Братья - Да Чен

Эти слова успокоили меня, а обещание утешило. «Я должен упорно трудиться, — сказал я себе, — чтобы когда-нибудь выполнить обещание, данное Суми, встретиться с ней снова, но уже как взрослый состоятельный и прославленный человек».

ГЛАВА 20

1979

ЗАЛИВ ЛУ ЧИН, ФУЦЗЯНЬ

Дом семьи Лон грандиозно возвышался подобно местному богу над холмистой местностью, там, где залив Лу Чин был обращен к морю. Холмы поросли дикими цветами в форме колокольчиков, пагод, гонгов, некоторые размером с женскую соломенную шляпу, другие — совсем крошечные — с муравьиную лапку. Они переливались всеми цветами радуги, которые часто украшали синее небо после неожиданного ливня. Некоторые цветы были яркими и блестящими подобно тропическим летним дням; другие — скромными и угрюмыми, как тихий горный водоем.

Трудно было сказать, являлся ли дом частью склона или склон гармонично продолжал усадьбу. Воздух был напоен постоянным ароматом, смешанным с запахом плодородной почвы. И этот прекрасный запах никогда не исчезал полностью, а лишь усиливался при отсутствии ветра, когда все во всей вселенной оставалось неподвижным. Это было отличительной чертой Фуцзяни — земли, где на море и в горах почти всегда дул легкий бриз.

Днем, когда субтропическое солнце не отбрасывало тени, красные крабы с большими клешнями и маленькими тельцами сердито спешили в свои норы, клянясь не возвращаться, пока над убывающим морем не взойдет луна. Маленькие креветки, наоборот, в восхищении прыгали, радуясь солнечному свету, а затем уползали обратно, в качающуюся колыбель синего моря.

Приливы и отливы порождали легкий ветерок, который раскачивал ветви пальм, гнал богатый аромат моря на землю, вверх по холмам, за горные хребты, и в горы запада, где бродили тигры и прыгали обезьяны.

Дедушка сидел в бамбуковом кресле на широкой веранде с закрытыми глазами, когда вдыхал первый порыв дневного бриза, как будто принимал дух богини Ма-Дзу, которая, согласно местной мифологии, охраняла рыбаков, плавающих в своих небольших лодках по бурной поверхности океана.

— Устрицы — нет. Креветки, угри — да. О, вот они, морские моллюски, красочные и крошечные, которых высасывают, отламывая хвосты, — взволнованно сказал мне дедушка, распознавая обонянием элементы моря. Затем он внезапно открыл глаза и сердито заявил: — Теперь ветер поднялся, и все, что я могу обонять, это грязь.

Дедушка снова стал деревенским ребенком. Изучение морского запаха было для него ежедневным ритуалом. Его самопомазание как человека моря и сына гор укрепило его решение стать отшельником, которого не волнуют мирские проблемы. Но это изменилось через несколько дней после нашего приезда, когда семья проснулась от звука местного симфонического оркестра. Он состоял исключительно из национальных музыкальных инструментов: бронзовой трубы — диа-диа, гу-гу бамбуковой флейты, скрипки-«эрху», пронзительных гонгов, размером с котелок для жаренья, и тамтамов-барабанов, сделанных из шкур местных буйволов. Звонкие удары бамбуковых шестов звучали подобно взрывам петард. Птицы вылетали из своих гнезд, чтобы укрыться на близлежащих деревьях.

— Давно потерянный сын Лонов, пожалуйста, подойди к двери, чтобы мы могли приветствовать тебя, — закричал толстый мужчина приблизительно лет пятидесяти, ведя за собой целую процессию, выстроенную в две колонны.

Дедушка собрал всю семью на веранде, где мы поклонились жителям деревни, приветствующим нас. Я не верил своим глазам. Тем временем мужчина представился.

— Я — Фу Чен, представитель местной власти. Для нас большая честь, что вы решили удалиться на покой в родные края. Мы здесь, чтобы омыть ваши ноги, — серьезно объявил он, при этом не переставая кланяться.

— Вы не должны этого делать, — резко сказал дедушка. Он поклонился в ответ даже ниже, чем это сделал толстый мужчина.

— Я обязан это сделать. Я — внук Ченса. Мой дедушка кормил свиней на плантации Лонов.

— А я праправнучка Танов, которые управляли западной фермой около реки. Всю мою семью хорошо обеспечивали ваши предки, — сказала беззубая старая женщина. Она была одета в ярко-красную блузку и, когда говорила, по привычке вытирала руки о фартук.

— Мы — потомки Лианов, рыбаков, которые арендовали у вашей семьи рыболовные сети, — представился сильный молодой человек с бронзовым загаром.

— Тихо! — скомандовал толстый правитель, прежде чем представилась остальная часть деревни. — А сейчас мы должны начать церемонию омовения ног. — Он взял ведро коричневого местного варева, известного под названием «фуцзянь лао джио», и вылил его на ноги всех членов моей семьи. Острый запах ликера атаковал мои ноздри, и липкая кашица растеклась по пальцам наших босых ног.

— Местные жители полагают, что лучший способ приветствовать сына по возвращении домой состоит в том, чтобы смыть с его ног всю пыль, которая накопилась в течение столь долгой поездки, — сказал дедушка.

— А каков лучший способ проводить кого-либо? — спросил я.

— Также вылить ведро этого ликера на ноги.

— Почему?

— Чтобы придать силу твоим ногам, поскольку считается, что ликер выгонит холод из костей и человек сможет противостоять даже самому сильному шторму.

— Что еще можно делать с «лао джио»?

— Беременная женщина выпивает бокал, чтобы ребенок родился более сильным, а после родов — другой, чтобы окрепнуть самой. Крабы пьют его, чтобы люди могли есть их сырыми.

— Есть что-нибудь, чего этот напиток не может сделать?

— Нет.

Музыка продолжала звучать и вскоре начала приобретать смысл даже для меня. У нее была особая тональность, заряженная энергией сельской жизни. Она обладала ритмом моря и неровного края гор. Это пышное выступление заставило меня подумать о песнях животных, прячущихся в густой листве на холмах, шепоте моря, когда оно спокойно, и возгласах океана, в то время как он мечет громы и молнии. Я понял все: музыку, людей, которые исполняли ее, и красоту земли, вдохновляющую их. Все эти элементы были мечтой, жизнью, песнью под названием Фуцзянь.

Сельские жители поставили на веранде емкости с самым лучшим резко пахнущим местным соевым творогом, соленым осьминогом, тонкой белой рисовой лапшой и «лао джио». Они не спрашивали, почему моя семья вернулась. Возможно, они знали причину, но их это не заботило. Для них имело значение только то, что мы чистокровные Лоны. Человек родился Лоном и умрет Лоном, так же как Чены, Луи, Лианы и Чаны, живущие в деревне и навсегда принадлежащие своему клану. Человек мог блуждать по дороге жизни сколь угодно долго, пока не возвращался поверженным или победителем. Возвращение говорило: «Ты хороший сын, потому что почтил родную землю!»

Толстый Чен пригласил дедушку на легкий завтрак из свежей медузы, посыпанной колечками лука и имбиря из его сада. Лианы просили