Честный враг – наполовину друг - Сергей Самаров

– А тетя Люба как восприняла?

– А ей это пока и знать не обязательно. Когда женщина нервничает, энергии на ее успокоение уходит больше, чем на собственные дела. Начнет за меня беспокоиться. Это и ей хуже, и мне помеха. Когда дела завершу, тогда и сообщу. И за меня нервничать необходимости уже не будет. Пусть только машину пожалеет.

– Дядь Леш, ты мудрый, словно...

– Словно комбат, – подыскал я сам подходящее и мне самому нравящееся сравнение.

– Словно комбат, – согласился Андрей. – И почему я раньше на тебя другими глазами смотрел. Может быть, тогда и не было бы всех моих неприятностей.

– Ладно, Андрюша, до связи.

Меня сейчас интересовала личность неудачного террориста. Капитан милиции Амжа Джабраилович Джогиров. Так уж человек устроен, что желает знать обо всех, кто так или иначе с ним контактирует. Меня такое желание уже довело до того, что я влез в дела Людоеда. Хотелось надеяться, что не доведет до того, что влезу в дела Джогирова. Из всех связей в Грозном в данной ситуации подходила только одна, и я позвонил подполковнику Батуханову. Конечно, Дима служит в отделе розыска и к управлению кадров МВД отношения не имеет. Тем не менее многие милиционеры друг друга знают и спросить при необходимости могут. Потому я к Диме и решил обратиться. Но трубку взяла женщина.

– Я вас слушаю, – ответила слегка хрипло.

– Добрый день.

– Вечер уже. Почти вечер. Что вы хотели?

– Я хотел с Дмитрием поговорить...

– А вы кто?

– Это обязательно докладывать?

– Обязательно.

По интонации я понял, что ситуация там тоже не простая. Она стала непростой, кажется, для всех, кто соприкоснулся с делом Людоеда.

– Я его бывший командир. Еще по армии, когда Дима срочную служил.

– Да, что-то он говорил про командира. Спецназ ГРУ?

– Так точно. А где Дима?

– Нет больше Димы. Вчера днем, когда он садился в машину, она взорвалась. То, что от него осталось, сегодня повезем хоронить на родину.

Женщине трудно было говорить, слова застревали в горле, да и у меня тоже язык онемел.

– Извините. Примите соболезнование, – сказал я. – Я поставлю в церкви свечку за него...

– Его родители буддисты... Он же бурят.

– Это не имеет значения. Люди все равны. Еще раз извините. До свидания.

Я отложил трубку и задумался. Мысль пришла сама собой. И я снова стал звонить.

Подполковник ФСБ Катынов ответил сразу, но не сразу понял, кому он потребовался.

– Николай Викторович, это Алексей Владимирович беспокоит вас.

– Простите, кто?

– Подполковник Студенков, – добавил я, сообразив, что номер мой он не помнит, а имя – отчество ему ничего не говорит.

– Ах, да-да, Алексей Владимирович... Слушаю вас. Вы что-то вспомнили?

– Нет, не вспомнил, просто узнал. Вчера днем при взрыве в Чечне погиб подполковник милиции Дмитрий Батуханов. Он не чеченец, он бурят по национальности, просто судьба забросила его в Чечню. Но там он был чужим. Его взорвали в собственной машине... Если у вас есть возможность, запросите данные по тому взрыву, и о возможности причастия к нему капитана милиции Джогирова. По времени Джогиров имел возможность после первого взрыва прилететь сюда и благополучно взорваться в нашем городе.

– Интересный факт, – сказал подполковник ФСБ. – А вы откуда узнали?

– Я же не спрашиваю вас о ваших служебных делах. Это мои служебные дела.

– Насколько я помню, вы в отставке.

– Мне дали пенсию сроком на год. Но контактов со службой я не прерываю. У меня много не законченных служебных дел, которые никто, кроме меня, закончить не сможет, – отговорился я.

– Странно, Алексей Владимирович, я считал, что служебные дела командира батальона спецназа ГРУ сводятся к боевой подготовке личного состава.

– У вас, Николай Викторович, неправильные представления о функциональных обязанностях комбата спецназа ГРУ. Не путайте его с комбатом, скажем, мотострелкового батальона или даже десантного. Когда батальон спецназа ГРУ составами отдельных отрядов и рот постоянно участвует в антитеррористических операциях, командир батальона обязан проводить в зоне этих операций активную подготовительную работу, как то: вербовать осведомителей, собирать данные на возможных пособников бандитов и прочее. Без этого введение солдат в те районы будет равносильно обучению плаванию путем выбрасывания из лодки... Эффективно, но чревато непредсказуемыми последствиями. И потому связь невозможно обрывать, ее можно только медленно и аккуратно передавать приемнику на своей должности.

– Не буду спорить, товарищ подполковник, – подполковник ФСБ даже тон разговора сменился после моей короткой лекции, не полностью соответствующей действительности, но все же подающей факты, имеющие место. – Так вы подозреваете...

– Я активно контактировал с подполковником Батухановым. И он погиб точно так же, как пытались убить меня. Я просматриваю здесь возможную связь. Дальше разбираться уже ваше дело, поскольку спецназ ГРУ следственными полномочиями не наделен, а методологии и технологии поисковых действий обучен исключительно в пределах войсковой операции, не более.

– Да, я понимаю, что пироги должен печь пирожник, а сапоги тачать... Вот потому я и был обеспокоен вашим откровенным нежеланием контактировать с нами. Я опасался, что вы начнете самостоятельный поиск и наломаете дров. А нам потом пришлось бы еще и новое дело на себя брать. Но я рад, что вы мне позвонили. Это дает мне право надеяться, что я ошибся в первоначальных предположениях.

– У меня все, Николай Викторович, – остановил я его пространные нравоучения.

– Будет что, звоните.

– Обязательно.

Позвонила Люба. Она освободилась раньше, чем обещала.

– Ты не можешь за мной приехать?

– А что, сложности с транспортом?

– Да нет, просто что-то захотелось...

Она словно бы прочувствовала ситуацию. Женщины вообще народ интуитивный, а мы, мужчины, часто не понимаем этого, и в результате возникают конфликты, которых можно мягко избежать. Я попробовал избежать конфликта мягко.

– Извини, ко мне тут компьютерщик заходил, проверял компьютер на вирусы, мы с ним выпили бутылочку. За руль после этого я, сама понимаешь. Ни-ни...

– Ну вот... А ко мне тут бывшие студенты-заочники приходили, бутылку коньяка подарили. Кстати, твои друзья чеченцы. Три парня они в прошлом году диплом защитили. Я думала тебя угостить, но тебе уже хватит.

Как все женщины, она считает, что лучше мужчины знает, когда ему хватит, а когда еще можно. И, как все женщины, в решении этого спорного вопроса бывает обычно не права.

– Когда угощают, мне никогда не хватит, – резонно возразил я. – Чеченцы народ благодарный, и хорошее к себе отношение помнят.

– Ну, ладно, на троллейбусе доеду.

– Уже едешь? Тогда я выйду к остановке. Проветриться хочется.

– Еду, выходи.

Чтобы не смазать свою легенду и не говорить Любе о том, что произошло с машиной, я заглянул в свой бар-холодильник, стилизованный под большой глобус, и выпил рюмку водки. И не просто выпил, а сначала прополоскал водкой рот, и только после этого проглотил ее. Дыхание от полоскания перехватило, но так запах будет ощущаться явственнее и сохранится дольше. И только после такой короткой и неприятной процедуры я поспешил на остановку. Естественно, про осторожность я не забыл даже после водки и взял с собой пистолет.

На остановке мне пришлось ждать минут десять. Я привык ходить быстро, да и нужного троллейбуса долго не было. Наконец троллейбус пришел, и Люба вышла из дверей. Ей не только бутылку коньяка подарили, но еще и букет цветов. Цветы я понюхал, а бутылку в пластиковом пакете только ощупал. Удовлетворившись, кстати, такой процедурой. Коньяк я, признаюсь, уважаю. Особенно грузинский марочный. Это не грузинское вино, и для понимающего человека грузинский марочный предпочтительнее армянского, хотя настоящим французским все же уступает по насыщенности букета ароматов. По дороге до дома я все же посматривал по сторонам, хотя ничего подозрительного не видел. Шли медленно, и мне приходилось приспосабливаться под невоенный шаг жены. В подъезде на нижних этажах было почему-то темно, хотя, когда я уходил, свет горел на всех этажах. Сейчас в пространство между лестницами только чуть-чуть доходило освещение откуда-то этажа с четвертого. Естественно, после дневных событий это не могло меня не насторожить. Как офицер спецназа, я привык работать в темноте. Не зря на нарукавной эмблеме у нас изображена летучая мышь. И долгие тренировки дали то, что было необходимо для такой работы. В неполной темноте я видел гораздо лучше других людей. Про полную темноту я не говорю. В ней ни сова, ни кошка ничего не видят.

И две фигуры на лестничной площадке второго этажа сразу заставили меня взяться за рукоятку пистолета. Фигуры откровенно прижимались к стене, но это было глупо, потому что стена была темной только до уровня их груди, а выше на фоне побелки очертания плеч и голов виделись четко. Оставалось пройти половину пролета лестницы, когда фигуры сдвинулись с места – навстречу мне. Даже в темноте подъезда я увидел, что рука первого выставлена вперед. Без ножа так руку выставлять нет никакого смысла. И я сразу выстрелил. Чем был вооружен второй, я не видел, но он попытался ударить меня ногой в лицо над спиной падающего первого. Я успел присесть, принял его ногу в области голени на плечо, и подался вперед, одновременно толкая его за вторую ногу через себя, и стараясь, чтобы он не угодил на Любу. А она прижалась к стене. И сделала это удачно. Нападавший упал, но тут же вскочил. Я приготовился выстрелить во второй раз, но меня опередила Люба, с размаху ударив бандита по голове пакетом с бутылкой коньяка. Бутылка раскололась, разрезав пакет, загремели по ступенькам осколки. Бандит после удара начал садиться, и я завершил дело ударом ноги в челюсть. Дело было кончено.