Фэнтези-2006 - Кирилл Бенедиктов

Я счастлив доложить Вашему Величеству, что мой хитроумный план полностью удался. Солдаты Кортеса пленили Кецалькоатля в городе Семпоала и доставили его в столицу. Здесь он был осужден высшим судом мешиков, называющимся Тлакшитлан, и как колдун и маг приговорен к смерти на алтаре идола Уицлопочтли. Король Монтекусома одобрил этот приговор и приказал совершить казнь во время праздника Нового Огня, приходящегося в этом году на пятый день месяца Раджаб. Да будет известно Вашему Величеству, что мешики весьма боятся этого праздника, ибо верят, что в это время земля может быть уничтожена их зловредными и кровожадными богами. Смерть же Кецалькоатля станет в их глазах той жертвой, которая умилостивит богов и отсрочит конец света еще на пятьдесят два года.

Всего на выполнение приказа Вашего Величества мною было израсходовано:

— на сбор сведений, плату шпионам и подкуп разных людишек — 100 авакинов золота;

— на содержание и охрану дворца близ Теночтитлана — 250 авакинов;

— на оплату услуг фиранджской куртизанки — 170 авакинов;

— возмещение расходов бандейры Кортеса — 240 авакинов;

— плата наемникам (32 человека) — 640 авакинов;

— деньги, переданные мной мешикскому генералу Хальпаку (скрытому приверженцу истинной веры, принявшему имя Хайсам) — 300 авакинов.

Расходы на путешествие по морю Мрака и к Теночтитлану целиком и полностью оплачены мной из собственных средств, и я не смею докучать Вашему Величеству этими никому не интересными мелочами. Итого общие расходы на искоренение опасной ереси лжепророка по имени Кецалькоатль составили 1700 авакинов золотом…»

Омар ал-Хазри, Палач Зиндиков.

Андрей Уланов

Гзумгарайский сыр

— Вам лучше не заходить сюда, тан, — поспешно сказал матрос. — Поверьте…

— Может, — насмешливо прогудел из-за плеча тана здоровенный моргвардеец, — тану вообще не стоило сходить на берег? А?

Какой-нибудь сторонний наблюдатель, окажись он здесь и сейчас, наверняка бы дал утвердительный ответ на этот вопрос. Ибо новенькие, скрипящие при каждом шаге ботфорты из кожи василиска, — с квадратным, согласно последней столичной моде, носком и блестящей пряжкой, — а также темно-синие панталоны и обильно усыпанный кружевной пеной камзол куда уместнее выглядели бы на тенистых аллеях дворцового парка Эстрадивьяны, чем среди куч пепла и углей, когда-то бывших хижинами.

И тел на красном песке, когда-то бывших людьми.

Чтобы понять свою ошибку, наблюдателю потребовалось бы поднять взгляд чуть выше сапфировой броши на шейном банте — и попытаться заглянуть в глубь глаз, ничуть не уступающих по холодной твердости сапфиру…

Большинству для подобной попытки приходилось наклоняться — голубоглазый щеголь едва доставал макушкой до плеча моргвардейца. И почти все предпринявшие подобную попытку весьма сильно сожалели об этом.

Стоявший у входа в единственную уцелевшую хижину матрос исключением не стал.

— Не думаю, — дождавшись пока матрос опустит взгляд, вполголоса произнес тан, — что я увижу внутри этой хижины нечто новое для себя.

У этой хижины не было окна, а двое вошедших — и особенно остановившийся в проеме моргвардеец — почти полностью заслонили путь лучам закатного светила. Впрочем, оставшегося света вполне хватало…

…хватало разглядеть, что лежащей поперек широкой доски девочке в каждую ладонь был почти по шляпку загнан большой корабельный гвоздь. И что лет ей было девять-десять, никак не больше.

В хижине было очень тихо. Проклятье здешних берегов, желтобрюхие мухи, пока не добрались сюда, привлеченные обильной кровавой приманкой снаружи.

Внешне маленький щеголь выглядел совершенно спокойным. Он смотрел очень внимательно. И прикрыл глаза лишь на миг, когда ему показалось, что лежащая перед ним девочка чем-то неуловимо похожа на…

Но и этого единственного мига с лихвой хватило, чтобы загнанные вглубь воспоминания хлынули, словно вода из пробитой ядром дыры… или кровь. И крохотную хижину заполнили крики ярости и отчаянья, алый отблеск горящей усадьбы… на алых же, щедро напоенных в ту ночь клинках.

Да, кровь, пожалуй, будет куда более верным сравнением — ее пролилось немало… тогда.

Это наваждение длилось лишь краткий миг. Затем он вновь открыл глаза…

Нет, ни малейшего сходства, устало подумал он. Просто… все мертвые чем-то схожи друг с другом. Особенно дети. Особенно темноволосые девочки.

— Брат Агероко.

— Тан Раскона?

— Тан Диего. Просто тан Диего, сколько мне повторять вам это?

— Полагаю, еще раз двести, никак не меньше, — задумчиво сказал монах. — Непросто выбить словами то, что было вколочено палкой. Но… вы хотели о чем-то спросить меня, тан?

— Да, брат. Освежите мою память: какую кару Высокий Закон назначает за насилие и умерщвление невинной дщери?

— Высокий Закон милосерден, — промолвил монах. — Что применительно к данному случаю означает: каре подлежит лишь более тяжкое преступление, сиречь насилие. Карой же заповедано сожжение на медленном огне. Приговоренного, раздетого донага, привязывают к вертелу, затем уличная блудница доводит мужское достоинство приговоренного до… потребного состояния. Лишь затем палач начинает разводить…

— Я не просил напоминать мне в подробностях, — перебил монаха тан. — Их я спрошу у вас позже. Когда мы повстречаем тех, кто побывал в этой хижине… до нас.

Брат Агероко вздохнул.

— Когда повстречаем… или все же если, мой тан?

— Когда, — твердо повторил его собеседник. — Если, конечно, Великий Огонь не призовет их к себе прежде… но я всем сердцем молю его, чтобы он продлил их дни до этой встречи!

— Я присоединяю свой глас к вашей мольбе, мой тан, — склонил голову монах. — Надеюсь, Великий Огонь не останется глух к сынам истинной веры.

— Что ж… — задумчиво произнес маленький щеголь. — Полагаю, брат, мы с вами уже осмотрели в этом поселке все… достойное внимания. К тому же, прилив кончается… время вернуться.

— Вы как всегда правы, тан Раскона.

— Тан Диего!

— Да, тан Раскона, конечно же!

И лишь отойдя на пять шагов, капитан коронного фрегата «Мститель», словно вспомнив что-то важное, обернулся к стоящему у хижины матросу.