Один день ясного неба - Леони Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей не хватало секса.
До Тан-Тана у нее были серьезные отношения с тремя мужчинами. Она была хорошая любовница, что бы там ни говорила Микси: изобретательная, чувственная, даже умелая. Ее исцеляющие руки помогали мужчине замедлить темп движений, помогали особенно прытким, кончавшим слишком быстро. Ей нравились замысловатые ритуалы, предваряющие секс с самого первого шага. Это было не просто приятно или интимно, это было увлекательно!
Она скучала по телу мужа. Чем дольше она обходилась без него, тем меньше представляла себе, что бы с ним можно было сделать.
То, что она вот так ворвалась к Микси, было смешно. Эта внезапно обуявшая ее потребность доказать, что все эти чувства ей хорошо знакомы и она может все это проделывать, удивила ее.
«У тебя было вполне достаточно мужчин, прежде чем горькая скука не проникла в тебя до мозга костей».
Серьезные отношения с четырьмя мужчинами, если считать Завьера Лоуренса Редчуза.
Нет-нет, его она исключила.
Она остановилась, ощутив сомнения, потом заглянула за складную ширму. Она положила подбородок на деревянную раму, ища взглядом шезлонг, который ожидала встретить. Потом провела пальцем вниз по краю ширмы. Подумала, что сейчас на нее смотрят мужчины. Тан-Тан смотрит.
Завьер смотрит.
Его имя возникло у нее на губах. Произнесла его медленно: Завь-ер.
Она вильнула задом, присела на корточки, покрутила головой вправо-влево, улыбнулась воображаемым зрителям, с удовольствием наблюдавшим за ней, помахала им рукой. Потом качнулась на одной ноге, слегка потеряв равновесие, и, подняв руку, понюхала свою подмышку. Разумеется, она бы никогда не стала продавать свое тело. Кто бы мог назначить за него цену?
Она выпятила нижнюю губу и вздохнула.
Что, Тан-Тан ее так наказывал? Какой мужчина отказался бы от женского тела, распластавшегося перед ним в ожидании?
Ублюдок!
Прекрати!
Почему ты не злишься?
Неужели все шлюхи спят так тихо? Как младенцы в кроватке?
Этот бордель был весь какой-то чересчур аккуратный. И какой мужчина здесь мог бы облапить женщину, тискать ее и грубо трахать?
Анис скинула сандалии и, высунув лодыжку из-за ширмы, повертела ею в воздухе. Потом высунула руку и помахала ею.
— Приветствую тебя, радетель!
Она старалась вести себя терпеливо. Мужчина ведь не женщина. Но в конце концов она спросила Тан-Тана напрямик. Стоя в дверях комнаты, где он ткал, среди иголок и мягких ворохов ткани, валявшихся под его ногами.
— Я хочу спросить, что с нами происходит, Тан-Тан? Ты рассердился, что я сказала «нет»? Тебе плохо? Ты расстроен? Ты… больше не хочешь меня? Потому что я так долго не выдержу.
Он оторвал взгляд от ткацкого станка и спокойно взглянул на нее: в его глазах была бездонная пустота. Прошло три минуты, и он ни слова не произнес, а лишь смотрел сквозь ее голову, и эти минуты показались ей вечностью, — и она закричала и, дрожа всем телом, медленно ушла.
После того раза любой ее вопрос мог показаться мольбой. И теперь она бы ни за что в жизни не стала снова молить мужчину о сексе.
Она разглядела себя в одном из зеркал. В свои тридцать семь она выглядела очень неплохо. Чистая здоровая кожа, небольшие мешки под глазами.
— Значит, ты не думаешь, что он тебе изменяет.
— Да откуда мне знать, черт возьми?
— Но сама-то ты что думаешь?
— Это возможно.
— И если он ходит на сторону, ты готова с таким спать?
— Нет, если он ходит на сторону, я уйду…
Она состроила гримасу отражению в зеркале и высунула язык. Пусть Микси войдет прямо сейчас и увидит, как она кривляется, словно маленькая девочка. Отвернувшись от зеркала, она стала разглядывать лестницу и лестничную площадку наверху. Шагнула. И тут же услышала стук, как будто что-то упало.
Она взглянула себе под ноги и увидела, что из нее на пол выкатилась вагина.
— О, Иисус милостивый!
Потом, когда первый шок прошел, ее позабавило, что в минуту опасности она помянула папиного единственного бога.
— О боже, боже, помилосердствуй!
Итак, ее пуся выпала целиком, как увесистая батарейка вываливается из фонаря, когда разболтается запор. Компактное самодостаточное устройство. Ни кровотечения, ни фрагментов плоти. Просто округлый кусок ее тела лежит себе и едва заметно покачивается.
Анис закричала. Но потом, когда ничего не произошло, она перестала кричать. Склонилась и вгляделась, недоверчиво тряся головой.
— О боги! О боги мои! Боги!
Пуся пялилась на нее, словно мясистый ломоть пирога. Да, зрение ее не обманывало: кто-то влез в ее недра и вырезал вагину целиком. Анис смогла взять ее в пригоршню. Она вся была в веснушках. Анис даже не подозревала о себе такое.
— О боги, боги мои! Ну, сделайте же что-нибудь…
Завитки волос, зияющие отверстия и еще завитки — под таким углом зрения она напоминала странное лицо.
«Моя пуся смеется надо мной!»
«Проверь, не умерла ли ты!»
«Что?»
«Просто проверь!»
Она нащупала пульс на запястье, похлопала себя по щеке, дернула за волосы, ущипнула за руку, попрыгала. Все эти телодвижения сопровождались болевыми ощущениями.
— Значит, ты не умерла?
— Нет, дурочка!
Она не осмелилась ощупать себя между ляжками — мысль, что рука провалится в пустоту, ее ужаснула. Острые осколки тазовых костей, свисающие фаллопиевы трубы… Неужели она дотронется до своих внутренностей? Она сглотнула слюну, стараясь не паниковать. Надо что-то предпринять, но что?
— Разве тебя не называют целительницей? Исцели себя!
Голос в ее голове кричал уже просто истерически.
Даже если ей удастся вставить вагину обратно, будет ли она такой же, как прежде?
— О, Господь мой, будь милостивым! Кто знает, что станет с моей пуськой, если она будет бродить по свету сама по себе?
Анис сделала глубокий вдох, схватила с пола вагину, расставила колени, присела и вставила ее на место. Раздался громкий «чмок!», словно сомкнулась бездна. Или вход в космос. Ей стало щекотно, и она глупо захихикала.
Не больно.
Она стала медленно выпрямляться, медленно задрала юбку и взглянула себе между ног. Под таким углом вагина казалась безликой, и
