Оптинские старцы - Наталья Горбачева

На третий день после кончины состоялись похороны. За краткое время жития преподобного в пинежских лесах его узнали многие из ссыльных как отзывчивого, чуткого, достойнейшего пастыря. Все они в этот день собрались, чтобы дать почившему последнее целование. Одних священнослужителей было 12. Удивительно, что все они за неделю до кончины о. Никона находились на работах в лесу за много километров от своих жилищ. И вдруг были отпущены. Точно Никон преподобный ждал их возвращения и не умирал. Точно на погребение его они были отпущены.

«Преподобный Феодор Студит, сам бывший в ссылке, ликует и радуется за умирающих в ссылке» — это строчка из последнего письма смертельно больного 44-летнего старца оптинского Никона, который причислен к лику православных святых в чине исповедника, другими словами, мученика, претерпевшего жестокие испытания за Христову веру, однако мирно скончавшегося после перенесенных страданий.

В эпоху духовного и материального процветания Оптиной пустыни, продолжавшегося около ста лет до революции, помимо тех старцев, о которых рассказано в этой книге, существовали и другие, не столь заметные, однако имевшие благодатные дары рассуждения и прозорливости. Но наша повесть о тех 14 преподобных оптинских отцах, которые более других потрудились в старческом служении своему отечеству и сподобились быть причисленными к лику святых Православной Церкви. Дни их памяти нынче включены в общий круг годового богослужения.

Многие из преподобных оптинских старцев предвидели «гнев, наныдвижимый», скорбели о том, но воспринимали его как справедливый суд Божий. Ныне, когда еще не успокоилось житейское море России и старцы нынешние скрыты от масс народа, все же нет повода к унынию: преподобные оптинские старцы предстоят престолу Божию и молят Господа о России и о каждом, кто прибегает к их святой помощи.

Последний настоятель Оптиной пустыни священномученик Исаакий был старцем по древнему обычаю, когда игумен монастыря совмещал начальническое и старческое служение, будучи, как муж в семье, главой и отцом. Именно за это он и пострадал, приняв мученический венец от безбожной власти в 1938 году. Сбылось слово оптинского блаженного Василия. Преподобный Нектарий рассказывал, как появился в монастыре будущий архимандрит Исаа-кий: «Блаженный Василий привел его к батюшке Амвросию, говоря:

— Поклонитесь в ножки ему, это будет последний оптинский архимандрит, — а самому юноше сказал: — Тебя казнят».

По дороге в трапезную блаженный Василий призывал богомольцев: «Поклонитесь последнему оптинскому архимандриту…»

Благочестивый юноша Иван Бобриков (так звался в миру о. Исаакий) поступил в Оптину в 1884 году в возрасте 19 лет. В выборе этого пути много помог пример его глубокопочитаемого родителя, который уже монашествовал в Оптиной и закончил свои дни схимником Николаем.

Путь послушничества Ивана был долгим, только через 13 лет он вошел в число оптинской братии, а еще через два года, в 1899 году, был пострижен в мантию с именем Исаакий. На откровение помыслов он ходил к старцу Иосифу. Когда монаха Исаакия посвятили в священнический сан, тогда же, по послушанию, он стал уставщиком обители, наблюдавшим за правильным чинопоследованием церковных служб. Для этого пришлось внимательно изучить устав.

После кончины родителя, тихо и незаметно проведшего свою иноческую жизнь в монастыре, сын часто ходил на его могилу, и духовная связь между ними не прерывалась. Однажды о. Исаакий в чем-то не поладил со скитоначальником о. Феодосием, возникло между ними легкое неудовольствие. Спустя некоторое время о. Феодосий пришел к нему и рассказал, что видел во сне схимонаха Николая, который грозился на них с о. Исаакием. Задумался о. Исаакий, когда услышал рассказ. Потом тихо произнес единственное слово: «Чует!..» Мир после этого был восстановлен и больше никогда не нарушался.

В 1914 году на место почившего настоятеля о. Ксенофонта оптинская братия единодушно избрала смиренного и рассудительного о. Исаакия. Вскоре он был возведен в сан игумена, затем архимандрита. Не знаменательно ли, что старческий крест Господь возложил на своего избранника в несчастный для России год — начала первой мировой войны, которая по злому умыслу врагов отечества превратилась из империалистической в гражданскую. Крест сей становился все тяжелее: сначала война, потом революция, разруха и гонение на Церковь.

«По своей примерной, истинно монашеской жизни он был вполне достоин занять столь высокий пост, — вспоминала шамординская монахиня Мария (Добромыслова). — Очень большого роста, внушительной и благолепной наружности, он был прост как дитя и в то же время мудр духовной мудростью». В условиях начавшейся войны монастырю был нужен именно такой духоносный пастырь — с несокрушимой верой, великой мудростью и всепрощающей любовью. Восприняв дар старчества непосредственно от великих оптинских старцев, игумен Исаакий стал достойным продолжателем их делания — молясь и трудясь.

Архимандрит Исаакий, внимательный к огромному хозяйству монастыря, все дела вел соотносясь с Евангельскими заповедями, за внешними обстоятельствами прежде всего видел души людей с их слабостями и немощами и заботился о спасении их. Ярким примером служит собственноручная записка игумена, выданная им незаконному порубщику леса, в которой говорится, что виновный крестьянин «за свой проступок — покражу дерева с Макеевской дачи пустыни — на сей раз прощается, так как просит прощения и обещает более не делать».

Ректор Тверской семинарии, будущий митрополит Вениамин (Федченков), вспоминал об о. Исаа-кии: «Он перед служением литургии в праздники всегда исповедовался духовнику. Один ученый монах, впоследствии известный митрополит, спросил его: зачем он это делает и в чем ему каяться? Какие у него могут быть грехи? На это отец архимандрит ответил сравнением: «Вот оставьте этот стол на неделю в комнате с закрытыми окнами и запертой дверью. Потом придите и проведите пальцем по нему. И останется на столе чистая полоса, а на пальце — пыль, которую и не замечаешь даже в воздухе. Так и грехи: большие или малые, но они накапливаются непрерывно. И от них следует очищаться покаянием и исповедью».

За год до революции последний раз Оптину посетили представители дома Романовых — великий князь Дмитрий Константинович и княгиня Татьяна Константиновна. Как всегда торжественно встречала обитель царственных паломников, служил литургию настоятель Исаакий.

К концу 1916 года в монастыре уже чувствовался недостаток в жизненно необходимых вещах, однако это не стало поводом для отказа в помощи пострадавшим от войны. До минимума были сокращены собственные потребности, но беженцам из Польши и Белоруссии была отдана одна из гостиниц, для больных тифом — больничный корпус, затем еще гостиница — для приюта осиротевшим детям.