Про Андрейку, Моську, Алеху и Читаку - Юрий Третьяков

— Недавно… — объяснил Ромашка. — С месяц или чуть побольше… Врачи говорят, от хронического перенапряжения мозговой оболочки!..

— А в чем у тебя проявляется? — осторожно выспрашивал Андрейка.

Ромашка подумал и ответил:

— Когда как… по-разному! Если меня раздразнят — начинаю драться. Делаюсь такой сильный… Пять силачей со мной не ссилят!

— А что ж тогда с тобой нужно делать? Связывать, что ли?

Ромашка отчаянно замотал головой:

— Ни! Ни в коем случае! От связывания мы делаемся еще злей. Все должны отходить от меня на десять с половиной метров.

— Ну, а сейчас ты ничего?..

Ромашка пожал плечами.

— Тогда слушай… Составил я такой план насчет немецкого…

— Ты чего меня раздразниваешь? — завопил Ромашка ненормальным голосом. — Чего ты ко мне пристаешь? Отходи скорей на восемь с половиной метров! Угу-гу-гу-гу-гу!..

Издавая жуткие крики, Ромашка вытянул руки с растопыренными и согнутыми, как когти, пальцами и бросился на Андрейку.

Хотя Андрейка сумасшедшим себя не считал, даже наоборот, но с испуга силы у него тоже прибавилось в несколько раз: он схватил Ромашку, оказавшегося слабым, как муха, в охапку, свалил на пол и придавил сверху…

Ромашка некоторое время молча лежал под Андрейкой и сопел, потом тихо попросил:

— Пусти…

Отпущенный, он сел на пол, пощупал бока и заныл:

— Набрасывается как ненормальный… Пошутить даже нельзя… Тебе бабушка не велела на меня налегать, а ты налегаешь… Чуть ребро не сломал, еще бы чуть, и оно хряпнуло…

— Откуда ты знаешь, что бабушка велела?

— Знаю… Слышал своими ушами… Мои уши во все стороны слышат… во!

И Ромашка пошевелил своими большими мягкими ушами, которые у него так и ходили взад-вперед. В свое время Андрейка тоже пробовал освоить искусство шевеления ушами, но больших успехов не достиг… Хорошо шевелились брови, щеки, кожа на лбу, даже нос, а уши как стояли торчком, так и остались… Нужно было сильно присмотреться, чтобы различить, как они еле-еле пошевеливаются…

Заметив, что его уши произвели на Андрейку сильное впечатление, Ромашка заулыбался.

Но когда Андрейка взялся за учебник, опять насупился и с отвращением сказал:

— Даже и не думай!.. Сегодня ничего не могу усвоять… Ребро шатается и голова трещит… А от этого мозговая оболочка нисколько не действует!.. Вот посплю… может, успокоюсь… тогда…

Он лег на кровать, отвернулся к стенке и начал изо всей силы храпеть на разные лады.

Для проверки Андрейка тихонько позвал:

— Ро-омк!..

Ромашка тотчас перестал храпеть и отозвался:

— Какой я тебе Ромка? Меня вовсе и не Ромка зовут…

— А как же?

— Дон Гальвальтон Орлеанский — так моя правильная фамилия!..

— А чего же бабушка тебя Ромкой называет? — подковырнул Андрейка.

— Она не в курсе…

— Ерунда твой дон! — срезал его Андрейка. — Я, может, давно уже гайдук Яношик и то не хвалюсь!

— Какой-то еще там гайдук… дундук… бурундук… — пробурчал Ромашка.

— А такой! Выходит из леса, а у него валашка-топорик… Только твой пузатый дон поедет, а он: «Стой! Ты зачем народ угнетал?» Ка-ак возьмет да ка-ак… Могу показать… раз ты гайдуков оскорбляешь: дундуками их обозвал и даже бурундуками…

Но Ромашка в ту же секунду захрапел еще громче — донам слабо с гайдуками тягаться!

Андрейка тоже лег и стал ждать, когда этому сумасшедшему симулянту надоест притворяться, но не дождался, потому что сам заснул…

Снег пошел ночью и не переставал до середины дня. Сначала шел мелкий и редкий, потом снежинки делались все крупнее и сыпались чаще, а под конец повалил совсем густой — большими, как пух, хлопьями. Дома, сараи и деревья накрылись высокими белыми шапками, дороги и тропки пропали, улицы стали белыми и ровными, как поле. И люди пробирались будто по полю, увязая выше колен. Дворы насыпало почти полные — только краешки заборов виднелись. Без лопаты ни выйти, ни пройти… А маленькие домишки утонули в снегу до самых окон.

Андрейкин дом в Шапкине был хоть и хороший, удобный, но маловатый, вдобавок стоял на краю поля, откуда даже в хорошее время всегда наносило на него снегу, а при таком снегопаде могло и весь занести вместе с трубой. А что теперь делает кошка, даже не представишь… Значит, необходимо сегодня после уроков слетать на автобусе до Шапкина — прочистить дорожку к двери и тропки к сараям на случай быстрого возвращения отца с матерью. Может, понадобится снег скинуть с крыши, чтобы она не обрушилась под его тяжестью.

Но вперед загадывать нельзя — не получится, как задумано…

Когда Андрейка с Ромашкой пили чай, Марьмитревна спросила:

— Что ж… не пробовали вчерась подзаняться?

— Нет, — честно сознался Андрейка и пообещал: — Решили начинать с сегодняшнего дня. Как из школы придем, так и приступим. Верно, Ромашк?

Насупленный «дон Гальвальтон» смирно, без кривлянья хлебал с блюдца чай. Он мрачно кивнул, но уточнил:

— Сперва нужно уроки выучить, а уж начинать потом…

Андрейка согласился:

— Ты — свои, я — свои, а потом начнем этот язык колупать с самой первой странички. Он у нас пойдет как по маслу.

Довольная Марьмитревна постучала Ромашке пальцем по затылку:

— Слышь, Ромочка, что Андрюша-то говорит? Слухайся его, он эти все трудности преодолел, а нынче ему и горюшка нету!..

— Слушайся моих указаний, подравнивайся… будешь, как я! — с важностью кивал Андрейка.

— А то, гляди-кось, каку моду взял: уперся, как бык: «не умею!», и хоть ты что хотишь с ним делай!..

Ромашка угрюмо сопел, потом пробурчал:

— Раз у меня нет на него способностей, то учить нечего… Все равно не пойму…

— Это как же так? — всплеснула руками Марьмитревна. — Опо-омнись, дурачок, чего ты буровишь? Как можно? Что ж тогда остается: в пастухи тебя отдать?

Ромашка ожил, поднял голову и с радостной улыбкой заявил:

— Ага! Бабушка, а правда… отдайте меня в пастухи! Ох, я бы пас!

— Ты не умеешь, как пасти… — осаживал его Андрейка.

— Знаю! Видел! Как хлопну кнутом! Как закричу: «Эй, вы!..» Так они все и побегут!

— Вот и нет! Коров нельзя быстро гонять: от этого у них молоко пропадает… — пробовал втолковать ему Андрейка, но Ромашка не сдавался:

— Научусь! Буду стараться. Я не сильно стану гонять…

— У нас пастух дядя Коля Копейкин даже на двух языках может разговаривать! — сообщил Андрейка. — По-немецкому и по-английскому!.. По-немецки он от пленных немцев в войну научился, а с англичанами они в Ледовитом океане вместе обмораживались…

Но Ромашка не слушал и продолжал приставать:

— Бабушка, а? Где тут в пастухи нанимаются?..

Пожалев расстроенную Марьмитревну, которая стояла с убитым видом, Андрейка резко прикрикнул на обнаглевшего Ромашку:

— Ты вон подготавливайся к занятиям! А то какой фон барон Оранский: он себе пасти будет, а немецкий пускай дураки учат! Так каждый бы захотел!

Припертый к стенке, Ромашка опять надулся и замолчал. Вылезши из-за стола, он молча напялил свое длиннополое пальто, нахлобучил шапку, ухватил за угол портфель с оборванной ручкой и поплелся в школу…

Провожая Андрейку, Марьмитревна предупредила:

— Ты ему не шибко доверяйся, насчет будто способностей нету… Это он нас с тобой разыгрывает… Там — способнай! Ну до такой степни способнай — на лету схватывает! Да лень-матушка одолела — ленив больно… Снует чисто юла, а попроси вон снег отгрести от дому — куда-а… Ты уж, Андрюша, пораскинь умом, как бы к нему подходец найти.

Пробираясь по сугробам, Андрейка добросовестно раскидывал умом насчет подходца, но не нашел никакого… А еще думал, что теперь уже нельзя отступать от своего слова и придется не сразу после школы домой ехать, а предварительно заскочить к Марьмитревне, задать Ромашке задание побольше и уж потом можно — в Шапкино! Как там теперь, кошка бедствует?

А в этот день и вовсе ехать не пришлось… Автобус не ходил. Моську с Алехой и прочий народ привезли в Тюковку на тракторных санях… Они сразу отыскали в школе Андрейку и успокоили, сообщив, что его двор уже расчищен, чистил Алехин отец, а Моська с Алехой помогали… С остальным тоже все в порядке.

— А кошку не видали?

— Видали! Два раза!..

— Ну что она?

— Сидела на воротах… толстая!

— Значит, она мышами наедается!.. — успокоился Андрейка и поделился с друзьями своей новой заботой: — А я тут с одним чудаком из четвертого класса мучаюсь!.. Бабкиного Ромашку знаете? Поручено мне по немецкому его подтягивать, никак не подтяну: лень-матушка одолела! Хотя способный: на лету все схватывает… Она велела: ты, говорит, подходи к нему с подходом… А я никак подход не изобрету! Вы не знаете никакого подхода?