Монархи-долгожители - Владимир Сядро

И все же трудно поверить, что королева, которой на тот момент исполнилось 47 лет – весьма почтенный возраст для женщины, – способна была повести себя, как 17-летняя простушка, сбегающая с любовником, чтобы обвенчаться в соседней церкви. Вся ее жизнь подчинялась долгу перед страной, а такой мезальянс оставил бы несмываемое пятно не только на ее репутации – на репутации всей династии.

Против версии тайного брака королевы говорят и другие обстоятельства. Прежде всего Джона Брауна описывают как грубияна. Разумеется, так могли назвать любого, кто вольно или невольно нарушал правила этикета. Но строгость нравов викторианской Англии не допускала ни малейшего намека на пошлость и грубость. За двусмысленное высказывание можно было поплатиться карьерой. К тому же, у Джона был еще один порок, который едва ли мог понравиться королеве: конюх пил, и пил крепко. Если вспомнить строгую мораль той эпохи, когда во главу угла ставились аскетизм, трудолюбие и разумное, осмысленное отношение к жизни, трудно поверить, что королева пошла на поводу у страсти и влюбилась в пьяницу…

Официальные биографы королевы отрицают саму возможность связи между конюхом и Викторией. Не верят в нее и создатели многочисленных книг и фильмов, посвященных Викторианской эпохе. Слишком цельным и достойным был образ Виктории, чтобы подозревать ее в двуличии и нарушении принципов, по которым строилась вся ее предыдущая жизнь. В фильме 1997 года «Миссис Браун» отношения Джона и королевы изображаются как платонические. Вероятнее всего, так и было. Для чего, в таком случае, Виктории идти на невероятный риск и связывать себя узами брака со слугой-шотландцем? С другой стороны, как иначе объяснить ее невероятное предсмертное желание?

Вполне возможно, Джона и королеву связывала вовсе не любовь. Но тогда что? Ответ на этот вопрос можно найти, исследуя обыденную жизнь общества того времени и его увлечения. Викторианская эпоха – это время увлечения спиритизмом. Вера в то, что можно общаться с душами умерших, была очень распространенным явлением. Джон Браун был одним из тех, кто пытался установить связь с загробным миром. Виктория находилась в таком отчаянии после смерти мужа, что готова была забросить государственные дела. Если Джон мог преодолеть пропасть между жизнью и смертью и дать ей возможность пообщаться с Альбертом, пусть даже иллюзорную, то неудивительно, что королева считала его самым близким человеком. И прощала ему и страсть к выпивке, и некоторую неотесанность. Но в этом случае брак между ними был невозможен: ведь Джон был не заменой, а мостом между влюбленными…

Второе обвинение, до сих пор не подтвержденное и не опровергнутое, касается происхождения королевы. Портреты и фотографии Виктории не дают ни малейшего повода усомниться в ее принадлежности к Ганноверской династии: круглое лицо со срезанным подбородком, мясистый нос, пухлые губы бантиком, высокий выпуклый лоб и голубые глаза – все это можно найти на портретах герцога Кентского и Георга III.

Причиной сомнения стали две страшные болезни: порфирия и гемофилия. Одна из них у потомков королевы проявилась, несмотря на то, что взяться ей было вроде бы неоткуда. А второй, наследственной, болезни королева и ее потомство сумели избежать. Впрочем, обо всем по порядку.

Порфирия была настоящим бичом божьим для британского королевского дома. Это редкое наследственное заболевание связано с нарушением пигментного обмена. Основные симптомы порфирии – наличие порфиринов и их производных в моче, которые могут вызывать изменение ее цвета, повышенная чувствительность кожи к солнечному свету, приводящая к ее хроническому воспалению и образованию на ней волдырей, воспаление отдельных нервов, психические нарушения и схваткообразные боли в животе. И дед королевы Виктории, и ее отец страдали порфирией, однако саму королеву и ее потомков болезнь обошла стороной. Единственным исключением, известным медикам, стала внучка Виктории, сестра кайзера Вильгельма II Шарлотта. Но не исключено, что она получила этот ген по мужской линии…

На фоне чудесного избавления от порфирии злой насмешкой судьбы выглядит тот факт, что у наследников Виктории проявилась не менее страшная болезнь – гемофилия. Она выражается в нарушении свертываемости крови. Даже небольшая царапина, которая у здорового человека заживет в считаные дни, может стать смертным приговором для гемофилика. Но не только повреждения кожи опасны: внутренние кровотечения и кровоизлияния приводят к воспалению органов и суставов. Гемофилия в большинстве случаев поражает мужчин, а женщины являются только носителями дефектных генов. Именно поэтому до появления потомков мужского пола трудно определить, есть ли болезнь. Принц Леопольд, родившийся в 1853 году, страдал от гемофилии, Алиса и Беатриса передали ее своим детям…

Все эти факты заставили исследователей тщательно исследовать родословную королевы Виктории. В 1911 году члены британского Общества евгеники Уильям Буллок и Пол Филдс провели тщательное исследование состояния здоровья всех предков Виктории вплоть до семнадцатого колена. В библиотеке Королевского медицинского общества до сих пор хранится их отчет, который так и не был опубликован. Покров молчания, который набросили на выводы исследователей, объясняется просто: несмотря на все усилия, ни у одного из предков королевы не удалось отыскать следы гемофилии… У ее матери были дети от первого брака, и ни у одного из их потомков гемофилия не обнаружена. Что это означает? Возможны два варианта: либо королева Виктория не является родной дочерью Эдуарда Кентского, либо, когда она еще была эмбрионом, в ее организме мутировал ген, отвечающий за появление гемофилии. Вероятность мутации гена оценивают как один шанс из 25 000. Подсчитать же вероятность адюльтера почти невозможно. Но, учитывая, что на карту была поставлена судьба династии, а нравы того времени были далеки от идеала, этот вариант многим кажется более правдоподобным…

Чарльз Гревилл, клерк Тайного совета и мемуарист, который был вхож в Букингемский дворец, был полностью уверен, что у герцогини был любовник. Называет он и его имя: сэр Джон Конрой. Этот отставной капитан ирландской армии был другом Эдуарда, а позже, после его смерти, стал управляющим всей собственностью вдовы. Королева Виктория ненавидела этого человека и в своем дневнике, который она вела с 13 лет, называла его «чудовищем» и «дьяволом во плоти». Эта ненависть однажды сослужила королеве плохую службу. В 1839 году, обнаружив, что у одной из фрейлин ее матери округлился живот, она тут же обвинила в этом именно Джона Конроя. Однако Флора Гастингс – история сохранила имя фрейлины – прошла медицинский осмотр и доказала, что никогда не знала мужчины. Выпуклый живот оказался следствием водянки, от которой она вскоре умерла… Разразился скандал, в карету королевы полетели тухлые яйца. Однако почему подобное обвинение вообще прозвучало в адрес Конроя? Герцог Веллингтон (его слова были записаны Гревиллом) считал, что Виктория однажды застала мать и Джона в неподобающей ситуации. Вероятно, многое могла бы поведать баронесса Спэф – компаньонка матери Виктории. Ее удаление из Кенсингтонского дворца в 1829 году наделало немало шума.