Мой муж Джон - Синтия Леннон

ГЛАВА 12

Брайан всегда говорил, что «Битлз» будут круче Элвиса. Поначалу все над этим посмеивались. Элвис Пресли уверенно сидел на своем троне короля рок — н-ролла, а о «Битлз» тогда и слыхом не слыхивали. Однако к 1965 году его предсказания сбылись. Они стали величайшей в мире поп — группой, затмив и Элвиса, и других популярных исполнителей. Их знали в любой стране земного шара; битломания добралась даже до далекой Австралии и Филиппин, до Японии и Скандинавии.

Мы в Великобритании находились в эпицентре явления, которое потом стали называть «свингующие шестидесятые». Это была эпоха свободы самовыражения, безудержного веселья и экстравагантного поведения. Люди поняли, что не обязательно ждать Рождества, чтобы зажечь свечи; они горели и горели, днем и ночью, не оставляя времени на сон. Иногда нам казалось, что жизнь в стране превратилась в бесконечную вечеринку, на которой мы всегда числились в списках почетных гостей. Весь 1965–й и последующие три года мы были завсегдатаями модных ресторанов и ночных клубов, нас приглашали на приемы к знаменитостям, мы покупали одежду от лучших дизайнеров, наши фото не сходили со страниц газет и журналов.

Жизнь моя тогда представляла собой череду контрастов. Один вечер я могла быть на какой — нибудь премьере, в окружении беснующихся толп, под вспышками фотокамер, а на следующее утро отводить Джулиана в детский сад, как и все остальные молодые матери. Днем я заходила в мясную лавку, и никто меня без Джона не узнавал, а вечером, когда он заканчивал запись в студии, мы отправлялись в шикарный ночной клуб потанцевать и поболтать с представителями богемы, которых мы считали своими добрыми друзьями.

Несмотря на то что теперь мы сами относились к касте знаменитостей, мы продолжали оставаться наивными, неискушенными детьми, не отличаясь изысканностью манер и особым чувством стиля. Раньше, в Ливерпуле, классно провести вечер означало попить вволю скотча с кока — колой или грушевого сидра в пабе — и то не в обычный день, а под Рождество или на чей — нибудь день рождения. Чаще всего мы ограничивались кокой и пивом, и все. Привычки обедать в ресторанах у нас не было, и только в редких случаях, когда вдруг заводились деньги, мы шли, конечно, не в ресторан, а в закусочную или кафе и заказывали себе курицу с жареной картошкой.

Приехав с Джоном в первый раз в Лондон, мы попросили Брайана помочь нам осмотреться. У него к тому времени уже была симпатичная квартира в престижном районе Белгра — вия, и он, не теряя времени даром, активно осваивал город и знакомился с его лучшими обитателями. Не зная, с чего начать, мы полностью положились на вкус Брайана. Чтобы мы вкусили немного ночного Лондона, он для начала повел нас на ужин в ресторан, который располагался на Эбери — стрит и назывался La Poule аи Pot. Рестораном заправляли два французских гея, шокирующе откровенные декаденты — по крайней мере, нам так показалось. Обстановка вокруг была очень интимной, стены завешены тяжелыми темно — красными и зелеными с позолотой портьерами, в бутылках, служивших подсвечниками, горели свечи, и воск стекал по ним вниз, образуя причудливые скульптуры. Нам там понравилось, хотя в меню, написанном по — французски, мы не могли разобрать ни слова.

Что касалось Брайана, то он был здесь в родной стихии. Гомосексуализм в то время еще находился под запретом, поэтому только в таких местах, как это, где не нужно было скрывать свою ориентацию, он мог расслабиться и не чувствовал себя изгоем. Наоборот, здесь он был членом особого клуба посвященных и одновременно нашим старшим товарищем с изысканными манерами, который показывал нам, наивным и неопытным, как надо жить. И мы в тот вечер предоставили Брайану полное право выбора: он заказал нам французский луковый суп, петуха в вине, грушевый десерт Poire Belle Helene и бутылку Pouilly Fuisse. Ужин был великолепно — благородным и сопровождался добродушными, хотя и несколько вольными шутками наших французских хозяев. Мы с Джоном весь вечер тренировались правильно произносить Pouilly Fuisse, чем очень веселили окружающих.

После того ужина Брайан регулярно брал нас с собой в походы по лондонским злачным местам, поэтому еще до нашего переезда в Уэйбридж мы не единожды имели возможность по достоинству оценить прелести ночной жизни города. Несмотря на частые посещения ночных клубов, ресторанов и вечеринок, мы так и не стали тонкими ценителями изысканной кухни. Джон по — прежнему предпочитал бутерброд с ветчиной или бифштекс любому блюду, приготовленному для него лучшими поварами.

Нашим любимым местом ночных бдений был клуб Ad Lib. Он располагался на верхнем этаже здания, куда из холла вас доставлял лифт, спрятанный за потайной неприметной дверью. Клуб был оформлен в минималистском стиле, вокруг находящейся в центре зала танцплощадки стояли мягкие узкие диванчики с подушками и длинные низкие столики.

Всю ночь клуб жужжал, как улей, и время от времени сюда захаживали знаменитости. Мы танцевали, пили и болтали с местными завсегдатаями — поющими близнецами Полом и Барри Райанами, нашими старыми ливерпульскими друзьями Фредди и Джерри, выступавшими в составах своих групп Dreamers и Pacemakers, здесь появлялись и музыканты из ансамблей The Who, Rolling Stones, Animals, а также певец Джорджи Фэйм. Встречаясь с барабанщиком группы The Who где бы то ни было, мы тут же заводили возвышенные философские беседы. Несмотря на свой имидж безумного рокера, Кейт Мун оказался очень серьезным и тонким человеком, и лет десять спустя я искренне оплакивала его преждевременную смерть.

После долгого ночного загула, уже на рассвете, мы отправлялись домой, как правило, вместе с Джорджем и Патти или с Ринго и Морин. Мы просили водителя остановить нас где — нибудь в придорожном кафе, съедали там мясной пирог и успевали вернуться домой как раз к тому времени, когда мне надо было отводить Джулиана в детский сад. После этого я падала в постель и несколько часов спала как убитая.

Среди наших излюбленных клубов были также Scotch of St. James, Samantha и Bag o'Nails. Последний мы посещали особенно часто. По контрасту с Ad Lib, он был оформлен преимущественно в темных тонах, с канделябрами в углах и глубокими, массивными диванами. Самым же привлекательным было то, что всю ночь здесь подавали багеты с мясом и луком: после записи парни обычно умирали от голода, так что они заказывали себе целую гору и жадно вгрызались в них.

Просторная квартира Брайана в Белгравии была очень элегантной, в классическом стиле. Он часто устраивал там вечеринки, всегда тщательно спланированные. Гостям подавали шампанское на большом подносе, который путешествовал из комнаты в комнату в руках ненавязчивого мажордома. У Брайана встречались самые разные люди: Дэвид Джекобс, ведущий популярной телепрограммы Juke Box Jury, на которой побывал и Джон, музыкальный журналист Рэй Коннолли и его супруга Плам, сказочно богатый владелец компании по производству и продаже стиральных машин Джон Блум и, наконец, Джими Хендрикс.

Кроме удовольствия от тонких вин и хорошей кухни, мы также узнали, что такое индийская конопля. На частных вечеринках или даже в клубах нередко забивался косячок, который предлагался всем желающим. «Битлз» впервые попробовали коноплю из рук Боба Дилана, во время их первого визита в США. В строчке их песни I Want То Hold Your Hand, где есть слова I can't hide («я не скрываю»), Боб по ошибке услышал I get high («я улетаю»). Он решил, что это имеет прямое отношение к наркотикам и что ребята давно их принимают. Когда Боб напомнил об этой строчке Джону, тот объяснил, что это не так и что «Битлз» до сих пор не пробовали ничего подобного. Тогда — то Дилан и предложил им покурить «травку» вместе с ним. Накурившись до одурения, ребята, хихикая, разбрелись по углам гостиничного номера, и потом рассказывали, как здорово это было. Впоследствии они курили регулярно и относились к этому как к выпивке, которая позволяет отдохнуть и расслабиться. Я тоже несколько раз пробовала, однако это так и не вошло у меня в привычку: не понимаю, как можно получать удовольствие от того, что лишает тебя контроля над собой.

То, что нас приглашали всюду, где собирались знаменитости и настоящие звезды, о которых еще пару лет назад мы могли только прочесть в газетах или увидеть по телевизору, необычайно льстило нам и вызывало легкое головокружение. Одной из таких звезд была певица Альма Коган. Она пользовалась бешеной популярностью в пятидесятые годы и все еще оставалась весьма известной в первой половине шестидесятых. «Битлз» познакомились с ней на ее телевизионном шоу, и она прониклась к ним искренней симпатией, особенно к Джону. С тех пор нас часто приглашали на вечеринки, которые Альма устраивала в своей роскошной квартире на Кенсингтон — Хай — стрит.

До личного знакомства, мы с Джоном воспринимали ее как несколько старомодную и скучную даму. Мы еще помнили ее давно вышедшие из моды наряды с утянутой талией и пышными юбками пятидесятых годов. Тем не менее в жизни Альма Коган оказалась очень красивой, интеллигентной и веселой женщиной, излучавшей сексапильность и шарм. Войдя в ее дом впервые, мы с Джоном почувствовали себя в совершенно ином мире. Насыщенные краски портьер из шелка и парчи на стенах напоминали шикарные декорации дорогих ночных клубов, все видимые глазу поверхности были украшены орнаментом, заставлены этническими скульптурами и фотографиями в рамках, инкрустированных серебром, золотом или драгоценными камнями. В гостиной разместились два роскошных глубоких дивана, между ними — для любителей — карточный столик, вокруг были разбросаны подушки, горели напольные лампы, драпированные шифоном и шелком, и повсюду — свечи, свечи, свечи…