Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918 - Пайпс

Чтобы прояснить недоразумение, которое могло возникнуть в Петрограде в связи с ответом Корнилова на вопросы, поставленные Львовым (никто в Могилеве еще не заподозрил в нем самозванца), Лукомский послал правительству телеграмму за своей подписью, подтверждавшую, что для сохранения боеспособности армии необходима твердая власть60.

Во второй половине дня Савинков, который не знал пока о махинациях Львова, но подозревал, что произошла какая-то грандиозная ошибка, связался с Корниловым по прямому проводу. Рядом с ним находился В.А.Маклаков, вступивший под конец в разговор61. Ссылаясь на последнюю телеграмму Лукомского, Савинков отметил, что во время своего визита в Могилев не поднимал политических вопросов. В ответ Корнилов в первый раз упомянул те три варианта, которые В.Н.Львов предложил ему на выбор. Он сказал также, что Третий кавалерийский корпус движется к Петрограду по распоряжению правительства, переданному через Савинкова. «Я глубоко убежден, что совершенно неожиданное для меня решение правительства принято под давлением Совета рабочих и солдатских депутатов <...> Я твердо заявляю, что <...> я со своего поста не уйду», — сказал Корнилов и добавил, что был бы рад приезду министра-председателя и Савинкова в Ставку, ибо «недоразумение могло бы быть устранено при личных объяснениях».

В тот момент отношения еще можно было поправить. Если бы Керенский проявил в связи с обвинениями против Корнилова такую же осмотрительность, какую за месяц до этого выказал в деле Ленина, и потребовал «документальных свидетельств», неопровержимо доказывающих факт «государственной измены», всего этого можно было бы избежать. Но Керенский, опасавшийся подвергнуть репрессиям Ленина, не был заинтересован в примирении с генералом. Когда Милюков, узнав о развитии событий, предложил свою помощь в качестве посредника, Керенский ответил, что примирение с Корниловым невозможно62. Отверг он и аналогичные предложения послов союзных держав63. Люди, видевшие в этот период министра-председателя, утверждали, что он пребывал в состоянии полной истерики64.

Для предотвращения разрыва Временного правительства с генералами нужно было только одно: чтобы Керенский (или его доверенное лицо) прямо спросил Корнилова, давал ли тот полномочия Львову требовать от его имени диктаторских прав. На этом настаивал Савинков, но Керенский отказался65. То, что Керенский не сделал этого шага, может иметь только два объяснения: либо он находился в таком психическом состоянии, что не мог рассуждать здраво, либо сознательно решил порвать с Корниловым, снискав себе таким образом славу спасителя революции и нейтрализовав давление слева.

Узнав от Корнилова о действиях Львова, Савинков поспешил в приемную министра-председателя. Там он столкнулся с Некрасовым, который сказал, что искать примирения с Корниловым поздно, так как он уже разослал в вечерние газеты заявление, в котором министр-председатель обвиняет Верховного главнокомандующего в государственной измене66. Это было сделано вопреки обещанию, данному Савинкову Керенским, что он воздержится от публикации такого заявления до тех пор, пока не переговорит с Корниловым67. Несколько часов спустя вышли специальные выпуски газет, содержавшие сенсационное заявление, подписанное Керенским, но составленное, как говорили, Некрасовым68. По мнению Головина, Некрасов намеренно поторопился с его публикацией, чтобы упредить доклад Савинкова о разговоре с Корниловым*.

* Головин. Контрреволюция. Т. 1. Ч. 2. С. 35. Некрасов, игравший при Керенском серого кардинала, был фигурой несомненно зловещей и в продолжение 1917 г. склонял министра-председателя влево. Инженер, профессор Томского политехнического института и один из лидеров левого крыла партии кадетов, он оказался замешан в неудачном покушении на жизнь Ленина 1 января 1918 г., но был вместе с другими прощен и, сменив имя, пошел на службу к большевикам. Впоследствии личность его была установлена, и, кажется, он был арестован (Яковлев Н. 1 августа 1914. М., 1974. С. 226-232).

Вот что было написано в заявлении: «26 августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной думы Владимира Николаевича Львова с требованием передачи Временным правительством генералу Корнилову всей полноты гражданской и военной власти с тем, что им по личному усмотрению будет составлено новое правительство для управления страной. Действительность полномочий члена Государственной думы Львова сделать такое предложение была подтверждена затем генералом Корниловым при разговоре со мною по прямому проводу»69. Далее в заявлении говорилось, что с целью воспрепятствовать попыткам «некоторых кругов русского общества» использовать существующие трудности для «установления <...> государственного порядка, противоречащего завоеваниям революции», правительство уполномочило министра-председателя сместить с должности генерала Корнилова и объявить в Петрограде военное положение.

Обвинение Керенского повергло Корнилова в ярость, ибо затрагивало в нем самую чувствительную струнку — его патриотизм. Прочитав заявление, Корнилов счел Керенского уже не пленником большевиков, а автором мерзкой провокации, направленной против него и армии. В ответ он выпустил собственное воззвание, подготовленное В.С.Завойко, которое разослал всем командирам фронтовых частей*. Вот что в нем говорилось:

* Делец, ударившийся в политику, Завойко был своего рода антиподом Некрасова и подталкивал Корнилова вправо. О нем см.: Мартынов. Корнилов. С. 20—22.

«Телеграмма министра-председателя <...> во всей своей первой части является сплошной ложью. Не я послал члена Государственной думы Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне как посланец министра-председателя. <...> Таким образом, совершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу отечества.

Русские люди, великая родина наша умирает!

Близок час кончины!

Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского Генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье, убивает армию и потрясает страну внутри. <...>

Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо кроме сохранения великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни»70.

Это уже был мятеж. Как признал впоследствии Корнилов, он решился на открытый разрыв с правительством, потому что оно обвинило его в открытом восстании, то есть в измене. Головин считает, что Керенский своими действиями спровоцировал Корнилова к бунту71. С этой оценкой можно согласиться, но с уточнением: Корнилов восстал лишь после того, как был обвинен в восстании.

Как видно из нескольких воззваний, выпущенных Керенским 28 августа, он стремился обострить, а не сгладить конфликт. В одном из воззваний он призывает всех армейских командиров не подчиняться распоряжениям Корнилова, «изменившего родине»72. В другом, объясняя причины продвижения корпуса Крымова к Петрограду, идет на прямую ложь: «Восставший на власть В[ременного] Правительства] бывший Верховный главнокомандующий ген. Корнилов, заявлявший о своем патриотизме и верности народу в своих телеграммах, теперь на деле показал свое вероломство. Он взял полки с фронта, ослабив его сопротивлением нещадному врагу — германцу, и все эти полки отправил против Петрограда. Он говорит о спасении родины — и сознательно создает братоубийственную войну. Он говорит, что стоит за свободу, и посылает на Петроград туземные дивизии»73. Действительно ли Керенский забыл, как он утверждал впоследствии, что за неделю перед этим сам приказал направить в Петроград под свое командование Третий кавалерийский корпус?74 Поверить такому объяснению трудно.

В течение трех последующих дней Корнилов безуспешно пытался убедить всех «вырвать отечество из рук продажных большевиков, заседающих в Петрограде»75. Он обращался с призывами к регулярной армии, к казачеству, приказал Крымову занять Петроград. Его морально поддержали многие генералы, славшие в адрес Керенского телеграммы с требованиями изменить отношение к Верховному главнокомандующему76. Но ни они, ни консервативные политики к Корнилову не присоединились, ибо были сбиты с толку дезинформацией, распространявшейся Керенским, который, откровенно искажая события, представлял главнокомандующего мятежником и контрреволюционером. То, что ни один из видных генералов не последовал за Корниловым, лишний раз свидетельствует о том, что они не состояли с ним в заговоре.