Хлорофилия - Андрей Рубанов

Купцам, ростовщикам и менялам скажи: бойтесь и плачьте, ибо кончилось ваше время. Давно уже вами куплено все и все продано. А иное тысячу тысяч раз куплено и продано. А иного еще не существует, а все равно куплено и продано. Но не купить и не продать вам праха и света прозрачного. У последнего нищего есть весь прах вокруг него и весь свет прозрачный над ним. Скажи им так и повтори, если не поймут: плачьте и бойтесь, все можете обменять на металл желтый, но желтую звезду не обменяете.

Ворам, лихим людям скажи: бойтесь, ибо кончилось и ваше время. Кто растет, тот не строит стен высоких и не запирает дверь на замок прочный. Стебель не копит имущество, но тянется вверх.

Инженерам, ученым, мудрецам и книжникам скажи так: тысяча тысяч книг написана, тысяча тысяч машин создана вами, но внизу все тот же прах, а вверху все тот же свет прозрачный. Где польза мудрости вашей? Вы говорите, что умеете в мертвой пустыне вырастить рукотворный сад, и это так; но уже вы погубили тысячу тысяч садов нерукотворных, и тысячу тысяч мертвых пустынь произвело на свет безумие вашей мысли. Плачьте и бойтесь, ибо ничтожный стебель живой, бессловесный и кроткий, в тысячу тысяч раз мудрее тысячи тысяч мудрецов, и тысяча тысяч инженеров не разгадают секрета роста его.

И нет там секрета. Кто растет, тот поймет. Кто укоренен во прахе, тот сам себе князь, и купец, и меняла, и вор, и инженер, и мудрец…»

Когда меж стеблей показались розово-серые уступы башни «Чкалов», Валентина позвонила снова.

– Где ты, когда будешь? Он не уходит. Сидит, ждет тебя. Говорит, будет ждать до тех пор, пока не дождется. Нет, не из милиции – но похож. Серьезный дядя, на вертолете прилетел…

– Наверное, это из-за твоего секретного сибирского доклада, – предположил Савелий.

– Не знаю, – нервно ответила Валентина. – Мне уже все равно.

5

Герц выдержал характер: сначала прошел за стол, утвердился в кресле, неторопливо расстегнул пиджак. Только потом бодро спросил:

– С кем имею честь?

Незнакомец протянул скромнейшую визитную карточку и улыбнулся:

– Мое имя вам ничего не скажет. Допустим, Иванов. Иван Иванович. У нас говорят: главное не фамилия, а должность.

Герц изучил текст на карточке, проникся:

– Да, должность серьезная. Внушает, так сказать. Значит, Иван Иванович. Отлично. Чем обязан?

Над крепкими плечами «Ивана Ивановича» реяла, слабо мерцая, неопределенно-симпатичная физиономия. Дружелюбие, казалось, стекало с подбородка и капало наподобие слюны. Савелий ощутил покалывание в области затылка. Незваный гость явно использовал интерактивный спецгрим. Это мы знаем, враждебно подумал Савелий. С таким обаяшкой можно просидеть целый день, обмениваясь мнениями о самых щекотливых вопросах современности, но через десять минут после расставания лицо собеседника начисто исчезает из памяти. Как и содержание разговора.

Смотреть в невинную простоватую физиономию было бессмысленно, и Савелий сосредоточился на руках гостя: ладони в мозолях (спортсмен; впрочем, в корпорации «Двоюродный брат» все спортсмены), ногти холеные (следит за собой; впрочем, в корпорации «Двоюродный брат» все следят за собой), сухие крепкие запястья, молодая кожа. «Максимум мой ровесник, – решил Герц. – Или младше. А уже начальник департамента безопасности. То есть охраняет жизнь самого влиятельного и богатого человека страны. Серьезный малый. Если, допустим, он сейчас задушит меня своими белыми молодыми руками – ему за это ничего не будет».

«Иван Иванович» вздохнул и сказал:

– Я разыскиваю Пушкова-Рыльцева, Михаила Евграфовича. Владельца этого журнала.

– Здесь, – осторожно ответил Савелий, – вы его не найдете. Пушков-Рыльцев остался владельцем, но отошел от дел. Теперь журналом управляю я.

Дружелюбный кивнул:

– Это мы знаем. И судя по всему, неплохо управляете. За два месяца перебрались с шестьдесят девятого уровня на восемьдесят восьмой.

– Вы хорошо осведомлены, – сухо заметил Герц. – Хотите воды?

Гость небрежно отмахнулся:

– Я, знаете ли, один из самых… э-э… осведомленных людей в нашем веселом городе, поэтому…

– Насколько я знаю, – перебил Савелий, – в настоящее время Михаил Евграфович пребывает у себя дома. Адрес у вас наверняка есть.

– Когда вы видели его в последний раз?

– А в чем дело? Это допрос?

– Нет, – вежливо возразил дружелюбный. – Это частная беседа. Как начальник департамента безопасности корпорации «Двоюродный брат», я уполномочен передать вам личную конфиденциальную просьбу президента корпорации господина Голованова. Личную просьбу, понимаете?

– Еще бы.

– Господин Голованов просит вас… – Дружелюбный вдруг мгновенно выключил свое дружелюбие и прищурился: – Понимаете, да? Всего лишь ПРОСИТ… помочь отыскать вашего бывшего босса, Пушкова-Рыльцева. Михаила Евграфовича.

– Что значит «отыскать»?

– Упомянутый Пушков-Рыльцев Михаил Евграфович пропал. Исчез.

– Ага. – Савелий сглотнул.

Дружелюбный, разумеется, внимательно наблюдал. Подождал, пока изумленный Герц совладает с собой, и негромко добавил:

– Примерно две недели назад.

Если бы не мякоть стебля, первоклассная девятая возгонка, если бы не радость в чистом виде, переполняющая шеф-редактора журнала «Самый-Самый», – шеф-редактор, наверное, побледнел бы, всплеснул руками, вскочил бы, шокированный, и забегал от стены к стене. Но он не всплеснул и не забегал. Подумал, припоминая, и сказал:

– В конце августа я говорил с ним по телефону. Звонил домой. Старик сказал, что теперь журнал – моя, и только моя, головная боль. И попросил не беспокоить. Я его очень уважаю и серьезно отнесся к просьбе… Кстати, с чего вы взяли, что он исчез? Ему сто три года…

– Сто девятнадцать, – мягко поправил «Иван Иванович», снова сделавшийся дружелюбным.

– Тем более! Вы не допускаете, что он просто…

– Тогда бы мы обнаружили тело. Но в квартире пусто.

Савелий ухмыльнулся:

– Про вашу корпорацию многое говорят. Ходят слухи, что вы всесильны. Но чтоб до такой степени… Вы, значит, вломились в чужой дом?

– Правильно говорят, – небрежно произнес дружелюбный. – Мы… э-э… кое-что можем. Но в данном случае это не важно.

– Зачем вы его ищете?

«Иван Иванович» закинул ногу на ногу.

– Странный вопрос. Я думал, вы знаете…

– Знаю – что?

– Михаил Евграфович Пушков-Рыльцев приходится господину Голованову родным отцом.

Савелий моргнул и усилием воли прижал нижнюю челюсть к верхней.

– Мне поручено, – невозмутимо продолжил собеседник, – принять меры, неофициально, к поиску отца господина Голованова. Это деликатное дело, исключающее какую-либо огласку. Да, мы были в квартире. Там чисто. Следов взлома и грабежа нет. Все предметы на своих местах. Ценные коллекции невредимы. Отсутствует только владелец квартиры. И его инвалидное кресло.