перестраховывались, опасаясь побегов и провокаций. На канадскую часть серии-72 отправили, например, огромное количество соглядатаев из КГБ. Получилось не меньше трех на каждого игрока.

В значительной степени на окончательное решение Политбюро ЦК КПСС, рассматривавшего записку Агитпропа, повлиял первый за всю историю существования Советского Союза визит в Канаду в 1971 году председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина. Яковлев был тогда исполняющим обязанности заведующего отделом, и он приложил руку к составлению записки. После серии-72 он попал в опалу, опубликовав в «Литературной газете» статью «Против антиисторизма»; 1 июня 1973 года его отправили в «номенклатурную ссылку» — послом в Канаду, где хоккея он насмотрелся досыта.

Дмитрий Рыжков, советский хоккейный журналист из «первого ряда», писал — ничем, правда, свое мнение не подтверждая, — что «дуэт тренеров сборной СССР — Аркадий Чернышев и Анатолий Тарасов — в бой с профессионалами не рвался». При этом Рыжков утверждал, что «разговоры о встречах советской сборной с профессионалами стали возникать в начале 70-х годов».

Это ни в коей степени не соответствует истине. Однако временной ориентир — «начало 70-х годов» — вряд ли назван случайно, поскольку он плотно привязан к посылу о том, что Тарасов и Чернышев играть с профессионалами якобы не хотели. Цепочка событий выстраивается простая: разговоры о матчах с профи стали возникать в начале 70-х — Тарасов и Чернышев возможных игр убоялись и в бой не рвались — и дабы избежать встреч с канадскими профессионалами, спешно заявили после Олимпиады в Саппоро в феврале 1972 года об отставке.

Больше оснований, думается, говорить об обратном: это канадцы, узнав об уходе из сборной двух «тренеров-монстров» (особенно они опасались Тарасова), сразу же согласились на проведение долгожданных встреч и форсировали подписание соглашения. Почему бы не предположить, что канадская сторона затягивала ход переговоров, если не настаивая при этом, то намекая на необходимость перемен в тренерском штабе сборной СССР?

…Но вернемся в февраль 1964 года. После того как Хрущев и Брежнев дали на словах разрешение играть с профессионалами, Тарасов и Чернышев с женами подняли на продолжавшемся приеме тост за, как выразился Анатолий Владимирович, «новую веху в нашей хоккейной жизни». Оба тренера наивно полагали, что матчи не за горами — разрешение же получено! «Мы оказались плохими провидцами, — признавался позже Тарасов. — Понадобились долгие годы для того, чтобы такие встречи стали явью».

Тарасов убежден, что руководство НХЛ не горело желанием ускорить дело, пребывавшее в стадии бесконечных переписок, в которых ставились вопросы о финансовых условиях, правилах судейства, месте проведения матчей, их количестве. «Не то канадцам хотелось еще раз внимательнее присмотреться к нам, — размышлял Тарасов, — не то президенту НХЛ господину Кэмпбеллу не позволяли снизойти до матчей с советскими хоккеистами его политические взгляды».

В конце 1969 года советская сборная, совершавшая турне по Канаде и США, оказалась в Колорадо-Спрингс. В расположении команды появились представители клуба «Торонто Мейпл Лифс» и предложили провести три матча. Первое, что сделали Тарасов и Чернышев, собрали хоккеистов и спросили: «Как поступим?» Ответ был единогласным: «Играть!» Тренеры отправились к руководителю делегации, рассказали о поступившем предложении и о желании — тренеров и хоккеистов — матчи сыграть. Руководителю только и оставалось позвонить в Москву и попытаться убедить начальство дать согласие на эти игры. Но в Москву, рассказывал Тарасов, этот руководитель не позвонил, а нам соврал, что там «против»: «нас, мол, ждут дома, там свой календарь чемпионата, его ломать нельзя и тому подобное. Так мы упустили шанс уже тогда “скрестить шпаги” с одной из лучших профессиональных команд. Мы с Аркадием позже сожалели, что не связались с Москвой сами».

В январе 1970 года в газете «Комсомольская правда» Тарасов опубликовал статью «Разве это хоккей?», в которой критически отозвался о трактовке игры клубами НХЛ. Тренеру сразу приписали то, чего он не говорил: Тарасов, дескать, заявил, что советский хоккей вполне может успешно существовать и развиваться без матчей с командами заокеанской лиги; значит, он испугался играть с ними.