Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно звучное иностранное слово эспланада помогло бригаде Ташгипрогора победить в конкурсе 1964 года на центр Ташкента. По условиям конкурса всем бригадам следовало сосредоточиться на объединении исторических ядер «старого» и «нового» города. Предложив соединить их озелененной прогулочной осью, то есть эспланадой, ташкентский коллектив выиграл конкурс. Однако магия термина и притягательное макетное решение оказались обманчивыми, так как обустройство гигантского пространства четырехкилометровой эспланады (такова же длина Центрального парка Нью-Йорка) оказалось неподъемным для бюджета республики. В восточной части эспланады архитекторы хотели разбить «Бульвар Карла Маркса»[222], однако дело ограничилось лишь аллеей, на которой рядом с деревьями поставили ряд скамеек. Еще более заброшенными выглядели фрагменты создававшейся эспланады по правому берегу канала Анхор, где раньше располагались махалли «Старого города». Таким образом, к моменту распада СССР, через 27 лет после принятия генплана центра, на оси между Сквером революции и площадью Чорсу существовали лишь несколько озелененных фрагментов общей длиной до одного километра, и их благоустройство было минимальным, если не отсутствовало вовсе.
Вид на северо-восточную часть бульвара. 1970
Участок бульвара, прилегающий к кафе «Голубые купола». Нач. 1970-х
Между тем перпендикулярная пешеходная ось, ведущая с севера Ташкента на юг, активно развивалась и привлекала горожан. В основном она проходила по набережной Анхора, разнообразно аранжированной ландшафтно-парковыми приемами на участке от здания ЦК КП Узбекистана{3} до улицы Навои, а впоследствии — до набережной у Музея дружбы народов{32}. Наряду с набережной был разработан и бульвар, который фактически являлся альтернативной городской эспланадой, значительно меньшей по размерам и потому не оставшейся абстрактным макетным мечтанием. СССР имел плановую экономику, но, чтобы реализоваться, планы должны были быть конкретными и иметь ограниченную временную перспективу.
«ДУХ ТАШКЕНТА»
Термин «дух Ташкента» вошел в городской лексикон после международной конференции писателей стран Азии и Африки, состоявшейся в Ташкенте в 1958 году. В шестидесятые годы в его вариациях стала ощутимее звучать тема «дружбы народов», усилившаяся после подписания «Ташкентской декларации», которая стала этапом послевоенной нормализации отношений между Индией и Пакистаном. На протяжении всех 1960-х годов в Ташкенте проводили разнообразные международные конференции, симпозиумы и встречи представителей «развивающихся стран»: витринная роль в глазах стран незападного мира, уготованная столице Узбекистана, становилась все более зримой. И конечно, образ города как места «братской взаимопомощи советских народов» стал особенно популярным в ходе строительства, развернутого при содействии других советских республик после Ташкентского землетрясения (1966). В 1968 году, когда архитекторы приступили к разработке бульвара-эспланады, в Ташкенте прошли международный симпозиум писателей пяти континентов «Литература и современный мир» и международный кинофестиваль стран Азии и Африки, ставший затем традиционным и в определенный период — крупнейшим кинофорумом стран незападного мира. Все это усиливало значение Ташкента как перекрестка культур: как бы перерастая свой статус крупнейшего города Средней Азии, он претендовал на роль влиятельного международного центра. Перед архитекторами была поставлена политическая задача: отразить в концепции бульвара новый образ города. На одном полюсе вытянутого озелененного пространства они должны были расположить «монумент в честь пятидесятилетия Советского государства», а в самой высокой его точке — «монумент мира и дружбы»[223]. Последнее задание вскоре было уточнено: монумент «Ташкент — город мира» власти решили посвятить роли столицы Узбекистана в организации международных форумов науки и культуры[224]. Однако до проектирования фигуративных памятников или символических стел дело не дошло — проект бульвара отразил мультикультурную тему менее плакатным образом.
ПРОЕКТ
Юрий Халдеев предложил разместить на главной оси бульвара-эспланады несколько садов, стилизованных под разные парковые традиции. За парадной «увертюрой» со стороны площади Ленина{12} и гостиницы «Ташкент» с разных сторон главной аллеи последовательно открывались нанизанные на нее четыре сада: «японский», «русский», «узбекский» и на южном завершении бульвара — «французский». Видимо, на случай, если идея монумента приняла бы конкретные очертания, авторы оставили пустым просторное каре во вводной части площади, которое напоминало открытые пространства исторических эспланад. Благодаря ему при взгляде на бульвар со стороны гостиницы «Ташкент» и площади Ленина горожане видели не стену парка, высаженного по периметру квартала, а разнообразные перспективы, отрывавшиеся одна за другой. Органичность этому замыслу придало и то, что при воплощении он постоянно корректировался и строгий ритм предусмотренных для зелени площадок прерывался нерегулярными вставками там, где можно было сохранить ценные старые деревья, придававшие бульвару более живописный исторический характер.
План бульвара. 1969
Скорее всего, идея создания парка была навеяна чтением текста «Садово-парковое искусство Средней Азии в эпоху Тимура и Тимуридов» Галины Пугаченковой, известной и популярной среди архитекторов Ташкента узбекской ученой. Именно она, изучив многочисленные источники, описала пространственную структуру парков эпохи тимуридов, разбитых вокруг обширной аллеи, называемой хиабаном, «с четкой системой осевого построения»[225]. «Хиабан, — писала Пугаченкова, — обычно обсаживали в один и в два ряда деревьями, среди которых располагались различные архитектурные сооружения — киоски, чайханы и др. Он играл роль большого общественного бульвара, куда приходили в праздники и по вечерам»[226]. Тот же принцип характеризовал проект бульвара имени Ленина. Открытое каре с площадкой для неустановленного монумента вело к главной аллее, перекрытой высокими металлическими перголами. К ней примыкали свободно прорисованные парковые дорожки, а также мощенные поперечные тротуары. Виды раскрывались постепенно: сначала внимание пешехода приковывал «Японский сад» с кафе «Голубые купола»{16} на заднем плане справа, затем слева возникал «Русский сад», далее — «Узбекский сад» с поставленной рядом с ним традиционной чайханой (архитектор Л. Дзимас), а в конце аллеи — «французский сад», с коротко постриженными кустами и газоном.
Японский сад. 1970-е
Вероятно, «Японский сад» был наиболее вольной стилизацией: его открывали «японские» ворота, сделанные из рифленого бетонного монолита, с проходом в имитированный «природный» уголок, где пешехода встречали «горы, камни, гроты, гравий, песок, тихая и падающая вода с карликовыми посадками»[227]. Помимо этого, на бульваре были разбиты детский городок с «крепостью», катальной горкой и другими архитектурными аттракционами. Пресса отнеслась к идее положительно. Журналистка «Правды Востока» предвкушала: «Экзотичный японский сад, что расположится на холмах, отличается оригинальностью
