Сердце степи - Ася Иолич

Она стояла, недоуменно моргая, а он смотрел на неё, потом поднял бровь и закатил глаза, и тут Алай поняла. Мать Даыл! Какой позор…

Она метнулась в шатёр, почти не видя ничего перед собой, и сунула руку в мешок. Серьги, что он подарил ей, лежали у дна, завёрнутые в тряпицу, и словно обожгли ей руку, когда она достала их и сжала в кулаке. Она выбежала наружу, сгорая от стыда за него, и торопливо сунула тряпицу в его протянутую ладонь.

Харан подошёл к ней со спины. Тур, который начал было разворачивать серьги, глянул на него и сунул их в карман.

- Йет! - крикнул он, вскакивая на Далсаха, и, косясь на гнедого, который ходил за шатрами, ускакал к стойбищу.

Алай стояла, и стыд жёг щёки. Она проводила взглядом круп Далсаха, развернулась и направилась к шатру. Харан шёл за ней.

- Что это было? - спросил он, усаживаясь на войлок и протягивая к ней руки. - Что он забрал?

- Просто обними меня, хорошо? - Алай уселась к нему на колени, и уши горели. - Какой позор… Харан, он дарил мне серебряные серьги… Как же стыдно!

- Не плачь. - Он гладил её по голове, прижав к себе. - Брось это в пыль. Забудь. Хочешь другие? Золотые. Только не плачь… У меня душа рвётся от твоих слёз.

Алай сжалась в комок, вцепившись в его рубашку, и помотала головой.

- Не хочу… Только рук не убирай.

- Не уберу, - сказал он, целуя её шею под косами. - Не уберу.

37. Пусть река унесёт

Дни становились холоднее. Туман пропитывал войлоки шатров, и по утрам холодные пальцы духа Выы ощупывали лицо Алай, когда Харан выходил из шатра, а потом возвращался, растирая полотенцем лицо и влажные волосы у лба.

- Ты снова кричала во сне, - сказал он в очередной раз, присаживаясь на постель рядом с Алай. - Опять те…

Она кивнула, обхватывая его руку.

- Я не помню днём… а ночью они приходят. Он сидит на лошади и приглаживает свои усы, а потом падает, падает, и хватает меня за ногу, а я падаю с ним…

- Прости, маленькая… Я привык к этому… Я был вне себя. Надо было как-то по-другому. Но у меня перед глазами было, как…

- Не надо, Харан. Пусть сон уйдёт. Сколько нам ещё до Улданмая?

- Нарыс говорит, там впереди в дневном переходе уже первые отары и табуны.

- Харан, мне нужна твоя помощь, - сказала Камайя снаружи.

- Сейчас. - Харан поцеловал Алай и встал, впуская в шатёр холодное дуновение Выы. - Что там?

- Мне не нравится, как заживает рана Рикада. Я говорила, что надо зашить, но…

Голоса удалялись, а Алай сидела, расчёсывая волосы, и, чтобы отвлечься от дурного сна, напевала песенку, которой научил её Рикад в один из предыдущих вечеров. «И слышать за спиною лишь скрип родных ворот...» Он рассказывал о Валдетомо, где он родился и провёл первые десять лет жизни, как о самом прекрасном месте в мире, а Харан чуть позже лишь пожал плечами на её вопрос, правда ли, что такие места существуют. «Все считают место, где прошло детство, хорошим. Если детство было счастливым», - сказал он, а потом помолчал немного и попросил не говорить с Камайей о её детстве. «Там страшно», - отвечал он на расспросы о Рети. - «Лучше поцелуй меня».

- Алай, подойди, - крикнул Харан, и она быстро сунула ноги в сапожки и выскочила, накидывая тёплый халат.

- Мне нужны травы, которыми у вас ускоряют заживление ран, - сказала Камайя, со встревоженным видом смачивая повязку водой, которую она кипятила и хранила потом в плотно заткнутой бутыли. - У него слишком долго заживает рана на бедре. Рик, почему ты не обрабатывал? Не дал зашить?

- Я молодой. На мне всё заживает, как на кошке! - Рикад старался говорить бодро, но видно было, что он слегка струхнул. - Это ведь пройдёт?

- Надеюсь. Иначе твои мысли и страсть сконцентрируются ещё больше, если ты уменьшишься на одну ногу.

Лицо Рикада резко приобрело серый оттенок, а в глазах заплескался страх.

- Вот никогда ты не слушаешь, - бормотала Камайя, капая на рану прозрачной жидкостью из другой бутыли, от которой шёл просто-таки оглушающий запах хмельного. - Говорила я, зашить надо! Обрабатывай, онса влек!

- Почему все гватре злые такие? - возмутился Рикад, судорожно вцепившись в войлок. - Ты даже не гватре, а всё равно злая, как дело касается моих царапин!

- Я съезжу в Адат, - торопливо сказала Алай, глядя, как покрывается злыми розовыми пятнами нежное, светлое, невозмутимое лицо Камайи. - Жена хаса Духэра знает травы, а ещё я поищу какую-нибудь эным…

- Две ладони в длину… Я сама виновата. Надо было попросить Харана скрутить и подержать тебя или подмешать тебе сонное зелье. И зашить, пока ты тихий, - раздалось за спиной, когда Алай садилась на Бус.

- Если ты сотворишь такое, клянусь, я отомщу тебе. Даже не вздумай…

Улануг сидела у порога шатра с маленьким сыном у груди и душераздирающе зевала.

- Здравствуй, хасум Алай,