История одного предателя - Борис Николаевский

В результате победа Азефа была полная: он завоевал настолько полное доверие Герасимова, что последний еще и теперь сомневается, верны ли имеющиеся в литературе сведения относительно роли Азефа в период организации убийств Плеве и вел. кн. Сергея, т. с. того периода, когда Герасимов не имел никакого личного соприкосновения с Азефом. Что же касается до тех лет, когда Азеф работал под непосредственным руководством Герасимова, то последний до сих пор готов ручаться, что Азеф полностью и во всем был с ним искренен. «За этот промежуток времени, — пишет Герасимов в своих записках, — я принимаю всю ответственность за провокационные действия Азефа, если таковые имели место, и смею утверждать, что со стороны Азефа я никогда не был обманут, а о провокации даже говорить не приходится».

Это заявление весьма самонадеянно, — и дальше мы увидим, что Азеф от Герасимова все же скрывал очень многое, а, главное, готовил такой удар, который был бы ударом грома для Герасимова. По существу, отношение Азефа к Герасимову ничем не отличалось от его отношения к Ратаеву, полное доверие которого он завоевал для того, чтобы позднее использовать его в своих целях.

Разница была только в том, что положение Азефа теперь было значительно более трудным, обстановка — более сложной, — и потому платить за нужное доверие приходилось более дорогой ценой. Но для характеристики отношения Герасимова к Азефу его готовность и теперь еще «ручаться» за последнего в высшей степени интересна. Тот факт, что Азеф, уже скомпрометированный в глазах полиции, сумел завоевать такое доверие со стороны Герасимова, — человека, вообще говоря, отнюдь не склонного к излишней доверчивости, — едва ли не лучше всего свидетельствует, каким хорошим знатоком людей был Азеф и как ловко он умел нащупывать слабые стороны их характера.

Свои отношения к Азефу Герасимов строил на базе внимательного отношения к интересам последнего. Азеф рассказывал, — передает Герасимов, — что в прежние годы ему была обещана Департаментом на случай провала пенсия или устройство места в качестве инженера на одном из глухих заводов Урала. Герасимов откровенно заявил, что Азеф не должен особенно полагаться на подобные обещания, так как Департамент не имеет привычки их честно выполнять. Вместо этого Герасимов дал Азефу совет начать теперь же копить деньги про черный день и для этого по собственной инициативе, без прямой просьбы Азефа, увеличил вдвое оклад его жалованья, повысив его до 1000 руб. в месяц. «Я посоветовал ему, — рассказывает Герасимов, — это жалование не тратить, — он ведь получал деньги на жизнь от партии, — а все целиком класть в банк на текущий счет. Азеф последовал этому совету, и составил завещание, хранившееся у меня, согласно которому все эти деньги в случае его смерти должны быть пересланы его жене».

Одновременно были приняты все возможные меры для предупреждения «провала» Азефа. Его задачи, как агента, были точно определены. О разных «мелочах», — о литературно-издательской деятельности, об отдельных лицах, о провинциальных организациях и т. п., — он мог ничего не сообщать, даже если и имел данные: «об этом всем мы могли получать сведения и из других источников», — говорит Герасимов. Его задачей становилась информация исключительно о людях и событиях центрального значения, — обо всем, что делается в Центральном Комитете партии, в ее Совете, на съездах и конференциях, а равным образом в центрах тех фракций Государственных Дум, которые были близки к социалистам-революционерам, — т. е. в трудовой группе, а позднее и в партийной фракции с.-р. Специальной и особо важной его задачей была, конечно, информация Герасимова обо всем, что происходит в Боевой Организации: так как Герасимов знал, что Азеф является верховным руководителем последней, то Азеф был сделан прямо ответственным перед Охранным Отделением за все ее действия. Ни один ее шаг не должен бы быть совершен без того, чтобы Охранное Отделение о нем не было заранее осведомлено. Взамен этого Герасимов гарантировал, что со своей стороны он все свои действия в отношении указанных организаций, обслуживаемых Азефом, будет предпринимать по соглашению с последним, а информация, доставляемая последним, будет держаться в строжайшей тайне даже от Департамента для того, чтобы предупредить возможность выдачи секретов кем-либо из чиновников последнего.

Азеф «работал» очень хорошо. Его информация была исключительно богата фактическими указаниями, исключительно ценна и точна. Именно от него Герасимов получал основную информацию о настроениях оппозиционных и революционных групп в Государственной Думе, которая в течение первых месяцев работы Азефа с Герасимовым, стояла в центре политической жизни всей страны. Его сообщения, поэтому, составляли основной материал и для ежедневных докладов Герасимова министру Столыпину, который скоро обратил внимание на эту ценную информацию и пожелал узнать ее источник. Герасимов рассказал Столыпину все, что сам знал об Азефе, его прошлом и его теперешней роли в партии.

Личность Азефа живо заинтересовала Столыпина, который после этого стал специально расспрашивать Герасимова относительно сообщений Азефа и в тех случаях, когда тот или иной для него особенно интересный вопрос Азефом еще не был достаточно выяснен, Столыпин просил Герасимова задать этот вопрос Азефу. Позднее Столыпин несколько раз в беседах с Герасимовым выражал даже желание лично встретиться с Азефом для того, чтобы в устной беседе подробнее ознакомиться с настроениями и взглядами, распространенными в революционной среде.

Такую встречу Столыпина с Азефом Герасимов по разным причинам устроить не мог, но вопросы Столыпина Азефу передавать ему приходилось часто. Касались они, конечно, не чисто полицейских дел, — об этих делах достаточно подробно расспрашивал Азефа и сам Герасимов. Столыпин обычно интересовался знать, какова, по мнению Азефа, будет реакция революционных групп на то или иное подготовляемое правительством мероприятие, какие группировки внутри думских фракций существуют по тому или иному вопросу и т. д. Азеф знал, кто именно ставит перед ним эти вопросы, был, несомненно, польщен вниманием к нему Столыпина и с особенным старанием давал свои ответы, являвшиеся по существу настоящей политической экспертизой.

Порою Столыпин интересовался и личным мнением Азефа относительно того или иного вопроса. Герасимов, в частности, вспоминает, что в период разгона I Госуд. Думы ему пришлось передавать Столыпину мнение Азефа относительно введения в состав правительства так называемых «общественных деятелей», т. е. представителей умеренно-либеральных кругов; (речь тогда шла персонально о Шипове, Гучкове и др.): Азеф был горячим сторонником этого введения и всячески стремился доказать его полезность и даже необходимость. Равным образом вспоминает Герасимов и ответы Азефа на вопрос Столыпина относительно аграрной реформы последнего: Азеф стоял за уничтожение сельской общины и за создание частнособственнического крестьянства, как лучшего оплота против грозящей стране аграрной революции.

Вообще, по рассказам Герасимова, Азеф в вопросах политических высказывался «как умеренный кадет или вернее как левый октябрист». Столыпин всегда с живейшим вниманием выслушивал все подобные сообщения Герасимова, — и только удивлялся, как это человек подобных взглядов может входить в состав политического центра партии социалистов-революционеров, которая занимает совсем иную позицию…

В свое время, в дни после разоблачения Азефа, всех поразило определение роли последнего, данное в первом правительственном сообщении по этому делу: как известно, тогда он был назван «сотрудником правительства». Все были уверены, что это только злополучная обмолвка составителя сообщения, который «агента полиции» назвал небывалым титулом «сотрудника правительства». В свете приведенных выше рассказов Герасимова выражение правительственного сообщения приобретает иной смысл: если даже оно и было по оплошности включено в документ, предназначенный для опубликования, то по существу оно, несомненно, более точно отвечало действительной роли Азефа за последние годы его работы на полицию, чем стереотипное название «агент полиции».

Глава XIII

Большой поход Азефа-Герасимова-Столыпина против Боевой Организации

Так проходили недолгие месяцы существования первой Государственной Думы, период коротких каникул, установленных для деятельности Боевой Организации.

К концу этого периода стало ясно, что никакого соглашения между Государственной Думой и правительством состояться не может и что спор будет решен силой: кто кого победит. В подобной обстановке отказ от террора с точки зрения руководителей партии переставала быть правильным.

Последний толчок для пересмотра вопроса дало обращение в Центральный Комитет со стороны Севастопольской Организации. Руководитель Боевой Дружины последней, специально для этого приехавший в Петербург, настоятельно потребовал разрешения убить адмирала Чухнина. Общее решение о необходимости устранить последнего партией было принято еще давно, — немедленно после кровавого подавления Чухниным Севастопольского восстания в ноябре 1905 г. Был сделан целый ряд попыток привести в жизнь это решение, — все они до сих пор терпели неудачу. Сомнений относительно необходимости этого акта у Центрального Комитета, таким образом, быть не могло. Вопрос, следовательно, стоял в общей форме: продолжают ли оставаться в силе те соображения, которые заставили Совет Партии за неполных два месяца перед тем принять решение об общей приостановке террористической деятельности. Приехавший севастополец доказывал, что устранение Чухнина не только не окажет вредного влияния на агитационную деятельность партии, но, наоборот, именно с этой точки зрения оно больше всего необходимо: по общей оценке всех севастопольцев, оно поднимет там революционное настроение, — особенно настроение солдат и матросов, которые больше всего ненавидят Чухнина. А это особенно важно для партии в данный момент, когда она напрягает все усилия в первую очередь для подготовки военных восстаний. Центральный Комитет согласился с этими доводами и дал севастопольцам просимое ими разрешение. Чухнин вскоре действительно был убит: этот акт был совершен добровольцем-матросом Акимовым, который после убийства смог благополучно скрыться.