Верная неверная - Владимир Колычев

— Не говорил он мне про киллеров…

— Юля сказала. — Кожаров схватил бутылку, отвинтил пробку, наполовину наполнил стакан. И махом выпил.

— Сказать все, что угодно, можно, — в раздумье покачал головой Тихон.

Клим говорил мало, но наговорил много. Он говорил, а Тихон верил… Что, если Клим не человек, а какое-то чудовище из страшной сказки?

— И тебе сказали.

— Купились мы.

— Обидно.

— После драки кулаками не машут, — все так же в раздумье сказал Тихон.

— И это говоришь мне ты? — недоуменно глянул на него Саша.

— Ну, верну я Юлю, и что?.. Тебе что, других баб не хватает?

— Ты что, боишься?

— Я боюсь?! — вскинулся Тихон.

— Чем этот Клим тебя напугал? — скривился Кожаров.

Прежде чем ответить, Тихон долго смотрел на него. Напугал его Клим, он до сих пор верил этому монстру. Тяжелую землю пашет Клим. Тяжелую и глубокую. И Тихону не улыбалось лечь в эту землю… Но Кожаров, падла, давит на больной мозоль. И если Тихон даст слабину, слух пойдет гулять по «малинам» и прочим тусовкам.

— Я его напугаю, — сквозь зубы процедил он. — И очень сильно.

— Надеюсь.

— Но Юлю ты не получишь. И деньги я тебе не верну… Пошел отсюда!

— Что?! — ошалело протянул Кожаров.

— Я сказал! — Тихон глянул на него тяжело, мутно, как он умел это делать.

И Сашу проняло. Он сошел с лица, поднялся и вышел из дома. Пусть не думает, что ему можно вот так запросто подъехать к самому Тихону и нахамить ему.

И Клим пусть не думает. Лучше пусть готовится к труду и обороне, скоро ему сдавать зачет. Тихон постарается завалить его на этом зачете. Просто завалить…

Лучшая защита — это нападение. Дима перешел в решительное наступление.

— Ты сама во всем виновата! Ты облила Юлю грязью! А я просил не делать этого!

— А кто ты такой, чтобы просить? — язвительно усмехнулась Ирина. — Кто ты такой, чтобы меня о чем-то просить? Чего ты в этой жизни добился?

— Меня любит самая красивая девушка на свете! — назло ей выпалил Дима.

— Самая красивая шлюха!

— Ты ей завидуешь?

— Я?! Завидую?!.. — скривилась Ирина. — Да, завидую!.. Может, и завидую… Мужик у нее — не чета тебе!.. Да ты и не мужик!

— Что?! — взвился Дима.

— Давай без истерик! — уколола его Ирина.

Он постарался взять себя в руки, с силой сжал кулаки, напрягая мышцы и нервы.

— Да, конечно… Я поеду.

— Куда?

— Домой.

— Скатертью дорога!

Поворачиваясь к Ирине спиной, Дима пожал плечами. И зачем он только пришел к ней? Домой надо было ехать, в Семирадье. А еще лучше обратно в Москву. И без Юли. Там бы и начать свое дело. С нуля… Если получится…

Грудь сотрясалась от рыданий, слезы текли по щекам, капали на шею. И Мишка заревел у нее на руках, только после этого Юля перестала плакать.

— Эх! — вздохнула бабушка.

— Только ничего не говори! — Юля умоляюще глянула на нее.

— Да не буду…

— Сама все понимаю!

— Понимать мало…

— И раскаиваюсь.

— Ну, хорошо, если так… А то, что слухи по деревне ходят…

— Плевать! — отрезала Юля.

У бабушки глаза на лоб полезли от возмущения, и Юля поспешила ее обнять. Усадила Мишку на диван, обняла бабушку.

— Я своего тела не стесняюсь…

— А-а, городской стала!

— А я городской и была…

— А с мужиками?

— Не было ничего. Ни с кем. Только с Димой. Но я его люблю, — шепотом сказала она.

— А что там?..

Юля приложила палец к губам, призывая бабушку к молчанию. Прошлое осталось в прошлом, о настоящем нужно думать и о будущем. А о Диме и вовсе говорить не стоит. Он тоже остался в прошлом. А любит она его или нет, это уже не важно…

Юля подхватила Мишку на руки, обошла дом, двор, освещенный фонарями, заглянула в новую баню, куда большую, чем прежняя. Дрова уже горят в печи, вода греется, и венички ждут своего часа.

Она сама попросила затопить баньку. Так вдруг захотелось отмыться от московской грязи, от похотливых взглядов Тихона и Кожарова. Это было сегодня, но уже казалось таким далеким. А после баньки вся эта дрянь и вовсе должна уйти в прошлое. И Диму нужно постараться выкинуть из головы.

И еще ей нужно расслабиться. Крепко заснуть на новом месте и проснуться уже в новой жизни. Напариться, намыться и — в чистую постель. Сегодня можно без Клима, а там будет видно…

Клим ее понимал. Поэтому в баньку с ней не напрашивался… Он всегда все правильно понимал. Только он один Юлю и понимал. Он хороший, он очень хороший. Может, потому Юля и не захотела его отпускать.

— Я когда на полок лягу, ты зайди. С веничком… Мне нужно.

Он кивнул и вышел из предбанника. Юля разделась, покрасовалась перед зеркалом и решительно распахнула дверь в парную. Мишка уже спит в своей кроватке, бабушка где-то рядом с ним, так что можно расслабиться.

В новой бане уже не было нужды поливать себя из ковшика, помыться можно было под душем. И вода в душе не из реки, а из скважины — чистая, без подозрительных примесей. Чистая, теплая — купаться одно удовольствие.

А потом — на полок, на чистую простыню, которую заботливо постелил Клим. Юля легла, расслабилась.

Она уже засыпала, когда появился Клим.

— Это угарный газ или мне просто спать хочется? — спросила она.

— Это коньяк.

— Коньяк?

— Который ты сегодня с Кожаровым пила.

Он вынул из кадки запаренный веник и вдруг хлестко ударил по подоконнику. Юля вздрогнула так, как будто он хлестнул ее по заднице, причем со всей силы.

— Ты злишься? — робко спросила она.

— Нет.

— А зря… У нас ничего не было. Но могло быть… Я женщина слабая, и меня некому было защитить…

Горький ком не подступал к горлу, и шар в груди не лопался, но слезы все равно потекли по щекам.

— Я сказала ему, что ты отомстишь, а он посмеялся… Мир такой жестокий…

— Жестокий, — подтвердил Клим.

— Не отпускай меня, пожалуйста!

— Не отпущу.

— Я пропаду в этом мире без тебя. — Ей вовсе не хотелось плакать, но слезы продолжали катиться из глаз.

— Пропадешь.

— Я пропадала без тебя… Ну что ты стоишь? Веничком давай! Веничком!

Он неуверенно шлепнул ее по спине. И слезы иссякли, на губах выступила улыбка.

— Мало!

Клим хлестнул посильней.

— Я сбежала от тебя с любовником! Я бросила сына! Я дрянь, каких поискать!.. Бей сильней!

Он ударил хлестко, но не от всей души.

— Будь мужиком!

Юля хотела, чтобы он отхлестал ее сильно и больно. Хотела, чтобы он наказал ее. Но Клим взял ее за руку, стащил с полока, поставил на пол и жадно поцеловал в губы.

Она с трудом оторвалась от него, но только для того, чтобы выразить свое восхищение.

— Это не наказание!

Она вернула ему поцелуй, затем толкнула, заставив сесть на нижний полок. И запрыгнула на него.

В конце концов, она уже давно не та юная и застенчивая девочка, на которой он женился. Она хлебнула жизни, может, и не все в ней познала, но душу местами обожгла. И ей не стыдно совращать родного мужа…

Глава 21

Елочки во дворе аккуратно посажены, на клумбах пышный цвет, трава на газонах скошена, дорожки обрамлены бордюрами, посыпаны мелкой гранитной крошкой. Клим целыми днями пропадал на работе, но и без него было кому наводить порядок во дворе. И в доме все хорошо, удобства там, где надо, даже кондиционеры есть. У Кожарова особняк покруче, но Юля ничуть не жалела, что отказала этому типу. Не хотела она с ним, с Климом куда лучше. И здесь она как дома.

Она гуляла с Мишкой по двору. Он уже мог ходить сам, но она таскала его на руках.

— Спину сломаешь! — ворчала бабушка.

Но Юля в ответ только улыбалась. Столько времени она провела без сына, ей нужно наверстать упущенное. Потому и не выпускала Мишку из рук.

— Ты бы уж тогда на мясо налегала, а то худющая, кожа да кости.

— Климу нравится, — парировала Юля.

— Ну, если Климу…

— И Диме. — Она не хотела это говорить, но как будто сам черт дернул ее за язык.

— А вот этого нам не надо! — взбунтовалась бабушка.

В калитку постучали.

— Кого это там принесла нелегкая!

Сначала она посмотрела в глазок и только затем открыла. И в руке у нее вдруг появилась тряпка, которой она размахнулась. Но бить не спешила.

— Вот скажи мне, у тебя совесть есть? — возмущенно спросила она.

— Клавдия Петровна, мне только на одну секунду!

Это был Димин голос. Душа у Юли колыхнулась, как спущенный воздушный шар на ветру.

— Э-эх, глаза твои бесстыжие!

— Я даже заходить не буду.

— Да нет, заходи уж!.. А я собаку на тебя спущу!

— Не надо собаку! — Юля встала между бабушкой и Димой.

Ребенка с рук она не снимала. Она не думала, что сын ей сейчас нужен как защита от соблазна, эта мысль возникла в ней интуитивно и безотчетно.