Ромовый пунш - Элмор Леонард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Черт, как больно. Теперь придется идти к дантисту.
Затем он слышал, как Орделл сказал:
— Теперь нужно сказать ребятам, чтобы загружали фургон. Мы вернемся домой в машине Луиса, если, конечно, его колымага не рассыпется по дороге.
Он слышал, как у него за спиной Орделл спросил:
— А до этого тебе уже доводилось пристрелить кого-нибудь?
И в ответ голос Мелани сказал:
— Вряд ли.
Луис глядел в окно. «Шестерки» потыкали в трупы мотоциклистов дулами своих автоматов. Теперь во дворе появился Орделл, направлявшийся в их сторону, и это удивило Луиса; дело в том, что он не слышал, как Орделл вышел из комнаты. Отвернувшись от окна, Луис увидел Мелани, сидящей на диване. В руке она все ещё держала пистолет.
— Почему ты не пристрелил его? — спросила она.
— У тебя и у самой это здорово получилось, — ответил Луис.
Мелани взглянула на Джеральда, лежавшего на полу.
— Я не его имею в виду, — тихо возразила она.
Глава 17
Вторник. Лишь выйдя из лифта и оказавшись на автостоянке аэропорта, Джеки увидела Рея Николета. Он стоял, прислонившись к переднему крылу припаркованного тут же «Роллс-Ройса».
— Было бы лучше прекратить подобные встречи, — сказал он, сохраняя на лице безразличное выражение.
В ответ ей следовало бы улыбнуться, что она и сделала; потому что, во-первых, он был ещё молод и слишком увлечен своей ролью полицейского, а, во-вторых, ей следовало быть с ним полюбезнее. Тем более, что его бесцеремонная манера держаться, и то, с каким вальяжным видом он подошел к ней, чтобы забрать тележку, его высокие ковбойские сапоги, пистолет, засунутый за пояс джинсов, прикрытый сверху легким свитерком, не могли вызвать ничего, кроме улыбки.
— Я думала, вы будете дожидаться в таможне.
— Мы не хотим посвящать их в это, — ответил Николет. — Это дело отдела по борьбе с контрабандой. Ну и как прошел полет?
— Блестяще.
— Представляю, как вы рады снова приступить к работе.
— А это уж как сказать, — отозвалась Джеки. Теперь они шли вдоль длинного ряда машин.
— Деньги здесь?
— Десять тысяч.
— А больше ничего нет? В смысле «травки» или кокаина?
— Нет, но я могу вам достать, если хотите.
— Время от времени я не прочь затянуться «косячком», особенно когда есть у кого «стрельнуть», — сказал Николет. — Ну, как, например, это бывает во время вечеринок. Но за деньги я дурь не покупаю. Это противозаконно.
Он уложил тележку в багажник «Хонды», а затем, усевшись на переднее сидение, поставил сумку рядом с собой. Джеки тем временем села за руль. Открыв сумку, он сказал:
— Три часа десять минут, — после чего назвал дату и их местонахождение. — Вынимаю пластиковый конверт из сумки объекта. В конверте лежат деньги… банкноты одинакового достоинства, стодолларовые купюры. Начинаю пересчитывать.
— Что вы делаете? — спросила Джеки.
Он указал ей на крохотный микрофон, приколотый к лацкану пиджака, а затем прикрыл его ладонью.
— Я записываю.
— Так вы же говорили, что позволите ввезти первую партию.
— Уговор в силе. Не волнуйтесь.
— Тогда к чему такие формальности?
— Не хочу никаких сюрпризов. Каждый шаг операции найдет отражение в моем отчете.
Она следила за тем, как он пересчитал банкноты, пометил каждую из них, нанеся легкий штришок зеленым фломастером, а затем вслух описал, в каком месте проставлены метки.
— …на первом нуле цифры «сто» в левом верхнем углу. — Наконец и с этим занятием было покончено. — Кладу деньги обратно в конверт. Всего десять тысяч долларов. Объект доставит сумму в…
— В фирменном пакете магазина «Сакс на Пятой Авеню», — подсказала Джеки, закуривая сигарету.
— …в фирменном пакете магазина «Сакс на Пятой Авеню».
Она жестом показала на несколько сумок, разложенных на заднем сидении.
— Большой пластиковый пакет черного цвета с ручками и красной надписью, — сказал Николет в микрофон, а затем достал диктофон из кармана пиджака и выключил его. — Порядок, теперь можно ехать.
— Разве не собираетесь сопровождать меня туда?
— Я буду рядом, — ответил Николет. — В котором часу вас будут там ждать?
— В половине пятого. На встречу придет женщина.
— Как её имя?
— Он мне об этом не сказал. Вы будете там один?
— Не волнуйтесь. Когда она уйдет, за ней проследят.
— Но вы ведь не будете задерживать ее? — обеспокоенно спросила Джеки.
Николет открыл дверь и вышел из машины.
— Ведь правда?
Нагнувшись, Николет сунул голову обратно в салон.
— Ради чего я вдруг стал бы делать это?
* * *Макс приехал в торговый центр в четыре часа. Он припарковал машину на стоянке у «Сиерз» и вошел в здание. Сейчас он зайдет к Рене, поговорит с ней и окончательно выяснит отношения. А если она опять примется читать ему нотации, то скажет, что у него мало времени, и вообще ему уже пора идти. За все время он так и не сумел придумать ничего, о чем бы с ней можно было поговорить. У неё же подобных затруднений не возникало никогда. С ним она разговаривала исключительно о себе.
Джеки сказала, в половине пятого. Схема проста: женщина подойдет к её столику или же расположится где-нибудь поблизости. Джеки ещё сказала, что в это время в зале всегда полно народу. Если же он сможет приехать раньше, то пусть попробует разыскать её в «Сакс».
За стеклом двери выставочного зала висела табличка: «ДЭВИД ДЕ ЛА ВИЛЬЯ», — было выведено на ней темно-зелеными буквами, а внизу были указаны даты.
Библиотечный столик, покрытый белой тканью, в центре галереи, сплошь увешанные зелеными картинами стены — тростниковые поля в прошлом мальчика на побегушках, считавшего теперь себя художником. С одной из картин смотрит обнаженная Рене…
Она слишком мала, чтобы её можно было разглядеть отсюда, через застекленную дверь выставочного зала, но она там была — на правой стене, третий холст. Макс вошел в зал. Содержимое огромного металлического «сосуда» рядом со входом, казалось, не претерпело никаких изменений — здесь по-прежнему валялись те же самые окурки, фантики и пластмассовый стаканчик — не больше и не меньше. Он увидел Рене.
Она выходила из двери в дальнюю комнату, неся перед собой на подносе нарезанный сыр и крекеры. Подняв глаза, она увидела его, и тут же снова опустила взгляд.
— Рене… — окликнул её Макс.
— А, это ты, — сказала она, опуская поднос на стол, стараясь разместить его строго по центру.
Он подумал, что обознаться и принять его за кого-то другого было бы затруднительно.
— Мне тоже очень приятно.
Она избегала его взгляда.
— В пять у меня открывается выставка. — Она снова поправила поднос, передвинув его примерно на дюйм к себе.
— Я знаю, — ответил Макс, — но мне хотелось бы поговорить с тобой.
— Я очень занята. Разве ты не видишь?
— Я вижу, что тебя занимают чипсы и крекеры, — сказал Макс. — Я всегда знал, что они составляют большую и важную часть твоей жизни.
— Чего тебе надо?
Он помедлил с ответом. К ним приближался уборщик-самородок с серебряным подносом в руках и пиджаком, перекинутым через руку. Макс выжидал, глядя на Рене, тоже ожидавшей спасительного прихода этого выскочки. На Рене была широкая, белая, до пола накидка из легкой, полупрозрачной ткани, похожая на платьице эльфа, или же на те наряды, в которые были на девушках, танцевавших при лунном свете вокруг Стонхенджа.[7] Рене пыталась наверстать упущенное время. «Как все мы», — подумалось Максу. На внесенном Дэвидом подносе были разложены овощи, а в центре был налит какой-то густой соус. Водрузив поднос на стол, он надел, оказавшийся довольно поношенным смокингом, надетым теперь поверх желтой старомодной рубашки, которую молодой возлюбленный его жены носил с потертыми на коленях джинсами.
— Он что, пристает к тебе? — спросил он у Рене.
Полнейший абсурд. А что если даже и так, и он действительно приставал к ней? Что этот сопляк может ему сделать?
— Мы разговариваем, — сказал Макс.
— Нет, — протестующе замотала головой Рене, и от этого шапочка густых черных волос качнулась, но седых волосков видно не было, они исчезли. Она повернулась, собираясь уйти, и в ушах у неё закачались зеленые серьги-колечки. — Я сказала ему, что мы заняты.
— Ты слышал, что тебе было сказано? — переспросил бывший уборщик.
Макс был растерян, продолжая стоять лицом к лицу с этим глазеющим на него уродом в дурацком смокинге, но в то же время осознавая, что Рене вот-вот уйдет, и поэтому он окликнул её.
— Это очень важно.
Это задержало её ровно настолько, чтобы бросить ему в ответ:
— Мне моя выставка важнее.
Знакомая песня? Я работаю. Я тоже работаю. Мне нужно поговорить с тобой. А мне некогда. Я подаю на развод… Возможно это и привлекло бы её внимание. Он снова обернулся к лоху-кубинцу, который вызывал в нем наибольшее раздражение, по сравнению со всем остальным.