Честный враг – наполовину друг - Сергей Самаров

Тем не менее посмотреть на такой необычный пожар, хотя и с безопасного расстояния, люди были не против. Не меньше любопытных собралось и возле так и лежащего на асфальте тела. Я, спустившись с крыльца, неторопливо шел в ту сторону. А в это время раздался звук сразу нескольких приближающихся сирен. Наверное, вид армейской формы имел какое-то значение, ибо толпа, пропуская меня, расступилась.

– Он только в машину полез, – сказала какая-то женщина. – Я все видела издали. Он еще сесть не успел, как она взорвалась. Его аж сюда отбросило.

Это было уже интересно. Значит, пострадал не случайный прохожий.

– Его кто-то знает? – спросил я.

Мне не ответили. Погибший, видимо, был не местным жителем. Я склонился над ним. Руки человеку оторвало по локоть, и из открытых ран висели куски мяса, кости и сухожилия. Кровь уже почти вытекла. Зрелище было не из приятных. Лицо оказалось сильно изуродованным, но кровью залитым не полностью, и по цвету кожи, и по волосам можно было предположить, что это человек явно кавказских кровей.

– Женщина, вы уверены, что он в машину полез? – спросил я.

– Я сама видела, он наклонился, сунулся в кабину, но не садился еще. Мужчина словно бы что-то там поправлял.

«Что-то поправлял» – это женское восприятие. Мужчина определил бы это как «что-то ставил». Я сразу понял, чту этот человек ставил. Но объяснять это толпе не хотелось. Тем более что во двор одновременно въезжала пожарная машина, милицейская, сразу две «Скорых помощи» и микроавтобус «Газель» без опознавательных символов.

Милиционеры сразу принялись за дело, начали отодвигать зевак. Люди в черной униформе, что вышли из «Газели», и с ними двое в гражданской одежде, сразу пошли, что называется, в народ и стали задавать вопросы. Все та же женщина, желающая выступить свидетельницей, уверенно рассказывала, что она видела.

– А приехал он давно?

– С полчаса, – заявила женщина. – Я видела.

– Он не приехал на этой машине, – сказал я, жестом и взглядом уговаривая женщину замолчать. – Это моя машина. Я приехал минут за восемь до взрыва к племяннику. Этот человек, как я понимаю, отключил сигнализацию и устанавливал в машину взрывное устройство. Оно сработало в его руках.

Один из людей в черной униформе, не снимая перчаток, забрался во внутренний карман к погибшему и вытащил залитые кровью документы.

– Фамилию не разберу, это дело для экспертизы... Так регистрация в Грозном... Понятно... А это что? – он развернул еще один документ. – Вот здесь фамилия видна явственно. Джогиров Амжа Джабраилович, капитан республиканского управления внутренних дел. Чечня...

Старший из бригады ФСБ посмотрел на меня с любопытством.

– Спецназ ГРУ? – спросил, словно я не в мундире был, и он не видел моей нарукавной эмблемы. – Вас, значит, взорвать собирались?

– Не знаю, – ответил я заготовленной фразой.

– Документы ваши можно посмотреть?

Я протянул документы.

– Пройдемте в машину. Будем писать протокол.

Я вздохнул с явной усталостью, и в самом деле усталость почувствовал. Потеря машины была для меня, естественно, стрессовым событием. Но моя психика могла выдержать такой удар, поскольку за многие годы службы в спецназе ГРУ приспособилась к ударам. И не настолько я был привязан к вещам, чтобы страдать от такой потери. Облегчение приносило и сознание того, что я потерял только машину, а не жизнь, как на то надеялся, видимо, этот самый капитан милиции... Как его... Амжа Джабраилович Джогиров. Большинство людей по наивности или по глупости считает, что взрывное устройство установить может всякий, если будет соблюдать осторожность. Я сам слышал такое мнение – покажите, объясните, и сделаю. Причем говорили это даже офицеры, имеющие боевой опыт. В действительности все обстоит прямо противоположным образом. Можно наизусть знать теоретические основы взрывного дела, но на практике при установке натяжителя взрывателя стоит натянуть провод чуть сильнее, чем необходимо, и погибнуть при этом. А слабое натяжение провода может привести к несрабатыванию взрывателя, которому требуется не плавное усилие, а рывок. Плавным усилием взрыватель можно снять при разминировании. Хотя это тоже зависит от классификации самого взрывателя, которых существует великое множество, и к каждому следует иметь свой особый подход. Капитан из Чечни, похоже, практики взрывотехника не имел и потому угодил в ловушку, которую ставил мне. Пожалеть его, честно говоря, у меня желания не возникло.

В «Газели» был даже откидной столик, на котором можно было удобно устроиться для составления протокола. Записи вел сотрудник в черной униформе. Человек в штатском сидел рядом с ним, и посматривал на меня с любопытством. Причем с таким явным, что я не выдержал:

– Вы хотите мне что-то сказать?

– Нет, просто любопытно, что испытывает человек, оказавшись в таком положении, как вы. Некоторые волосы на голове рвать начали бы. Все-таки машина... Автомобиль, кстати, у вас застрахован?

– Только обязательное страхование... Ничего, значит, не получу...

– Тем более... Страховки нет, да и сами чудом спаслись. А вы совершенно спокойны.

– Нервная система тренирована, – сказал я. – Рекомендую сам несколько лет в общей сложности в Чечне отслужить, начиная с первой чеченской войны, тогда волосы на голове целыми останутся. Привычка появится их беречь.

Мой ответ человеку в штатском не понравился. Он даже сел прямее, показывая высокую умственную сосредоточенность. И стал задавать вопросы, которые человек в черной униформе подробно записывал, а мои – кротко, потому что в основном они сводились к одной фразе «не знаю». А что я мог им рассказать? Что сумел выйти на связь с бывшим полевым командиром Исрапилом Людоедом, который меня ранил и отправил на временную инвалидность, а моего племянника сделал инвалидом на всю жизнь?.. И как я мог рассказать или описать причины, толкнувшие меня искать этой связи, если я сам не могу эти причины толком понять.

Подобный допрос не мог длиться вечность. Я поставил свою подпись под протоколом.

– Я чувствую, что вы многого не договариваете. Что вы вообще скрываете правду, – сурово сказал человек в штатском.

– Вас как зовут-то? – спросил я.

– Подполковник ФСБ Катынов, – коротко представился он.

– Имя-отчество у вас, товарищ подполковник, есть?

– Николай Викторович.

– Так вот, Николай Викторович, давайте так договоримся, если я что-то вспомню или найду необходимым вам сообщить, я вам позвоню. Номер мне оставите?

Он молча протянул мне визитную карточку. Я хотел уже выйти из машины, когда Николай Викторович задал мне вопрос в спину:

– Хотя бы одно скажите – нам следует ждать новых взрывов?

– Откуда же я могу знать.

– Война началась? Невидимая? – еще раз попытался он вызвать меня на откровенность. – И чего нам всем дальше ждать?

– Не могу знать относительно широкомасштабной войны и взрывов в городе, но меня, по крайней мере, убить, думаю, попытаются.

– Но погибшего капитана милиции вы ведь знали?

– Здесь я могу заявить вам категорично, что вообще впервые слышу его фамилию. Это честно и без недоговоренностей. Если он рвался убить меня, то не из чувства мести... По крайней мере, не из-за личной мести. Хотя могут быть какие-то родственные отношения. – Я со своим батальоном уничтожил множество боевиков, и у кого-то из них мог быть такой родственник. Сами знаете, что такое адат... Запросите Грозный.

И я покинул машину ФСБ, спиной чувствуя недовольный взгляд Николая Викторовича...

Мне пришлось участвовать еще в одном допросе. Милиционеры составляли собственый протокол. Потом, уже без допроса, протокол составлял инспектор ДПС. И только после этого меня пожалели и отпустили. Довезти, правда, при всей своей известной милицейской жалости, не предложили.

Домой я добирался на городском транспорте. И не расслаблялся ни на мгновение, без напряжения окидывая внешне невнимательным взглядом всех, кто попадался навстречу, и спиной чувствуя любой взгляд тех, кто идет позади меня – это уже особое чувство военного человека, которое вырабатывается с опытом боевых действий. Опасаться, я считал, было чего. Вообще-то, как я предполагал, одного человека не отправят на такое дело, как взрыв машины подполковника спецназа ГРУ, обладающего высокими боевыми качествами. Тем более взорвать вместе с машиной необходимо было и самого подполковника. Хотя бы страховка какая-то должна была быть обязательно. Я, исходя из логики и знания манер чеченских боевиков, от которых и менты не могли далеко уйти, предположил, что страховать должны как минимум два человека. И они, насколько я понимал, от дела после первой неудачи не отступятся. Чеченцы вообще народ вредный. Они в большинстве своем бесстрашны и хладнокровны. И если хотят кого-то убить, то будут стараться этого добиться, чего бы им это ни стоило. Не отпугнет их смерть капитана Джогирова. И сами погибнуть не побоятся. С ними сложно было воевать. Городская война, а мне объявлена именно такая, в этом плане еще сложнее, потому что в ней могут пострадать посторонние, и моя задача этого не допустить.