Пират ее величества. Как Фрэнсис Дрейк помог Елизавете I создать Британскую империю - Лоуренс Бергрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кардер остался один, но ненадолго. Вскоре он встретил «примерно 30 дикарей, живущих в этом краю… вооруженных луками и стрелами. Они несли с собой две или три большие погремушки, наполненные камнями, и нечто вроде табретов [маленьких барабанов]. Они начали танцевать передо мной на расстоянии примерно мушкетного выстрела, затем остановились и подняли кусок белой сетки из хлопковой пряжи на конце палки высотой в четыре фута». После этого они стали подзывать Кардера, размахивая руками и крича: «Ийори! Ийори!», что, как он понял, означало: «Пойди сюда». Он подошел, и дружелюбная группа из восьми человек, мужчин и женщин, повела его за собой. Они прошли около километра и пришли к другой реке, «где подвесили свои лежанки [т. е. гамаки], привязав их за концы между двух деревьев. Эти лежанки суть нечто вроде белой сетки из хлопковой пряжи, подвешенной в двух футах от земли. По обе стороны от своих постелей они разжигали посредством двух палочек огонь, чтобы обогреваться и отпугивать диких зверей». Разделив поздний ужин, все они «улеглись отдыхать на ночь».
Так началось пребывание Кардера среди этих людей. Утром они сняли и свернули свои гамаки, все время выкрикивая: «Тиассо, тиассо!», что означало «прочь, прочь», и прошли, по оценкам Кардера, примерно 30 км в направлении Бразилии, пока не достигли поселения, состоящего из жилищ «наподобие беседок, выстроенных из небольших бревен, сверху и до самой земли покрытых пальмовыми листьями». В этих убежищах без окон с каждой стороны было по 30–40 дверей. В каждую из этих дверей входили и выходили люди. Внутри жил их «верховный правитель» кайоу, которому на вид было около 40 лет, со своими девятью женами. У других мужчин была только одна жена, за исключением тех, кого считали «более доблестными, чем остальных», – им разрешалось иметь двух жен, одна из которых присматривала за детьми, а другая ходила вместе с мужем на войну.
Жители поселения хорошо относились к Кардеру. Их предводитель не раз посылал своих подданных с разными угощениями к молодому гостю, чтобы узнать, что ему больше нравится. Ему предлагали «множество видов пресноводной рыбы, разнообразную птицу, всяческие корнеплоды» и некоего «сухопутного зверя», которого Кардер называет армадилло (броненосцем) и у которого, как он обнаружил, «очень хорошее мясо». Поскольку еды было слишком много, чтобы он мог управиться с ней в одиночку, он раздавал излишки благодарным детям, что снискало ему «немалое расположение среди них».
В покое и сытости он много месяцев прожил у гостеприимных хозяев, изучая их язык и наблюдая за ними в бою. «Когда я только появился, они как раз отправлялись на войну, вооруженные только луками и стрелами, человек по 300 или 400 за раз». Перебив своих врагов, они крепко связывали одного из них «веревками рука к руке» и волокли его в свою деревню, где привязывали жертву к столбу, «выпивали некий крепкий напиток и плясали вокруг пленного, после чего один из самых сильных в племени тяжелой дубинкой красного дерева одним ударом рассекал ему голову».
Чем дальше, тем удивительнее и загадочнее становился рассказ Кардера. Он решил в одиночку пересечь Южноамериканский континент. Спасение от этой самоубийственной глупости пришло к нему в виде 38 коренных жителей, мужчин и женщин, которых он называет тупинамба, – они встретили его и сопроводили в город, население которого составляло 4000 человек (по оценке самого Кардера). При этом все горожане жили в четырех просторных домах, образующих ровный квадрат.
На новом месте к Кардеру относились одновременно как к почетному гостю и как к пленнику. Он провел у тупинамба шесть месяцев и выучил несколько слов их языка (например, aipam – маниока). Он настолько сблизился с племенем, что однажды даже участвовал вместе с ними в набеге на врагов, которых он называл вполне правильным именем – тапуи. Позднее, вспоминал он, на поселение совершили набег португальские охотники за рабами, попытавшиеся захватить людей, которые удерживали его в плену. По словам Кардера, охотники за рабами хотели выяснить, смогут ли застать кого-нибудь из «дикарей врасплох», и узнать, что стало с ним: «К этому времени они уже знали, что некоторые из отряда сэра Фрэнсиса Дрейка оказались выброшены на берег и попали к диким людям».
Эта часть воспоминаний Кардера, записанных после его возвращения в Англию, вызвала особенно много вопросов – главным образом было непонятно, откуда португальские работорговцы узнали о Питере Кардере, английском юнге? Где они услышали о подвигах Дрейка? Подробности его амбициозного плавания были еще неизвестны в Европе. Впрочем, это неважно, потому что коренные жители убили, зажарили и съели португальских захватчиков. Возможно, Кардер не хотел привлекать к этому излишнее внимание, но факт оставался фактом – он находился в плену у людоедов, а в языке того времени это было одно из самых эмоционально заряженных слов.
В то время в Европе только начали появляться первые печатные сообщения о каннибализме в сопровождении жутких гравюр с изображениями расчлененных тел. Бразильский народ тупинамба – племя, у которого жил Кардер, – приобрел скандальную славу именно благодаря этому вопиющему обычаю, и по той же причине им заинтересовался французский философ Мишель де Монтень. В числе наиболее известных работ Монтеня был очерк, посвященный народу тупинамба, где он рассматривал (с безопасного расстояния) их обычаи, которые считал достойной внимания частью природного мира. В сочинении, написанном в 1580 г., Монтень опирался на два недавних отчета: «Всеобщую космографию» Андре Теве (1572) и «Историю путешествия в землю Брезил» Жана де Лери (1578). Сам Монтень никогда не был в Бразилии, но он встречался с тремя бразильцами, приехавшими в Руан по приглашению короля Карла IX, которому в то время было всего 13 лет. Заморских гостей поразило, что «такое множество высоких и бородатых мужчин, могучих и хорошо вооруженных», подчиняется приказам ребенка. Вдобавок их ошеломило крайнее неравенство во французском обществе, где одни «наедались досыта всевозможными яствами», а другие «просили милостыню у дверей, изнуренные голодом и нищетой». Подобное возмутительное положение дел было невозможно в Бразилии, где люди считали себя «половинами друг друга», и бразильцы «находили весьма странным, что эти бедные половины страдают от подобной несправедливости».