Неукротимая Анжелика - Серж Голон

Анжелика вспыхнула.

– Оставьте эту девочку! – И так как они словно не слышали, она бросилась на них и сорвала шерстяную шапку с того, кто держал девушку. Оказавшись без головного убора, такой же неотъемлемой принадлежности моряка, как его спутанная шевелюра, матрос выпустил добычу и протянул руки за шапкой.

– Эй, отдай мой колпак!..

– Подлый насильник, вот куда отправится твой колпак, – и Анжелика швырнула шапку в море.

Девушка тем временем вырвалась и ошеломленно смотрела на свою спасительницу. Не менее поражены были оба матроса. Проводив бессмысленным взглядом уплывавшую по волнам шапку, они повернулись к Анжелике. Один проворчал:

– Остерегись! Это та девка, которую только что вытащили из воды. Девка с золотыми монетами. Наш маркиз вроде положил на нее глаз…

Матросы ушли. Анжелика повернулась к девушке. Та была старше, чем показалось сначала. По бледному лицу с большими черными глазами под массой густых вьющихся темных волос ей можно было дать все двадцать лет. Но худенькое тельце в белом платьице было как у подростка.

– Как тебя зовут? – спросила Анжелика, не очень надеясь, что девушка поймет ее. Но, к ее удивлению, та отвечала:

– Эллида.

Потом она встала на колени, схватила руку своей спасительницы и поцеловала ее.

– Что ты делаешь на этом корабле? – продолжала расспрашивать Анжелика.

Но девушка вдруг отпрыгнула, как испуганная кошка, и скрылась в тени, уже покрывшей судно.

Анжелика обернулась. На лестнице рубки стоял маркиз д'Эскренвиль, наблюдая за ними, и она поняла, что он там уже давно и видел все, что произошло.

Он оставил свой наблюдательный пост и подошел к ней. Она увидела ненависть в его взгляде.

– Вижу, как обстоит дело. Госпожа маркиза полагает, что она по-прежнему находится среди своих слуг. Приказывает, разыгрывает знатную даму. Я вас заставлю понять, моя милая, что вы на флибустьерском корабле.

– Неужели? Представьте себе, я еще этого не заметила.

Взгляд маркиза д'Эскренвиля сверкнул сталью и молнией.

– Остроумничаешь! Думаешь, ты в версальской гостиной? И кругом люди ловят драгоценные слова, исходящие из твоих уст?.. И мужчины волочатся за тобой?.. Умоляют тебя? Плачут?.. А ты смеешься, издеваешься над ними? Ты говоришь: «Ах, дорогая, если б вы знали, как мне надоело его обожание…» А потом притворяешься, хитришь, готовишь свои обаятельные улыбки… Хладнокровно рассчитываешь и дергаешь своих марионеток туда и сюда!.. Этого приласкать, тому бросить взгляд… А тому, кто мне больше не нужен, ничего, надо его прогнать… Он пришел в отчаяние! Ну и что? Он хочет покончить с жизнью? Ах, как забавно… Ах! Ах! Ах!.. У меня уши горят от этого смеха кокеток, и я заставлю их замолчать.

Он поднял руку, словно собираясь ударить ее. Гнев его все более разгорался, пока он говорил, а теперь дошел до того, что на губах показалась пена. Потрясенная Анжелика смотрела на него.

– Опусти глаза, опусти глаза, нахалка… Ты тут не будешь королевой. Научишься слушаться своего господина… Прошли времена лживых обещаний и капризов. Я тебя выдрессирую, слышишь!

Анжелика по-прежнему спокойно смотрела на него, и он с невероятной злобой ударил ее по лицу.

– О! Вы не имеете права!

Он ухмыльнулся.

– У меня тут все права… Все права над всеми девками вроде тебя, которых надо научить гнуть спину… Скоро поймешь. Не позже, как этой ночью, моя красавица. Узнаешь раз навсегда, кто ты и кто я.

Он схватил ее за волосы и швырнул в каюту, потом запер дверь, повернув ключ в скважине.

Немного погодя она опять услышала скрип ключа. Кто-то входил в каюту, и она выпрямилась, готовая ко всему.

Но это был лишь помощник капитана Корьяно в сопровождении негритенка с подносом. Он прислонил свой фонарь к окошку каюты, поднос поставил на пол, медленно оглядел узницу своим единственным глазом. Потом ткнул толстым пальцем в перстнях в блюдо и скомандовал:

– Ешьте!

Когда он ушел, Анжелика не устояла против аппетитного запаха, подымавшегося от подноса. Там были оладьи из креветок, суп из ракушек и апельсины. Еще стояла бутылочка хорошего вина. Анжелика жадно проглотила все. Она была измучена усталостью и волнением.

Услышав медленно приближавшиеся шаги маркиза д'Эскренвиля, она подумала, что сейчас закричит. Пират отпер дверь и вошел. Он был высокого роста, так что ему пришлось пригнуться под низким потолком каюты. Красноватый фонарик освещал его снизу, и твердое лицо со светлыми глазами и серебристой сединой на висках могло показаться красивым, если бы не злая ухмылка, кривившая губы.

– Итак, – он бросил взгляд на опустевшую посуду, – госпожа маркиза покончила с кормежкой?

Анжелика не снизошла до ответа и отвернулась. Он положил руку на ее голое плечо. Она вывернулась и бросилась в угол тесной каюты, ища глазами хоть какое-нибудь оружие. Но ничего не было. А он следил за ее движениями, как жестокая кошка.

– Нет, ты от меня не убежишь. Сегодня не убежишь. Сегодня вечером сводят счеты, и ты заплатишь по своим.

– Но я ведь ничего вам не сделала.

– Не ты, так твои сестры… Нечего! Другим ты много чего сделала, так что сторицей заслужила наказание. Сколько там за тобой волочилось? Скажи, сколько?

Охваченная ужасом от безумного огня, метавшегося в его глазах, она искала выход.

– А, тебе стало страшно? Это мне больше нравится… Уже не задираешь нос? Скоро станешь умолять меня. Я умею за таких браться.

Он отстегнул перевязь и бросил ее вместе со шпагой на кушетку. Потом туда же полетел его пояс, и с циничным бесстыдством он стал расстегиваться.

Она схватила скамеечку, единственное, что было под рукой, и швырнула в него. Он уклонился и нагнулся над Анжеликой, обхватив обеими руками. Когда его лицо придвинулось, она укусила его в щеку.

– Ах ты, волчица!

Охваченный безумной яростью, он хотел швырнуть ее об пол. В узком пространстве каюты завязалась отчаянная борьба. Стенки каюты скрипели и звенели от ударов мечущихся в страшном напряжении тел. Оба молчали.

Наконец, Анжелика почувствовала, что ее силы иссякли. Она упала. Д'Эскренвиль навалился на нее, задыхаясь, и прижал всей тяжестью своего тела к полу. Она уже не могла сопротивляться, только отворачивала голову, чтобы не видеть эту жестокую ухмылку.

– Спокойно, спокойно, моя милая… Вот так, не шевелись, будь послушнее… Дай-ка я тебя разгляжу получше.

Он разорвал корсаж и впился жадными губами в ее грудь. Дернувшись от омерзения, она попыталась вырваться, но он крепче сжал объятия, овладевая ее протестующим телом. В последнюю минуту она вновь попыталась вырваться. Он выругался и ударил ее с такой силой, что она закричала от боли. Бессчетные минуты она должна была терпеть бешеную ярость, с которой он набросился на нее, подминая и подчиняя себе, словно зверь в берлоге.