Настоящее христианство - Том Райт

И снова, когда Даниил рассказывает, что в его видении чудовища «вышли из моря» (Дан 7:3), мы не станем думать, что этому противоречат слова объясняющего сон ангела о том, что «четыре царя восстанут от земли» (стих 17). Многие древние иудеи видели в море источник хаоса, и Даниил здесь намеренно указывает на главу 1 Книги Бытия (которая, по иронии судьбы, породила дискуссию о смыслах Библии), где в море зарождается жизнь, а потом на сцену выходит человек, чтобы внести в этот мир Божий порядок. Эти цари метафорически «вышли из моря», но это конкретные цари, командующие сухопутными войсками, а не абстрактные явления или идеи. А идущий «Сын Человеческий» из стиха 13, как объясняет ангел, это не живой человек, взлетающий на облаке, но достаточно конкретная группа людей — «святые Всевышнего» (то есть верные иудеи), которые «будут владеть царством вовек и вовеки веков» (стих 18).

Здесь мы можем понять важную вещь: противопоставление «буквального» и «метафорического» понимания Библии порождает путаницу, и само представляет собой путаницу. И если вы попали в сеть этих споров, сделайте глубокий вдох, обратитесь к какой–либо из великих метафор Библии и подумайте о тех конкретных событиях, на которые авторы хотели указать с помощью этих метафор, — начните все снова.

И нам надо избежать еще одного тонкого, но крайне коварного заблуждения. Очень легко предположить, что, коль скоро Библию не следует «понимать буквально», но по большей части «метафорически», значит, ее авторам и, быть может, самому Богу не слишком интересны наши конкретные ситуации, жизнь нашего тела, наши экономика и политика. Говоря о превосходстве «метафорического» над «буквальным», можно прийти к мысли — которая становится еще разрушительнее, если она не осознается и не формулируется, — что Бога на самом деле заботит наша неконкретная «духовная» жизнь, наши мысли и ощущения. Как только мы увидим, что это чудовищное соображение выходит из моря, мы сразу должны его распознать. Это чудовище дуализма своей ложью наполовину завоевало нашу культуру, и чтение Библии — буквальное, метафорическое и любое другое — должно нам помочь вступить с ним в сражение и его уничтожить. Ни один иудей в I веке не мог помыслить нечто подобное. Как и ни один из первых христиан.

Таким образом, интерпретация Библии остается титаническим и удивительным трудом. Вот почему мы должны себя ей посвятить, насколько у нас хватает для того времени и способностей. Мы должны заниматься этим трудом не только в одиночку, но и вместе с церковью, внимательно изучая Писание в молитве вместе с людьми, различные умения и познания которых могут нам помочь. Здесь есть только один надежный принцип: нам следует помнить, что Бог подарил Библию церкви в качестве снаряжения для ее работы в мире и что серьезное изучение Писания может и должно стать тем местом, где небеса пересекаются с землей и где Божье будущее входит в настоящее, и средством для того, чтобы это осуществилось. Библия была ответом Бога на стремление древних людей к справедливости, духовности, взаимоотношениям и красоте. Это — достойное стремление: нам тоже надо отправиться на поиск этих идеалов, вооружившись средством, которое Бог дал людям.

15. Верить и принадлежать

Река и дерево — это в каком–то смысле полные противоположности.

Река берет свое начало в буквальном смысле слова отовсюду. Маленькие ручейки, стекающие с холмов, далекое озеро, которое питают источники, тающий ледник — все они, как и масса других явлений, дают начало журчащему водному потоку, то плавному и спокойному, то стремительному. Постепенно отдельные ручейки и реки сливаются — так появляется одна река. Я жил какое–то время на берегу реки Оттавы в Канаде чуть выше того места, где в нее вливается Сент–Лоренс. В том месте ее ширина больше километра. Эта великая река вобрала в себя многие источники.

Дерево же начинается с одного–единственного семечка. Скажем, желудь падает в землю: маленький, хрупкий, одинокий. Он прорастает и пускает корень во мраке почвы. В то же время он пускает росток, который тянется к воздуху и свету. Корни быстро разветвляются и исследуют все доступное им пространство в поисках питательных веществ и воды. Росток становится стволом: сначала это одинокий стебель, но вскоре на нем также появляются ответвления. Дуб или кедр разрастается широко и во всех возможных направлениях. И даже высокий тополь, разветвляющийся вширь скромнее, не состоит только из ствола. Река начинается со множества потоков, собирая их вместе. Дерево начинается с одной точки, а затем разветвляется.

Оба эти образа помогут лучше понять церковь.

Церковь подобна реке. В последней книге Библии Иоанн видит множество людей, собранных из разных народов и племен и говорящих на разных языках, которые вместе возносят хвалу Богу. Это похоже на реку: все эти люди родились в разных местах, а затем собрались в один поток. Образ реки красноречиво напоминает нам об одной важной вещи: хотя церкви принадлежат самые разные люди, все они относятся к одной семье, все они должны стать единым потоком, текущим в определенном направлении. Так многообразие становится единством.

Но в то же время церковь подобна дереву. Оно выросло из одного семени, самого Иисуса, упавшего во мрак почвы и давшего начало удивительному растению. Его ветки заняли много места: одни смотрят строго вверх, другие касаются земли, третьи направлены к соседней стене. Если смотреть на эти распростертые ветви, наполненные жизненной силой, бывает трудно понять, что все они держатся на одном стволе. Но это именно так. Здесь единство порождает многообразие.

Конечно, это всего лишь образы. В самой последней главе всей Библии, где дается удивительная картина Нового Иерусалима, мы видим реку и деревья вместе, причем река проистекает из одного источника, а на всех деревьях растут листья, обладающие одинаковой целительной силой. Однако образы реки и дерева помогают нам лучше понять представления христиан о церкви — о Теле Христовом, о Невесте Христа, о доме Божьем, о народе Божьем, который одновременно представляет собой пеструю толпу людей, которые время от времени собираются в обшарпанном здании. Что такое церковь? Кто к ней принадлежит и каким образом в нее вступает? И, что не менее важно, зачем она нужна?

Церковь — это единая семья разных народов, о которой Бог Творец дал обетование Аврааму. Ее породил Мессия Израиля Иисус, движимый Духом Божьим, который принес всему творению преображающую весть о спасительной справедливости Бога. Это очень «плотное» определение, в котором важно каждое слово. Рассмотрим его внимательнее, не забывая при этом об образах реки и дерева.

Во–первых, церковь — это великая река, которую образуют десятки тысяч рассеянных притоков. И даже во дни Древнего Израиля, когда она была в основном семьей «кровных родственников», в ней находилось место для посторонних (таких как Руфь), которые входили в семью Израиля. И когда Иисус завершил свою задачу, такое включение чужих в семью стало нормальным явлением: люди любой расы, любой страны и культуры, положения, веса и размера присоединялись к этому новому народу. Когда мы называем церковь «народом Божьим», мы подчеркиваем идею преемственности, о которой хорошо помнили все первые христиане, между семьей Авраама и всемирной семьей церкви. Хотя сам по себе этот образ ставит перед нами вопрос (о котором также много размышляли первые христиане), почему многие иудеи с самого начала не признали Иисуса своим Мессией и потому не стали членами семьи, которая провозгласила его Господом.

Во–вторых, церковь — это дерево со многими ветвями, которое Бог насадил тогда, когда призвал Авраама. У этого дерева один ствол, Иисус, и много больших и малых ветвей и листьев — миллионы христианских общин и христиан по всему миру. Примерно так же нужно понимать один важный библейский образ, который использует Павел: церковь как «Тело Христово», единое тело, в котором каждая община и отдельный христианин — члены или органы. «Тело» — это не просто образ единства в многообразии, он также говорит о том, что церковь призвана делать работу Христа, стать для него тем средством, которое позволяет Христу действовать в мире. Это дерево, корни которого лежат в Древнем Израиле, стоит в Иисусе и распустило ветви во все стороны ради дела Христа, оно должно реализовать то, чего он достиг, во всем мире. И это подводит нас к еще одному библейскому образу, который мы найдем и в Ветхом Завете, и в словах Иисуса: Божий народ, как виноградная лоза, одно растение со многими ветвями.

Обе эти картины не так далеки от образа «семьи», но последний не должен вводить нас в заблуждение. В каком–то смысле это важнейший образ: христиане с самого начала стремились жить единой большой семьей и заботиться друг о друге именно так, как (в том мире) друг о друге заботились родственники. Они не просто называли друг друга «братьями» и «сестрами», но и относились друг к другу соответственно. Они говорили своей жизнью, своими молитвами и образом мыслей: мы — дети одного Отца и следуем за нашим Старшим Братом Иисусом, а потому делимся своим имуществом и всеми ресурсами с нуждающимися среди нас. И когда они говорили о «любви», прежде всего они подразумевали именно эту ее сторону: жизнь в единой семье, пронизанной взаимной поддержкой. Церковь никогда не должна забывать об этом своем призвании.