Утомленное солнце - Владимир Колычев

У Артема вчера был трудный день. И сегодня ничего хорошего. Силы на исходе, нервы измотаны. Он не должен был этого делать. Да только ноги сами понесли его к Хоботову, рука сама поднялась…

– Ах ты, гнида!

Он вложил в этот удар всю свою силу. Хоботов перелетел через стол, сбил лавку, растянулся на полу. Замполит склонился над ним. Ошалело посмотрел на Артема.

– Ты ж его убил!

Но замполит ошибался. Хоботов был жив. Но в нокауте он провел не менее двух часов. За это время много чего произошло. Сначала в штабную землянку ворвался особист. Немедленно обезоружил Артема, произвел арест. И доложил по инстанции. К тому времени, когда Хоботов пришел в себя, Артем уже находился на гауптвахте при штабе дивизии. Даже вмешательство самого комдива не смогло снять наложенный на него арест. Если б особисты воевали с внешним врагом так же хорошо, как с внутренним, немцев бы уже давно отбросили к стенам Берлина…

Артем знал, кто стоит за Хоботовым. Но не знал, чем это могло для него обернуться.

Два дня он провел на дивизионной гауптвахте, а затем его отправили в штаб фронта. Там им занялась госбезопасность.

Артема обвиняли ни много ни мало в покушении на жизнь старшего командира. Но бдительный чекист был не прочь пришить ему предательство и шпионаж.

– Я понимаю, что вам, подследственный Гудимов, не хочется признаваться в том, что вы являетесь шпионом и предателем Родины… И вы в этом не признаетесь… Или признаетесь?

– Я никогда не был шпионом.

– Но в плену-то у немцев вы были?

– Не был.

– Пять раз были на территории, занятой врагом, и ни разу не были в плену… Так не бывает.

– Четыре раза, – поправил Артем. – Что, четыре раза были в плену?

– Нет. Четыре раза был на оккупированной территории. Но я же летчик, меня сбивают…

– На данный момент не имеет значения, кто вы такой, летчик или наводчик… Наводчиком вы стали потом, да? Сначала вы попали в плен, а потом стали наводчиком…

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – нахмурился Артем.

– Сейчас поймете… В июне сорок первого года вы попали в плен к немцам. Там в отношении вас была проведена удачная вербовка, вам была присвоена агентурная кличка… Какая кличка была вам присвоена?

Вопрос прозвучал как хлопок бича. Артем поежился. В классе полуразрушенной школы было холодно. Заделанные фанерой окна были плохой защитой от ледяного ветра. Железная печка давала больше дыма, чем огня. Но полковнику хоть бы хны. На нем овчинный полушубок. Артем же в одной гимнастерке. Пока что при шпалах и наградах, но уже без ремня.

– Не был я в плену у немцев. Никто мне ничего не присваивал…

– А как же последнее ваше проникновение в тыл к немцам. Вы связались со своим руководителем, передали ему информацию о дислокации военных аэродромов…

– Это не было проникновением в тыл. Я попал в зону боевых действий. Принял бой, в результате которого уничтожил четыре единицы личного состава…

– А сами остались живы? – усмехнулся полковник. – Вы прямо герой какой-то…

– Не какой-то, а Герой Советского Союза, – сверкнул взглядом Артем.

– Ну в воздухе, вы, может, и герой, а на земле…

– На земле я захватил немецкий самолет…

– Да, я знаю, – поморщился полковник. – Техника секретная…

– Вот видите, вы все сказали… А что касается моего последнего падения на территорию врага, вы можете спросить у капитана Ковальчука. Он все видел…

Артем назвал армию, полк. Чекист записал данные без видимой охоты. Уж очень хотелось ему разоблачить шпиона.

Но разоблачение не состоялось. Особисты разыскали капитана Ковальчука, тот подтвердил, что после приземления Артем вступил в наземный бой с врагом. И захваченный им секретный «Густав» опровергал все подозрения на его счет.

Полковник был раздосадован. Внешне это, может, и не проявилось. Зато выразилось в приговоре военного суда. И в дальнейших действиях.

По приговору трибунала за покушение на жизнь своего командира Артем был разжалован в рядовые, лишен права ношения боевых наград. Свою вину перед Родиной он должен был искупить службой в переменном составе штрафного батальона сроком на два месяца.

Артем знал, что для летчиков существует особая штрафная эскадрилья. Машины старые, боевые вылеты в зачет не идут. Штрафных летчиков посылали на самые трудные участки фронта. Прикрытие переправ на Волге, штурмовые атаки аэродромов противника, скоплений танков. И так до первого ранения… Что ж, пусть будет так, лишь бы летать…

Да, его посылали в штрафную эскадрилью, а не батальон. Ведь он боевой летчик, ас, но Герой Советского Союза. Председатель трибунала должен был понимать, что разбрасываться хорошими летчиками нельзя…

Но, увы, надежды Артема не оправдались. То ли там, наверху, кто-то бросил в него камень в наказание за сына секретаря ЦК партии, то ли раздосадованный полковник дернул за какой-то рычажок. Так или иначе, Артема отправили в самый настоящий штрафной батальон, находившийся в распоряжении даже не Сталинградского, а Донского фронта.

На этом фронте действовала 16-я воздушная армия, но командованию этого объединения не было известно, что в состав штрафного батальона зачислен бывший подполковник, бывший Герой Гудимов. И генерал Хрюкин его не выручал. Возможно, в результате чьих-то происков он просто-напросто потерял Артема из виду…

Глава двенадцатая

Январь, снег, лютый мороз, ледяной ветер, продирающий до костей. Артем трясся в бортовой полуторке. Офицерская форма заменена бэушной солдатской. Вшивая телогрейка с зашитой дырочкой напротив сердца. Видимо, ее сняли с убитого солдата, выстирали и перевели в третью категорию бывших в употреблении вещей. На ногах холодные брезентовые сапоги. Чтобы хоть как-то удержать тепло, поверх портянок ноги были обмотаны технической бумагой. Вместе с Артемом в грузовике тряслись четыре таких же штрафника, как он. Бывших офицеров среди них не было.

Он помнил, как летал на «ишаках» в свирепые финские морозы. С ума можно было сойти от холода, до аэродромов еле дотягивали. Но сейчас было еще холодней. Артем не верил, что доедет до расположения штрафбата живым.

И все же доехал. С трудом перевалился через борт, упал на землю. Его трясло как в лихорадке. До жути хотелось добраться до железной печки или просто до костра. Вопрос жизни и смерти. Еще его мог спасти горячий чай…

Это был какой-то рабочий поселок. Длинные некогда жилые бараки в ряд, большей частью разрушенные, небольшие кирпичные здания. Частью разрушенные, частью целые вышки, местами разорванная колючая проволока… Нет, это был не поселок. Чуть позже Артем узнал, что штрафная часть размещалась на территории бывшего лагеря для уголовников. При немцах этот объект использовался как пересыльный пункт для военнопленных. Сейчас же здесь разместили штрафную роту…

Это была именно рота, а не батальон. Кем-то санкционированные свыше чудеса продолжались. Отличие штрафных батальонов от рот заключалось в том, что в одних были собраны под единое начало разжалованные офицеры, а в других – солдаты и уголовники…

Вновь прибывших штрафников оставили возле штабного здания. Сопровождающий офицер отнес их документы. Когда их просмотрят, когда пригласят на беседу, неизвестно. А мороз все крепчает. И есть хочется, сил нет. Ноги уже не держали, голова от бессилия шла кругом.

Лейтенант безопасности вышел из штаба через полчаса. На нем овчинный полушубок, глаза масляные, щеки румяные – видать сто грамм походя хватанул. Он прошел мимо штрафников, сел в кабину полуторки и был таков. Даже ни на кого не глянул.

А штрафники продолжали стоять в ожидании свой участи. Впрочем, участь их и без того была решена. Их всех бросали в жернова штрафной роты и передовой, на выходе должна была получиться мука кровавого помола…

Наконец, на мороз выскочил офицер в наброшенном на плечи полушубке.

– Рядовой Гудимов! – позвал он.

Из всего административного здания под штаб была отведена одна-единственная комната. Здесь пылала жаром железная печь. И окна заделаны фанерой. Остальные помещения были без окон и не отапливались.

В комнате Артем увидел трех офицеров. Пехотный капитан – темное от фронтовых невзгод лицо, невысок ростом, тело отнюдь не атлетического сложения, но чувствовалось в нем крепкая жила. На гимнастерке два ордена Красной Звезды, медаль «Тридцать лет РККА». По правую от него руку располагался молодой совсем еще парень в очках, петлицы политрука. Нет больше такого звания, еще осенью сорок второго политический состав армии был приравнен к командному. Значит, этот парень должен носить в петлицах три командирских кубаря. И у этого награда. Медаль «За отвагу» на прямоугольной колодке.

Лейтенант госбезопасности держался особняком. Он сидел у печи и подбрасывал в топку дровишки.

– Рядовой штрафной роты Гудимов, – тускло представился Артем.