Новые мелодии печальных оркестров - Фрэнсис Фицджеральд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваше имя… — начал он, вопросительно улыбаясь.
— Сан-Хуан Чандлер. Мой отец был ранен в битве на холме Сан-Хуан,[19] и вот поэтому меня так назвали — как Кенсо Маунтин Лэндиса.[20]
Хуан объяснял это столько раз, что проговаривал фразы автоматически: в школе его называли Санти, в колледже — Дон.
— Вы должны у нас отобедать, пока вы здесь, — туманно произнесла миссис Холиуок.
Хуан почти перестал слушать, о чем говорили дальше: он заново живо осознал, что Ноуэл приезжает завтра. И приезжает потому, что он здесь. Она сократила срок пребывания в Адирондаках, получив его письмо. Понравится ли он ей теперь — здесь, где все не так, как в Монтане? Тут, в Калпеппер-Бэе, чувствовался размах, воздух был пропитан деньгами и удовольствиями, а к этому Сан-Хуан Чандлер — застенчивый, симпатичный, избалованный, одаренный юноша без гроша в кармане из маленького городка в Огайо — был не готов. Дома, где его отец был священником-пенсионером, он общался с милыми людьми. И до приезда сюда, на фешенебельный курорт в Новой Англии, не понимал, что при достаточном наличии богатых семейств неизбежно образуются замкнутые сообщества, куда посторонним доступ заказан. На пижонском ранчо все они одевались одинаково; здесь его готовый костюм в стиле принца Уэльского казался претенциозным, его шляпа, модная лишь теоретически, — жалкой пародией, галстуки — слабым отражением безупречных, совершенных в платоновском смысле галстуков, которые носили в Калпеппер-Бэе. Однако различия были столь незначительными, что сам он неспособен был их уловить.
Однако с того утра — минуло три дня, когда он сошел с поезда и оказался среди молодых людей, встречавших на станции своего товарища, — Хуану было не по себе, и манера тетушки Коры представлять гостя разным людям так, словно она стремилась его им во что бы то ни стало навязать, только сильнее его удручала. Хуан мысленно твердил себе, что тетушка Кора движима добротой к нему, а сам он должен считать себя счастливчиком оттого, что ее приглашение совпало с его страстным желанием вновь увидеться с Ноуэл Гарно. Он еще не уяснил, что за три дня возненавидел холодно-высокомерное покровительство тетушки Коры.
Звонкий, напористый голос Ноуэл в телефонной трубке на следующее утро заставил его собственный голос дрогнуть от прилива счастья. Она заедет за ним в два часа, и остаток дня они проведут вместе. Все утро Хуан пролежал в саду, безуспешно пытаясь освежить летний загар под бледно-лимонным светом сентябрьского солнца и порывисто вскакивая, стоило ему только заслышать лязганье садовых ножниц тетушки Коры на границе с соседним участком. Вернувшись к себе в комнату, Хуан вновь уныло взялся за пуховку, но тут к воротам подкатил спортивный автомобиль Ноуэл, и она выбралась на подъездную аллею. Глаза у нее были темно-голубые, почти что фиалкового цвета, а губы, как частенько думалось Хуану, походили на крохотные, мягкие-мягкие алые подушечки, хотя называть их подушечками язык как-то не поворачивался: нежнее этих губ не сыскать было на целом свете. Когда Ноуэл говорила, рот ее принимал форму буквы «О», а глаза распахивались так широко, будто она готова была не то разрыдаться, не то прыснуть со смеху от меткости ею сказанного. Уже в семнадцать лет она усвоила, что мужчины ловят ее слова с жадностью, которая ее пугала. Хуану даже самые пустячные ее замечания казались исполненными глубочайшего смысла и вызывали в нем напряженную сосредоточенность — настолько, что иной раз Ноуэл находила это утомительным.
Хуан сбежал по лестнице и по усыпанной гравием дорожке бросился навстречу Ноуэл. «Ноуэл, дорогая моя, — слова его прямо-таки распирали, — ты настоящее чудо, никого нет чудесней! У меня сердце готово из груди выпрыгнуть, едва только я завижу твое дивное личико и вдохну упоительный аромат, который тебя обволакивает». И такое признание было бы бесценной, единственно мыслимой правдой. Но вместо этого он промямлил:
— А, Ноуэл, привет! Ну как ты?.. Да, я и в самом деле очень рад. Это и есть твоя машина? Какой она марки? Ты и впрямь здорово выглядишь.
Смотреть на нее он не мог, а если смотрел, то ему казалось, что лицо у него дурацки гримасничает, будто оно чье-то чужое. Хуан забрался в машину, они поехали, и он прилагал громадные усилия, чтобы успокоиться, но когда Ноуэл, отняв руку от руля, легонько коснулась его руки, какой-то извращенный инстинкт заставил его резко ее отдернуть. Ноуэл эта неловкость озадачила, и она погрустнела.
Они отправились на теннисный турнир в Калпеппер-клаб. Хуан так мало замечал что-либо вокруг себя, кроме Ноуэл, что позднее, сообщив тетушке Коре, что теннис они не видели, сам в этом не усомнился.
Потом они прогуливались по парку, где бессчетные встречные поздравляли Ноуэл с возвращением домой. Двое Хуана насторожили: невысокий молодой человек приятного вида, примерно его ровесник, с живыми карими глазами — такими блестящими, словно стеклянные глаза совиного чучела; и второй — долговязый томный франт лет двадцати пяти, который, как верно заключил Хуан, сам напросился, чтобы Ноуэл его представили.
В обществе девушек Хуан почувствовал себя раскованней. У него развязался язык: присутствие Ноуэл придавало ему уверенности, а эта уверенность помогала решительней держаться и с Ноуэл. Дела шли на лад.
С одной из девушек — острой на язычок миловидной блондинкой по имени Холли Морган — Хуан провел накануне несколько шутливо-сентиментальных часов, и чтобы показать Ноуэл, что он неплохо без нее обходился, он принялся настойчиво осаждать Холли Морган всякими расспросами. Холли этот диалог не поддержала: Хуан принадлежал Ноуэл, и хотя Холли он нравился, но вызвать у Ноуэл неудовольствие ей не хотелось.
— Когда мне появиться к обеду, Ноуэл? — спросила Холли.
— В восемь, — последовал ответ. — Билли Харпер за тобой заедет.
Хуан почувствовал, как его кольнуло разочарование. Он-то думал, что обедать они с Ноуэл будут вдвоем, а потом — вести долгую беседу на темной веранде, где он поцелует ее в губы, как это было тем незабываемым вечером в Монтане, и подарит ей значок общества «Дельта Каппа Эпсилон». Но быть может, остальные гости разъедутся пораньше: он признался Холли Морган, что влюблен в Ноуэл, и той хватит ума сообразить.
В сумерках Ноуэл высадила его у ворот дома мисс Чандлер и с минуту помедлила, не включая зажигание. Предвестие вечера — первые огоньки в домах вдоль побережья, отдаленные звуки рояля, легкое веяние прохлады — вдруг вознесло их обоих в райские кущи, о которых Хуан, опьяненный восторгом и ужасом, ранее не в состоянии был и помыслить.
— Ты рад меня видеть? — шепнула Ноуэл.
— Рад? — Язык Хуана не слушался. Он отчаянно силился передать распиравшие его чувства словом, взглядом, жестом, но цепенел от мысли, что никак, никогда, ни за что не сумеет выразить волнение своего сердца. — Ты меня с толку сбила, — проговорил он жалким голосом. — Не знаю, что и сказать.
Ноуэл ждала, настроившись на вполне определенный ответ, готовая на него откликнуться, однако молодость мешала ей разглядеть, что под маской эгоизма и мальчишеской хмурости, носить которую Хуана вынуждала сила его влечения к ней, таится подлинная, глубокая преданность.
— А ты не сбивайся! — парировала Ноуэл.
Она вслушивалась в мелодию, под которую они танцевали в Адирондакских горах. Ее подхватили крылья зачарованности, и некто непостижимый, кто неизменно поджидал на почтительном расстоянии, неясной тенью склонился над ней, сыпля страстными признаниями и сверкая темными романтическими глазами. Почти что машинально Ноуэл завела мотор и включила первую скорость.
— Так в восемь, — рассеянно бросила она. — До свиданья, Хуан.
Автомобиль покатил по дорожке. Перед поворотом Ноуэл обернулась и помахала Хуану рукой; Хуан помахал в ответ, испытывая небывалое в жизни счастье: душа его преобразилась в какой-то сладостный газ, который возносил тело в высоту, словно воздушный шар. Потом автомобиль скрылся из вида, и Хуан, сам того не подозревая, Ноуэл потерял.
IIШофер тетушки Коры подвез Хуана к дому Ноуэл. Вторым гостем оказался Билли Харпер — тот самый молодой человек с блестящими карими глазами, представленный ему днем. Хуану он внушал опасения: с обеими девушками Билли держался по-дружески непринужденно, а с Ноуэл чуть ли не развязно, так что в разговоре за обеденным столом Хуану внимания уделялось мало. Вспоминали о пребывании в Адирондаках: все трое, казалось, отлично знали, кто там тогда был. Ноуэл и Холли толковали о юношах из Кембриджа и Нью-Хейвена и радовались тому, что зимой им предстоит учиться в Нью-Йорке. Хуан собрался было пригласить Ноуэл на осенний бал в свой колледж, но подумал, что лучше выждать и сделать это попозже, в письме. Когда обед кончился, ему стало легче.