Мерфи - Сэмюел Беккет

– Никому ни слова, – потребовала Кунихэн. – Какой, ты сказал, номер дома, в котором она живет?… Ага, ясненько… Скажешь им, и Ниери, и Вайли, что снова день прошел впустую и ты никого не нашел. Вот тебе за труды. Надеюсь, этого будет достаточно.

Говоря все это и, вручая Куперу деньги, Кунихэн рассеянно расстегивала пуговицы своей верхней одежды и вынимала шпильки из волос. Похоже было на то, что ей хотелось поскорее раздеться. При этом, надо отдать ей должное, она совсем не задумывалась над тем, что Купер, несмотря на все свои недостатки и странности, был все же мужчиной и соответственно обладал страстями и желаниями, свойственными мужчине, причем именно такими, которые она ценила в мужчинах прежде всего.

– А завтра утром, – говорила Кунихэн, начиная совлекать с себя уже исподнее, – ты как обычно отправишься на поиски, но будешь искать не Мерфи… ладно, черт тебя побери, вот тебе еще немного денег за лишнее беспокойство… да, так вот, ты отправишься на поиски не Мерфи, а жены Ниери… Жены Ниери! – выкрикнула Кунихэн голосом, срывающимся на визг. – Будешь искать эту стерву, Ариадну Ниери, урожденную Кокс, чтоб ей пусто было!.. Наверняка какая-нибудь кривая уродина и совсем не красавица… хотя лично я… (здесь Кунихэн, все также рассеянно расстегивавшая лифчик, вздохнула, и голос ее стал заметно мягче)… против этой обиженной богами и людьми женщины ничего не имею. Я буду испытывать к ней неприязнь, настоящую неприязнь только в том случае, если ты узнаешь о ней что-нибудь ну совсем уж непотребное.

Беседа с Вайли оказалась для Купера менее тяжким испытанием, хоть и не столь прибыльным, ибо Вайли исчерпал все свои денежные ресурсы и с нетерпением ждал встречи с Кунихэн, надеясь, что она эти запасы пополнит.

То, что Вайли сказал Куперу, подтвердило принадлежность ума Вайли к той же категории великих умов, к которой принадлежал и ум Купера.

– Все, отставляй Мерфи в сторону, – приказал Вайли, – пока забудь про него вообще. Ищи жену Ниери, в девичестве Кокс.

Купер ожидал, что Вайли даст ему дальнейшие указания, но Вайли, молча надев пальто и шляпу, буркнул:

– Пошли. Иди вперед. Я за тобой.

Когда они вышли на улицу, Вайли спросил:

– Ну, в какую сторону ты теперь направишься, Купер?

А Купер оказался застигнутым врасплох этим вопросом, ибо он еще не успел выбрать направление своего дальнейшего движения. После мгновенного колебания он наобум, неопределенно махнул рукой.

– Ну что ж, тогда расстаемся, Купер. До завтра, до свидания, – вежливо попрощался Вайли.

Отойдя всего на пару шагов (Купер не двинулся с места), Вайли остановился с видом человека, который вдруг что-то вспомнил, постоял неподвижно пару секунд, а затем вернулся к Куперу, который, не проявляя ни нетерпения, ни заинтересованности, терпеливо ждал.

– Да, вот еще что, чуть не забыл, – промямлил Вайли, – когда ты увидишься с Кунихэн… ты ведь сейчас отправишься к ней, ведь так, я не ошибаюсь?

Воистину поразительно умение, с которым полные аналфабетики,[189] особенно те из них, которые получили ирландское образование, обходят свой страх перед вербальным[190] способом изъяснения. На лице Купера (несмотря на то что на нем, казалось, не дрогнул ни один мускул) отразились тончайшие оттенки чувств и внутренних состояний, в которых присутствовали следы нерешительности, отвращения, собачьей преданности, коровьего тупоумия, усталости, голода, жажды, неисчерпанных запасов духовных сил. Все эти чувства и состояния промелькнули на лице Купера за очень краткий промежуток времени – явились и исчезли, – и никакому, даже наиболее искусному оратору, не удалось бы все это выразить и за значительно больший промежуток времени и при этом скрыть то, что желательно было бы словесно прикрыть, не выдать истинных чувств, оставив лишь намек.

– Может быть, ты и не собираешься к ней, – продолжил Вайли после неловкой паузы, – но если вдруг ты ее увидишь… помни, что у тебя для нее новостей нет. Ничего нового ты ей сообщить не можешь. Ясно? Ты же сам прекрасно знаешь, как относятся женщины к сообщениям о других женщинах.

Если Купер и не знал, как к таким сообщениям относятся женщины, то не потому, что ему никогда не представлялась возможность узнать это. Возможность получить такое знание у него когда-то имелась, а вот обстоятельства, связанные с этой возможностью, были окрашены в весьма печальный оттенок. Дело в том, что, как это ни прискорбно, но одному их двух ангельских существ, к которым он испытывал привязанность, причем одновременно – так уж ему не повезло! – некоей госпоже А., бывшей когда-то брюнеткой, исполнилось на радость Его Величеству семнадцать лет, а второе из этих существ, некая госпожа Б., тоже брюнетка в молодые годы, пребывала, к сожалению, в относительно добром здравии, несмотря на все свои недуги и телесные повреждения… И все же, строго говоря, он не обладал тем знанием, о котором его спрашивал Вайли и которое имелось у самого Вайли, предупреждая его о возможных последствиях неосторожности; имелось такое знание и у Ниери, и, собственно говоря, им обладает большинство мужчин, хотя добывают они его со значительно меньшими трудами и затратами, а в некоторых случаях мужчины получают такое знание, так сказать, apriori.[191] То неприятное обстоятельство, которое упоминалось несколько выше, Купер изо всех сил старался забыть, и ему это в значительной степени удалось, хотя и не полностью, а вот Ниери, напротив, и тоже с немалыми трудами, почти полностью восстановил в памяти. Купер мог еще припомнить нежную сцену (и может быть, даже не одну), которая произошла у него с госпожой А. еще до того, как он повстречался с госпожой Б., и пару нежных сцен с госпожой Б. вроде бы еще до того, как он познакомился с госпожой А. Эти воспоминания, в которых он постоянно путался, не причиняли ему душевной боли и, конечно же, не интересовали Ниери, который не знал ни ту, ни другую.

– Послушай, я спрашиваю тебя, – нетерпеливо воскликнул Вайли, – знаешь ли ты, что представляют собой женщины? А может быть, ты провел всю свою жизнь в Корке, и там женщины вообще не водятся?

Голова Купера тяжело опустилась подбородком на грудь, казалось, она вообще готова скатиться с плеч, а его руки, маленькие, беленькие, припухленькие, словно набитые промокшим тряпьем, безволосатенькие, на вид вяленькие, а на самом-то деле очень ловкие и искусные, проделали какие-то тяжеловесные жесты в вечерней мгле.

Купер пробормотал:

– Ну, усё будет у порядке…

– А может быть, у тебя появилась какая-нибудь очаровательная особа, которая приворожила тебя? – игриво спросил Вайли. – Совсем молоденькая, а? Ну, признавайся!

Купер опустил руки, словно сделавшиеся неподъемно тяжелыми, с видимым усилием повернул голову, в упор посмотрел на Вайли и повторил таким же мертвым голосом:

– Ну, усё будет у порядке…

Вечер лишь обдумывал, не сделаться ли ему ночью, а Ниери, скинув с себя пижаму и швырнув ее на пол, уже ворочался на кровати, мучительно вопрошая, когда же наконец придет утро. И тут, посреди его терзаний, объявилась Кунихэн собственной персоной. Увидев, что ей не предлагают сесть и вообще не обращают на нее никакого внимания, она с шаловливой развязностью, которая отнюдь не была для нее характерна, уселась в изножье кровати, причем усаживалась она с таким видом, словно опускалась на заросший колючей травой и цветами берег речки у самой кромки обрыва.

Ниери укрывался лишь простыней, и ноги его замерзли, он их скрестил и уперся подошвами в грелку; пальцы ног при этом были скрючены наподобие птичьих лап. Когда Ниери не спалось, он обычно скрещивал ноги, надеясь, что это поможет ему заснуть; делал он это в подражание древнегреческому богу Сна,[192] который, как и брат его, часто изображался на вазах со скрещенными ногами.

Он также считал (несколько смутно, не облекая эту мысль в ясно выраженные слова), что соединение нижних конечностей подобным скрещенным образом предотвращает уход жизненной энергии. Но в тот раз, когда ему стало совершенно ясно, что сон не придет к нему, и когда на его кровать уселась Кунихэн и ее горячая, аппетитная, как булочка, намазанная маслом попка оказалась в такой близости от него, Ниери снял одну ногу с другой и незаметно столкнул с постели грелку, которая упала на пол, проскользнув в зазор между кроватью и стеной. При падении грелка, тихо булькнув, дала течь и из нее начала вытекать вода, ручейком устремляясь к центру комнаты. Вода текла из пострадавшей грелки на протяжении всей той сцены, которую мы сейчас опишем. (Кстати, когда-то усаживание Силии на кровать своего деда Келли, да и на кровать Мерфи, происходило манером, весьма напоминающим осторожничанье Кунихэн.)

Кунихэн, задыхаясь от волнения, со смиренным видом принялась убеждать Ниери в том, что обнаружение Силии обязательно приведет к отысканию и Мерфи, но не успела она завершить изложение своих пространных доводов, как появилась горничная и сообщила, что пришел господин Вайли, который хочет видеть господина Ниери. Кунихэн соскочила с кровати и, объятая паникой, стала лихорадочным взором искать место, где она могла бы спрятаться, или, по крайней мере, вторую (а может быть, и потайную) дверь, которая позволила бы ей бежать, не встречаясь с Вайли.