Сквозь годы войн и нищеты - Михаил Мильштейн

До нападения Германии на Советский Союз в нашей стране тоже велись весьма успешные исследования в области ядерной физики. Еще в 30-е годы в институтах Москвы, Ленинграда и Харькова были выполнены работы в этой области, признанные во всем мире. Военное значение урана уже тогда не вызывало сомнений у некоторых наших физиков. К сожалению, война прервала научные исследования советских ученых. Часть экспериментальной базы оказалась либо на оккупированной немцами территории, либо осталась в блокадном Ленинграде. Не было нужных материальных средств, страна была вынуждена бросить свои лучшие научные силы на совершенствование оружия, так необходимого в тот момент фронту.

Работы по ядерной тематике, возобновленные в СССР, как отмечалось выше, в 1943 году, сразу же столкнулись с большими трудностями. Было упущено время, а наверстывать упущенное, да еще в военных условиях — очень непростая задача. Необходим был дееспособный научный коллектив, а война разбросала во все концы даже тех сравнительно немногочисленных специалистов, которые работали на этом направлении исследований до войны. Сразу же возникли сложности с необходимым сырьем и оборудованием. Может быть, единственное, в чем советские создатели ядерного оружия не испытывали недостатка, была информация о работах ученых на Западе, которой их снабжала разведка. Судя по некоторым, на сегодняшний день рассекреченным документам, речь шла о сотнях единиц информации. Между тем Курчатов сетовал на недостаток технических подробностей, хотя в то же время писал: «Естественно, что получение подробного технического материала… из Америки является крайне необходимым».

Такая высокая степень информированности советской разведки о совершенно секретных работах в ядерной области, осуществлявшихся в Соединенных Штатах, может быть объяснена только тем, что ее резиденты работали с весьма широким кругом лиц, так или иначе имевших отношение к «проекту Манхэттен». Среди них были очень разные люди. Одни оказывали помощь Советскому Союзу в силу своих убеждений. Например, Клаус Фукс, в прошлом немецкий коммунист, благодаря которому в течение нескольких лет в Москву поступала исчерпывающая информация о ходе английских, а затем и американских работ над атомной бомбой.

Но и Фукс многого не знал из-за системы суперсекретности, а также еще и потому, что ряд важных исследований проводились за пределами главных лабораторий. Были и десятки других людей, полагавших своим долгом помочь сражавшемуся с фашизмом Советскому Союзу и при этом придерживавшихся отнюдь не коммунистических убеждений. Авторы вышеупомянутого доклада комитета палаты представителей по антиамериканской деятельности с удивлением отмечали, что среди людей, сотрудничавших с советской разведкой, были «молодые американцы, воспользовавшиеся некоторыми из величайших преимуществ и выгод, которые предлагает наша страна». Доклад перечисляет несколько десятков фамилий. Но для того, чтобы понять размеры операции, уместно сослаться на мнение Анатолия Яцкова, работавшего в 40-х годах в Нью-Йорке под именем Яковлев, который утверждает, что не менее половины наших агентов, так или иначе вовлеченных в «атомные дела», так никогда и не были разоблачены Федеральным бюро расследований.

Итак, шел 1944 год. Весной этого года Михаил Абрамович Мильштейн почти четыре месяца «путешествовал» по Соединенным Штатам Америки и Канаде. Доклад комитета по антиамериканской деятельности палаты представителей содержит любопытные сообщения о поездке Михаила Абрамовича. Он прибыл в Нью-Йорк 3 апреля под именем Михаила Мильского вместе с Григорием Косаревым: оба в качестве дипломатических курьеров. В докладе утверждалось, что контрразведке США был хорошо известен подлинный статус прибывших, и с первых же шагов по американской земле они находились «под колпаком». ФБР пристально следило за всеми передвижениями московских «гостей», их встречами и контактами. В докладе, например, приводится фактический отчет о командировке. Там говорилось о том, что М. Мильштейн прибыл в страну, чтобы проинспектировать работу ГРУ за океаном, а перед Г. Косаревым, утверждается в этом документе конгресса, были поставлены аналогичные задачи, но уже по линии НКВД.

Высокопоставленные курьеры 15 апреля отбыли в Мехико через Ларедо (шт. Техас), а 10 мая вернулись в Соединенные Штаты через пограничный пункт в Эль-Пасо (шт. Техас). В мае они побывали в Калифорнии, где инспектировали советские консульства в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, а также в Портленде (шт. Орегон). В начале июня вернулись в Нью-Йорк и выехали в Канаду, где пробыли две-три недели. В июле они снова в Нью-Йорке и Вашингтоне, а в конце месяца вылетают в Москву.

Доклад комитета не содержит никаких конкретных сведений о встречах М. А. Мильштейна с американцами в ходе этой поездки. Но в докладе канадской Королевской комиссии по борьбе со шпионажем, опубликованном в июне 1946 года, упоминаются некоторые детали его пребывания на этот раз в Канаде. Например, указывается воинское звание М. А. Мильштейна — полковник и его псевдоним «Командир». Авторы доклада Королевской комиссии сообщают, что он встречался не только со своими коллегами, работавшими под крышей посольства, но и с некоторыми агентами из числа канадских граждан. В докладе утверждается, что в ходе этих встреч его особенно интересовала возможность получения канадских паспортов и других документов для легализации агентуры.

Авторы американского доклада считают, что в общих чертах результаты инспекционной поездки М. Мильштейна и Г. Косарева известны. Констатируется, например, что «Мильский и Косарев были удовлетворены рабочей сетью, созданной разведкой Красной Армии и НКВД в Канаде, и остались очень недовольны операционной деятельностью в Соединенных Штатах. Результатом этой инспекционной поездки стали отзыв многих лиц, действовавших в Соединенных Штатах, и их замена через некоторое время более энергичными разведывательными агентами».

Так, например, совершенно неожиданно в старых американских и канадских государственных документах можно наткнуться на сведения, которые приоткрывают завесу секретности над еще одной интересной стороной профессиональной деятельности М. А. Мильштейна. Сегодня далеко не секрет, что во имя максимального ускорения сроков создания советской атомной бомбы ученые-атомщики активно использовали в своей работе разведывательные данные, добытые за океаном. Информация, полученная подобным путем, оказала большое влияние на успех дела. Не знаем, как с точки зрения конспирации следует оценивать факт обсуждения в докладах парламентских комитетов США и Канады хода и результатов зарубежной командировки Мильштейна и Косарева, но то внимание, которое американские государственные службы уделили визиту советских эмиссаров, говорит о многом. Если же рассматривать поездку М. А. Мильштейна в Северную Америку в широком контексте советской разведывательной деятельности в этом регионе, становится понятным, что в обеспечении нашей страны информацией о новейших военных технологиях, позволившей сделать рывок вперед и вырваться из ядерного цейтнота, создать бомбу за предельно короткий срок — четыре года, есть и его, может быть, незаметный, но весьма весомый вклад.