Шань - Эрик Ластбадер

Прислушавшись, он различил звуки дыхания, своего и чужого, к которым примешивался шум грозы. Короткая вспышка молнии, и могучий раскат грома загрохотал в ночном небе.

В это короткое мгновение Чжилинь понял, что не ошибся, доверившись хрустальному пути. В его комнате был не кто иной, как Хуайшань Хан!

Чжилинь вспомнил беспокойное напряжение подполковника во время их беседы на поляне. Сосредоточенное выражение, застывшее в его глазах. Это вовсе не шутка, товарищ. Нам весьма желательно как можно скорее получать от вас настоящий ответ.Тотчас в памяти Чжилиня вспыхнула другая картина: пистолет Дэвиса, союзника Хуайшань Хана, направленный на него.

Соскользнув с постели, он мысленно приготовился к поединку. Он не испытывал желания нападать первым, но твердо решил защищаться до конца.

— Ши тон ши.

Дождь оглушительно барабанил по стеклам.

— Ши тон ши!

Ставни тряслись под ударами ветра.

— Я здесь. — Подав голос, он тут же переместился на несколько шагов в сторону, но Хуайшань Хан никак не проявил свои агрессивные намерения, если даже они у него и были.

— Я должен поговорить с вами.

— Вы выбрали для этого весьма странный и бесцеремонный способ.

— На войне между нами также не принято придерживаться церемоний.

— Это правда, — признался Чжилинь. — Говорите то, зачем пришли. Сейчас я зажгу свет.

—Нет!

Голос незваного гостя звучал так настойчиво, что Чжилинь замер на месте.

— Прошу вас, не зажигайте света. Никто не должен даже заподозрить, что я приходил к вам.

— Простите мою недоверчивость, Хуайшань Хан, — промолвил Чжилинь, взвешивая каждое слово, — но вы отъявленный националист. Вчера вы совершенно ясно подтвердили это. Более того, вы старались склонить меня на свою сторону, убеждая предать дело, во имя которого я пожертвовал всем, что у меня было в жизни. Проще говоря, вы мой враг. Поэтому объясните мне, если сможете, почему я должен хранить в тайне ваши действия, а не сообщить о них тотчас же моему и вашему руководству.

— Потому, — ответил Хуайшань Хан пронзительным шепотом, — что мое руководство приговорило вас к смерти.

В комнате повисло жутковатое молчание, нарушенное лишь отдаленными раскатами грома.

— Объяснитесь.

— Я скажу все, что знаю, но вы должны пообещать не зажигать света.

— Ладно.

— Чану каким-то образом удалось мельком увидеть вас.

Сердце Чжилиня учащенно забилось при этих словах.

— Он все еще помнит, — продолжал Хуайшань Хан, — о гибели своих людей от рук человека, чьей женой была помощница Сунь Ятсена. Он не забыл про устроенную по его приказу охоту за головой того человека и то, что она оказалась безрезультатной. Теперь он решил, что ваш час пробил. Он прикончит вас здесь.

— Ерунда! — в глубине души Чжилинь испытывал гораздо меньшую уверенность, чем хотел показать. — Сейчас в деле замешана большая политика. На кон поставлена судьба Китая. Если Чан и Мао договорятся между собой, коалиция...

— Коалиции не будет, — прошипел Хуайшань Хан. — Это я могу вам гарантировать.

— Тогда зачем нужно было договариваться об этой встрече?

— По мнению генералиссимуса, только для того, чтобы умаслить американцев и русских, требовавших от него начать переговоры с Мао. Впрочем, если уж на то пошло, то к ним можно добавить и китайский народ. Он устал от войны. Однако, смею вас уверить, Ши тон ши, Чан принял решение еще до того, как вы и ваши соратники ступили ногой на землю Чунцина. Он рассматривает как победу тот факт, что “великий Мао” приехал в его логово смиренно просить о мире. — Хуайшань Хан покачал головой. — Однако о коалиции не может идти и речи. Чан намерен тянуть время, хитрить, а затем обвинить в провале переговоров несговорчивых коммунистов. После чего он обрушит на вас армию.

Чжилинь был потрясен: он с самого начала предполагал, что Чан планирует вести себя именно так. Мао знал об этом, но отказывался прислушаться к его мнению. Чжилинь не верил в жизнеспособность подобной мифической коалиции, и Чан, как теперь выяснялось, видимо, тоже. Разумеется, в том случае, если Хуайшань Хан говорил правду.

— У меня нет оснований доверять вашим словам, — заявил Чжилинь. — Вы мой враг. Тем более после вчерашнего разговора.

— В этом-то все и дело. Вы еще не отдаете себе отчета в том, что на самом деле произошло вчера. У меня не было ни малейшего намерения переманивать вас на сторону Чана, Ши тон ши. Я просто хотел заглянуть в ваше сердце, определить глубину и искренность ваших убеждений. Я хотел знать наверняка, с кем имею дело. Дэвис сказал мне, что я могу довериться вам. Однако я не поверил ему до конца. В конце концов, он всего лишь гвай-ло,не так ли? Можно ли полагаться на слова варвара, если речь идет о китайце?

— И вы решили взглянуть на меня сами? Из разрозненных кусков постепенно складывалась целостная мозаика.

— Совершенно верно. Вот почему я забросил приманку, пытаясь завербовать вас. Теперь я знаю, что ваши помыслы чисты. Следовательно, я могу довериться вам.

— Довериться мне? В чем?

— Дело в том, что я сам хочу перейти на вашу сторону, Ши тон ши. Я не в состоянии мириться с Чаном и его милитаристскими идеями. Его мысли заняты одними военными победами. Предполагаемыми победами. Он верит только в армию. Все остальное для него не существует. Ему почти совсем нет дела до народа.

— Значит, вы хотите стать коммунистом?

— Я хочу счастливого будущего для моей страны. Чан не способен обеспечить его. Это мне известно.

— Разумеется, вы рассказали обо всем Россу Дэвису, когда выбрали его в качестве посредника?

— Вовсе нет, — возмущенно возразил Хуайшань Хан. — Вы принимаете меня за круглого дурака? Я сказал ему лишь, что хочу неофициальными путями продвинуть вперед создание коалиции. “Возможно, — объяснил я ему, — наладив контакт с кем-нибудь из советников Мао и начав конфиденциальные переговоры, мы сможем ускорить процесс”.

— И он поверил вам?

— А почему бы и нет? Вы знаете Дэвиса не хуже меня. Такой подход не мог ему не понравиться. Он был вынужден согласиться: это означало для него исполнить долг патриота.

Чжилинь засмеялся.

— Да-да. Долг патриота.

— Лучшее качество благородного дикаря, — промолвил Хуайшань Хан.

— Он не так уж и плох, этот Дэвис, — заметил Чжилинь. — Для гвай-ло,во всяком случае.

Хуайшань Хан вышел на середину комнаты.

— Я помогу вам собрать вещи, — сказал он. — Вдвоем мы удерем на север, туда, куда не дотянутся руки генералиссимуса.

— Нет, — возразил Чжилинь. — Это ничего не решит. К тому же ваше исчезновение создаст серьезную проблему для Мао. Надо придумать лучшее решение.

— Решение? — повторил за ним следом Хуайшань Хан. — Как вы можете рассуждать о каких-то решениях, когда каждую минуту вам угрожает смерть?

— Успокойтесь, товарищ. Чан не станет подсылать убийц ночью в мою комнату. Скандал, который обязательно разразится после этого, обойдется для него слишком дорого. Если все, рассказанное вами только что, соответствует действительности, то, значит, ему во что бы то ни стало надо выйти из этого тупика с чистыми руками. По крайней мере, на этом как на обязательном условии продолжения своей помощи будут наверняка настаивать американцы. Отказавшись же от их поддержки, Чан тем самым подпишет себе смертный приговор. Поэтому он не станет торопиться. Он знает, что, пока Мао здесь, я никуда не денусь. Ему придется устроить все таким образом, чтобы моя смерть выглядела результатом несчастного случая. Он и его люди должны быть абсолютно вне подозрений.

— Да, вы правы, — согласился Хуайшань Хан. — И все же...

— Терпение, мой новый товарищ. Терпение. Мы найдем способ решить эту проблему.

Наутро, однако, Чжилиня стали обуревать сомнения в верности его расчетов. Поводом к тому послужило то обстоятельство, что Росс Дэвис не появился на занятиях по тай цзы.Подобное произошло впервые с тех пор, как они заключили свой договор, и могло быть расценено как тревожное предзнаменование. Чжилинь не любил делать поспешных выводов. Однако он не делал секрета из того, что каждое утро выполняет свои упражнения в определенное время и в одном и том же месте. Если Чан и намеревался устранить его, то наверняка не собирался осуществлять свой замысел на глазах у свидетеля, тем более американца. Не было ничего проще, чем придумать предлог, который воспрепятствовал бы появлению Дэвиса на месте преступления.

Тревога Чжилиня усилилась еще больше, когда он обнаружил, что Мао со свитой, сопровождавшей его на переговорах, уже отбыл на утреннее заседание, хотя стрелка часов только-только достигла цифры шесть. Чжилинь даже не успел передать ему информацию, полученную от Хуайшань Хана. Сам же Хан по предложению Чжилиня вернулся в лагерь Чана, где ему предстояло дожидаться условного сигнала. Чжилинь убедил его, что, находясь там, он сможет в настоящий момент принести Мао больше пользы.