Вначале их было двое (сборник) - Илья Гордон

— Что ты так плохо поел? — тревожно спросила Лукьяниха.

— Больше не хочется, мама.

— Далеко ли ходил, сынок?

— Да нет, побродил немного по улице, да и домой.

— Уж не ждешь ли кого?

— Кого мне ждать? Смотрю, не пройдет ли кто-нибудь из знакомых.

Но Лукьяниха чутьем догадывалась, что сын неспроста подошел к окну, что он кого-то искал сегодня, и с добрым лукавством опытного человека не спросила прямо, а начала издалека:

— Да у нас теперь и погулять-то не с кем. Ну, кто из молодых тут остался? Гришка Воробьев, Настя Додонова… Раз-два — и обчелся…

Павел ждал, что вот-вот она назовет ту, которую он, может быть сам себе в этом не признаваясь, искал весь вечер. И напрасно ждал Павел, чтобы мать возобновила прерванный разговор. Весь остаток вечера она говорила совсем о другом.

3

Проснувшись на другой день и позавтракав, Павел отправился на колхозный двор. Там он увидел председателя колхоза Акима Федоровича Касатенко, который осматривал инвентарь: стройными рядами стояли под навесом плуги, сеялки и жатки. Во всем ощущалась внимательная, заботливая рука хозяина. Аким Федорович стоял склонясь над одной из сеялок, озабоченно осматривая сошники. Попыхивая папиросой, он вытащил из кармана платок и тщательно протер очки. Водрузив их снова на нос, председатель, глядя поверх них, стал отмечать что-то в раскрытом блокноте.

Павел невольно улыбнулся: протирал-протирал очки Аким Федорович, а поди ты — через них и не смотрит. Вот чудак человек!

В эту минуту председатель заметил Павла и сделал шаг в его сторону.

— С приездом, Павел Прохорович. Насовсем к нам?

Тон Касатенко был доброжелательный, и то, что он величал его по имени-отчеству, заставило парня крепко пожать руку Акиму Федоровичу и сказать:

— Пока что уезжать не собираюсь.

— Дел у нас много, и хороших. Чему научился в армии?

— Механик-водитель, знаю моторы.

Касатенко развел руками: мол, чего еще желать.

— Приходи в правление, поговорим. Комсомолец?

— Кандидат в члены партии.

— Ну! — воскликнул Аким Федорович. — Тогда повстречайся с Гиршем… Товарищем Гурко. А хозяйство паше осмотрел?

— Не успел еще, Аким Федорович, — ответил Павел.

— А мы понемногу вперед двигаемся, в гору идем. А когда в гору идешь, то иной раз и плечо подставить надо. Вот только с рабочей силой плохо, людей не хватает. Как только кто выберется из колхоза, говори «прости-прощай». И не вспомнит о вскормившем его родном селе. Ты только глянь, что у нас творится — чуть кончат школу, сломя голову за справкой летят: так, мол, и так, в техникум хочу, на курсы, а кто и на завод в мастера метит… Подумай сам, Павлуша… Кабы еще на агронома учились, оно бы куда ни шло, а то ведь навсегда с колхозной жизнью порывают!.. Вот взять хотя бы Сережу Хлюпина. Радовался я, глядя на него… От земли, думал, его клещами не оторвешь. Парень как будто совсем на курсы трактористов собирался, а он, стервец эдакий, взял и смотался отсюда… Говорят, в городе кондуктором работает… А Федя Лаптев — подумай только — истопником устроился… А Лидка Рязанова, сестра твоего друга Ивана, который в армии служит, — ведь что, непутевая, предпочла колхозу? В бане служит, номерки собирает, полы моет, а иной раз, глядишь, и спину кому-нибудь потрет… Одним словом, разъезжаются кто куда… А землю кто обрабатывать будет? Ну, скажи на милость, — с расстановкой говорил председатель, в такт каждому слову стуча пальцами по столу, — кто народу хлеб даст, кто будет страну кормить?

Председатель даже покраснел от волнения. Помолчав немного, он снова заговорил:

— Ну кто у нас из молодежи есть еще? Настя Додонова, Гришка Воробьев, да еще вот Зоя Гурко… На нее я большие надежды возлагал, да и она, чую, что-то замышляет.

Павел насторожился. Из-за нее, собственно, он и собирался здесь задержаться. Если бы не она, он тотчас же уехал бы к армейскому товарищу на Урал — договорились устроиться вместе на какой-нибудь завод.

Откуда-то появился парторг.

— Знаешь его? — спросил Касатенко Павла.

— Кто Гирша Исааковича не знает, — добродушно улыбаясь, пожал руку парторгу Павел.

— О чем вы тут толкуете? — поинтересовался Гирш Исаакович.

— Да вот, рассказываю о наших делах, жалуюсь, что молодежь нас покидает.

— Ничего, еще вернутся, проситься к нам станут, — уверенно сказал парторг и увел Касатенко в правление.

Павел решил зайти к парторгу поговорить насчет работы. Еще вчера он заметил, что здание правления достроили, появился большой зал для заседаний. Он разыскал комнату партбюро, но парторга там не оказалось. Тогда он отправился на ферму, на колхозный двор, но и там его тоже не застал. К обеду он вернулся домой, сел у стола и, подперев голову рукой, начал читать газету. Лукьянихе очень хотелось узнать, встретился ли он с Зоей. Она дала ему поесть и заговорила о девушке. Павел положил газету.

— Наши, наверное, в область поедут… На фестиваль. Славится наша самодеятельность. У них стоящий руководитель, учитель по физкультуре, он и клубом заведует… Недавно «Наталку Полтавку» ставили. Зоя Наталку играла… Настоящая артистка. Тут приезжал представитель из области, с неделю жил в нашей хате, фамилия его Соболевский, он в музыкальном училище преподает. Разговорчивый такой… Все Зою хвалил. У нее, говорит, такой голос, какой был у Оксаны Петрусенко.

Павла задело, что его сравнение еще раньше пришло в голову какому-то Соболевскому, Он хотел спросить, молод ли этот Соболевский, но мать опередила его:

— Еще молодой… Присудил нашим на фестиваль ехать. Только у них подходящих костюмов нету. Касатенко на новые денег не дает. А Гирш молчит, неизвестно, какого он мнения, его на заседании правления не было.

Павел понял — мать не зря рассказала о Соболевском, и, как был, в майке, вышел во двор. Холодное сентябрьское небо, предвещая ненастье, низко нависло над крышами домов, яблони уже не радовали темно-зеленой густой листвой. С реки и выгона тянул сырой ветерок. По улице, громыхая, проплыл тягач с прицепом.

«Что это за Соболевский?» — думал Павел.

Лукьяниха не сказала Павлу, что Соболевский приезжал в село второй раз и его тогда видели с Зоей в клубе, они сидели рядом. И домой Соболевский возвращался поздно, гулял где-то, и, наверное, не один.

4

Гирш Гурко, парторг колхоза, в тридцатых годах по комсомольскому призыву отправился в Донбасс. Ему это было под стать — парень он был здоровенный, с воловьей шеей, чуть опущенной головой и добрыми голубыми глазами.

Гирш, старший сын Ицхока — Исаака Гурко — с десяти лет жил в Харькове, у бездетного брата Моисея, начальника цеха ХПЗ. Проработав в шахте более двух лет, Гирш поступил в машиностроительный техникум, окончил его и работал потом на военном заводе.

В начале войны помощником мастера он уже вместе с заводом выехал на Урал. Летом 1946 года навестил к Дубовке вдову брата, Мотрю, и маленькую племянницу Зою. Видя, как трудно живется Мотре, хотел взять Зою к себе (у него не было детей), но Матрена Григорьевна отказалась отпустить дочку.

Гирш ничего не сказал и вернулся на Урал, где навсегда остался эвакуированный туда завод. Здесь взял расчет и через полтора месяца приехал в Дубовку, купил осиротевший дом (хозяин его — учитель — погиб на войне, жена его и дети покинули Дубовку), сам перестроил его, настлал новые полы, пристроил веранду, вырыл артезианский колодец, развел сад. Все это он сделал постепенно, в течение двух лет. Приехал Гирш Исаакович с женой Еленой, работавшей на уральском заводе счетоводом склада готовой продукции.

Устроившись с жильем, Гирш уже глубокой осенью поехал в райком посоветоваться с секретарем о колхозных делах. Секретарь одобрил намерение коммуниста Гурко купить для колхоза два трактора. Гирш отправился в городищенскую МТС и по доверенности, выданной правлением колхоза, купил два старых трактора ХТЗ, списанных со счета. Затем привез из Харькова (друзья помогли) запасные части к ним.

Вместе с подростками, учениками школы, он вернул тракторам жизнь. Один трактор стал работать в колхозном лесу — вывозил срубленные деревья; другой использовали как двигатель у электропилы. Правда, несколько позже МТС пыталась вернуть оба трактора, но райком стал на сторону колхоза.

В Дубовке появился свой строительный материал, доски, бревна… Позже Гирш приладил к двигателю соломорезку — на плохонькой ферме тогда зимой скоту давали «сечку». Колхозные плотники соорудили восемьдесят ульев. С помощью шефов Гирш в течение полутора лет создал ремонтную мастерскую, в ней уже работали три станка. Бывшие подростки-ученики стали ремонтниками. Гирша избрали парторгом. В Дубовку продолжали возвращаться демобилизованные солдаты, офицеры, партийная организация укреплялась.