Тайны "Бесстрашного" - Элизабет Лейрд

— О, про него-то я слыхала. Надутое ничтожество, охотник за богатым приданым, — проворчала, узнав об этом, Бетси. — Охотится за состоянием моей цыпочки — если она вообще его получит, свое состояние.

Уезжая, мадам Монсегар холодно оглядела Джона с головы до пят, заметив при этом, что в наши дни найти лакея стало необыкновенно трудно, поскольку почти все молодые люди поступили в победоносную армию императора. После чего заявила, что Кит должна послать за ливреей и париком, чтобы Джон надел их на бал.

— Американец, говорите? — осведомилась она у Кит, велев Джону повернуться и осматривая его, как коня на базаре. — Как правило, они слишком уж демократичны, хороших слуг из них не выходит. Но этот, полагаю, сойдет.

Она подобрала юбку, чуть брезгливо спускаясь по щербатым ступеням парадного крыльца.

— На то, чтобы привести имение в порядок, потребуется целое состояние, моя милочка. Почему бы вам просто не оставить эту развалюху как есть и не переехать ко мне в Бордо? Я бы в два счета подыскала вам очаровательного мужа.

Джон, в кои веки уловивший нить разговора, злобно топнул по тени удаляющейся светской львицы и побрел к конюшне, где Жан-Батист с невыразимой медлительностью отмывал стенки старинной кареты.

— Джем еще не вернулся? — на ломаном французском спросил мальчик.

Жан-Батист не стал утруждать себя ответом, и Джон больше не спрашивал. Джем исчез несколько дней назад — ускользнул из Жалиньяка, пока мосье Фуше наслаждался Бетсиными пирогами. Джон и не ждал, что контрабандист вернется. Мальчик день-деньской ел себя поедом, что упустил свой единственный шанс вырваться отсюда.

Он некоторое время помогал Жану-Батисту и, дав выход своим чувствам, так яростно надраивал желтые колеса кареты, что чуть не содрал краску вместе со слоями присохшей грязи.

— Trop fort![28] Не три так сильно! — пробурчал подошедший сзади Жан-Батист.

— Ну сам тогда и отчищай, — огрызнулся Джон, швыряя тряпку и выходя со двора.

Не зная, чем заняться, он прошел за калитку в высокой стене из красного кирпича, что окружала сад. Персики и абрикосы давно уже были собраны, но зато теперь поспевали яблоки. Еще несколько дней назад Джон и Кит вместе бы забрались на дерево. Ели бы яблоки, кидались друг в друга огрызками, поддразнивая друг друга и обмениваясь немыслимыми оскорблениями на моряцком жаргоне, пока вконец не ослабели бы от смеха.

А теперь Кит ускользала от него. Глядя на нее, он не видел и тени задорного мальчишки-юнги. Порой Джону уже не верилось, что тот Кит вообще когда-либо существовал.

— Мы были ровней. Товарищами по кораблю, — вслух пожаловался Джон осе, которая вилась над яблоком в его руке. — А кто я теперь? Ее глупый и жеманный лакей.

Мальчику претила сама мысль о том, чтобы обрядиться в причудливую ливрею, натянуть на собственную густую шевелюру тесный и жаркий парик и пресмыкаться перед женой и прихлебателями Бонапарта, смертельного врага Англии.

И в то же время Джон вынужден был признать: бал еще и страшил его. Что, если там его разоблачат? Если кто-нибудь догадается, что лакей мадемуазель де Жалиньяк на самом деле — шотландец, матрос английского военного флота, который сошел на берег в погоне за французскими шпионами? Что с ним тогда сделают? У Джона аж холодок по спине прокатился, когда он подумал об этом.

Но нет, никто не догадается. С какой бы стати? Да на лакеев вообще никто никогда не смотрит. Лакеи стоят себе в ряд, немые куклы. Вот на кого все будут смотреть, так это на Кит. Она такая хорошенькая — наверняка кавалеры буду перед ней просто ползать, бегать за ней и ее состоянием, как тот мерзкий сын мадам де Монсегар. «А я ничего не смогу сделать, не смогу им помешать!»

Джон согнал осу с яблока и яростно впился в него зубами.

— Джон! Джон! — в калитку вбежала Кит. — Я тебя всюду искала.

Он неохотно повернулся.

— Правда? И для чего?

Он знал, что вопрос прозвучал кислее некуда, но ничего не мог с собой поделать.

— Эта жуткая тетка, мадам Монсегар, такая зазнайка! И воображала! А как мерзко она на тебя смотрела!

— А, ты заметила?

— Ну разумеется, заметила.

Девочка подняла брови и скосила глаза на кончик носа, сделавшись до того похожей на мадам Монсегар, что Джон не выдержал и прыснул Кит ответила ему дружеской улыбкой.

— Послушай, Джон, тебе ведь вовсе не обязательно это делать — ну то есть изображать моего лакея. Я же вижу, тебе из-за этого не по себе. Во всяком случае, это опасно. Все остальные слуги будут французами. И наверняка начнут подозревать того, кто не говорит по-французски, даже если ты и прикинешься американцем. Я отлично справлюсь и сама. Ты даже не думай.

Однако он услышал в ее голосе неуверенность.

— Да мне плевать, что опасно. Я не боюсь. Ты ведь хочешь, чтобы я поехал с тобой. Тебе ведь будет спокойнее, если я буду рядом.

— О да! Просто знать, что рядом хоть кто-то, кому я могу доверять, настоящий друг, который… который понимает… и…

Рука Кит легла на рукав Джону. Он накрыл ее своей. Но едва ощутил тепло тонких пальчиков, по руке вверх у него словно огонь пробежал, и Джон поспешно отдернул ладонь.

— Я же сказал, что поеду. И не передумаю.

— Но всё равно, Джон, признай. Разве тебе не хотелось бы увидеть Жозефину? Лично? Мне вот хочется. Все говорят, она такая красивая, и веселая, и очаровательная.

Джон скорчил гримасу.

— Что мне за дело до наполеоновской женщины? И знаешь, что хуже всего? Мне придется раболепствовать перед ней и всеми ее лакеями, в то время как я должен сейчас быть в море, на борту «Бесстрашного» и вместе со всеми остальными нашими дырявить корабли ее муженька.

Кит потянулась за яблоком.

— Знаю. Сейчас ведь война и всё такое. Мне от всего этого тоже не по себе. Видел сегодня утром отряды, что шли мимо наших ворот к Бордо? Должно быть, возвращаются из Испании. Половина раненых, а все остальные в обносках. Как же глупо — сотни тысяч людей с обеих сторон идут убивать друг друга! А всё ради чего? Да ничего!

— Всё ради того, чтобы муж твоей распрекрасной Жозефины мог править всей Европой! Не хочу, чтобы он победным маршем шел по Хай-стрит в Эдинбурге. Я отправлюсь с тобой на этот расчудесный бал. Я исполню роль твоего лакея, но после этого, как ты понимаешь, я просто обязан вернуться на «Бесстрашный»!

Девочка кивнула:

— Я знаю. И пойду с тобой.

— Что? Но ты же не можешь!

— Должна. До моего дня рождения еще пять месяцев. До тех пор — даже если я заручусь расположением императрицы, даже если мосье Фуше умудрится вернуть мне мое наследство, я всё еще буду подвластна моему дяде. Он как законный опекун может делать со мной что угодно, а уж бабушка поможет ему всем, что только будет в ее силах.

— Он же не может силой выдать тебя замуж за твоего кузена. Никто тебя не может заставить.

Кит задрожала.

— Ты не знаешь моего дядю.

— Да и вообще, ты еще слишком молода для замужества.

— Ничего подобного. В прошлом году выдали замуж мою кузину, а она была значительно моложе меня. Так что до января для меня ничего не может измениться, Джон. Как справедливо заметил мосье Фуше, рано или поздно дядя с бабушкой узнают, что я в Бордо. И теперь, после того как я появлюсь на людях, это произойдет скорее рано, чем поздно. Разразится ужасный скандал, ведь они-то направо и налево твердили, будто я умерла. Да они со всех ног сюда прибегут, чтобы показать всем, как неописуемо рады, что я все-таки жива. Меня поймают. Единственная моя надежда — это снова сбежать и дождаться, пока мне исполнится четырнадцать.

Сердце у Джона так и взлетела.

— Ты снова станешь Китом! — воскликнул он.

— Я стану тем кем мне позволит стать капитан Баннерман. — Девочка выпятила грудь, выставила вперед подбородок, величественно нахмурилась и сделала вид, будто смотрит в подзорную трубу. — «Женщин на своем корабле я не потерплю», — прогудела она.

Джон засмеялся:

— Ну, если тебе удастся каким-то образом попасть на борт, вряд ли он вышвырнет тебя в море.

— Да, пожалуй. Только не капитан Баннерман. Хотя иные капитаны запросто могли бы.

Они вышли из сада и медленно побрели обратно к дому.

— Но как нам это сделать, Кит? Как нам вернуться в море?

— Не знаю. Я уже всю голову сломала, думала и думала. Но уж найдем способ. Что нам еще остается? Как только я встречусь с императрицей и заручусь ее поддержкой, мы снова свяжемся с Джемом. Если он подвезет нас туда, откуда уже будет виден «Бесстрашный», и оставит в маленькой лодочке, дальше уж мы и сами догребем. Представляешь, то-то все изумятся, увидев нас снова!

— Наверное, там все решили, что мы дезертировали, — уныло заметил Джон. — А ты же знаешь, какое за это положено наказание — повесят на нок-рее.