Ревизор: возвращение в СССР 35 (СИ) - Винтеркей Серж

Сатчан тут же и набрал, едва Захаров ушел, Мещерякова, с ближайшего городского автомата. Тот был на месте, и отреагировал на приказ Захарова сухо и деловито. Сугубо как обычно.

Положив трубку, Сатчан подивился его наглости.

Надо же, разговаривает, как ни в чем ни бывало. Утащил внаглую почти пятьдесят тысяч и даже не волнуется особо… Не нервы, а стальные канаты у человека…

***

Глава 19

Москва, горком.

Сатчан, как и было указано, приехал пораньше и отправился к Захарову. Тот как раз вышел из своего кабинета, кивнул ему молча, и они вместе направились на выход из здания. Вышли на улицу, и только тут Захаров спросил:

– Как Мещеряков отреагировал?

– Нормально, даже немного безразлично. Как обычно, в общем. Никаких признаков чувства вины...

– Может, он еще и не придёт. Возьмет украденные деньги и сбежит куда-нибудь... Рыло-то все равно в пушку...

– И что тогда, будем его искать?

Захаров, подумал, покачал головой:

– Слишком много знает, нам не с руки его к стене припирать. Пусть валит куда хочет из Москвы, лишь бы рот на замке держал. Думаю, на это ему ума хватит.

А Сатчан впервые сейчас задумался, что, возможно, они сейчас рискуют. А что, если Мещеряков приедет, но после обвинений Захарова об украденных деньгах, возьмет да зарежет их обоих... Полсотни тысяч, и они знают, что он их взял… Или застрелит, мало ли у него есть пистолет... И уже тогда пустится в бега. Он же не знает, что Захаров готов забыть о нем, если он мирно исчезнет...

Мещеряков, к удивлению Захарова, и опасению Сатчана, ждал их на условленном месте. Мирно поздоровался, как ни в чем ни бывало.

– И что это значит? – спросил зловещим тоном Захаров.

Мещеряков оглянулся, словно ища, кому еще может быть адресован этот вопрос. Не найдя никого, он растерянно спросил:

– Что значит, Виктор Павлович?

– Деньги, почти пятьдесят тысяч, у Дружининых утащили, а мне ни слова!

– Деньги? Да оставили мы все на месте, Виктор Павлович! Все, как было велено. Только блокнотик уже по своей инициативе и прихватил. Но я бы его без проблем успел вернуть, если бы вы уперлись. Спиридонов эти квартирные замки на раз щелкает!

– А у меня другая информация! – прошипел Захаров, – Дружинины нажаловались Сальникову, что у них унесли и деньги, и блокнот.

– Соврали? – беспомощно развёл руками Мещеряков.

– И зачем им это? Тем более, Сальников сказал, они готовы премию с найденного выплатить...

– Действительно, глупо как-то выглядит, – сказал Мещеряков, наморщив лоб, – значит, деньги пропали, говорите...

И вдруг застыл. А затем сказал:

– Спиридонов... Но зачем?

– Что Спиридонов? – спросил Захаров.

– Он предлагал взять эти деньги... Я отказался. Но потом ляпнул ему, что нам теперь Дружинины ни к чему. С таким блокнотом у нас на них железный компромат... Только дернутся если, сразу припрем к стене. Так что всю нашу активность по ним сворачиваем. И мы его высадили после дела, он сказал в аптеку на Арбате надо, лекарство жене купить. А я же к вам поехал, докладывать...

– И твой зам решил, что мы не узнаем, если он возьмёт деньги? – сразу понял, на что он намекает, Захаров.

– Получается так... Но зачем? У него же пять сотен в месяц, плюс пенсия капает...

– Ладно, верю тебе, Юрьич. На тебя такое, и правда, непохоже. Но зама своего ты распустил...

– И что будем делать? – с беспомощным видом спросил Мещеряков. – Деньги он, формально, не у нас украл. Оснований для жестких мер, как с Ганиным...

– Все равно, он пошел против наших интересов, – не согласился Захаров, перебив его, – что он про нас знает? Про музей, в частности, говорил ему?

– Нет, про музей, как и договаривались, никому...

– Ну и хорошо тогда. Бери ребят, поезжай к нему домой. Сорок тысяч забери, десять тысяч оставь, как выходное пособие. И скажи валить из Москвы, увижу его здесь, посажу без всякой жалости. Был бы человек, а статья найдется.

Мещеряков кивнул и ушел. Походкой человека, у которого в жизни произошло что-то очень плохое. Даже сгорбился. Обычно он выглядел лет на пять моложе своего возраста, но сегодня полностью ему соответствовал.

– Вы ему поверили? – спросил Сатчан Захарова.

– Юрьичу-то? Да. Я его хорошо знаю, он своеобразный, но со мной честен. Понимает, какая у меня власть. Так глупить ему не с руки. Тем более он с нами не совсем ради денег. Скучно ему на пенсии. Он это дело не променяет на полсотни тысяч.

– А эти сорок тысяч что, Дружининым вернем?

– Нет, конечно. Тогда Сальников нас и про блокнот спросит. С его-то сестрой у нас терки, а вот с ним нормальные рабочие отношения установлены. Наша версия – искали, но не нашли. Пусть Дружинина дергается теперь, посмирнее будет, зная, что где-то кто-то держит сейчас в руках этот блокнотик. Теперь главное – решить, как именно будем ее с комбината убирать...

Сатчан думал уже, что на сегодня все, и сейчас они разойдутся, но Захаров неожиданно сказал:

– Если по Спиридонову подтвердится, пусть это останется между нами с тобой и Мещеряковым. Остальным нашим не нужно об этом знать. А то Мещерякова совсем заклюют... А мне пока вместо него поставить некого. В прошлый раз Ивлев его вытянул, а то я уже думал после того его прокола с Дружининой, что к нам на работу устроилась, менять его на Спиридонова. Вот так бы и поменял... А Спиридонов вон какой, оказался... Повезло…

***

Москва

Ехал уже домой, как спохватился – тут же рядом недалеко Ксюша живёт! Забегался я, позабыл про нее, а ведь это жены первая подруга! Ну да, то свои дела непростые, то к матери бегаю, уже не до нее было. Но Галия точно спросит, как у нее дела. Скажу, что не знаю, глядишь, придётся вместе к ней ехать. А ведь она до своего Сочи чуть больше суток дома пробудет...

Развернулся, поехал к ней. Потом снова развернулся – с пустыми руками в гости не ездят! Так-то денег ей подкинул, конечно, но все равно нехорошо.

К счастью, почти сразу наткнулся на большой игрушечный магазин. То, что надо! Купил пирамиду из деревянных дисков. Моя дочь с похожей играла... Как говорится, эко, и дерево твердое, щепок не нагрызет... Ребёнок, в такую игрушку, конечно, когда подрастет играть только сможет, но это будет очень быстро, по своему опыту знаю. Хорошая штука, развивающая.

Открыла мне дверь в этот раз какая-то бабушка, которую раньше никогда прежде здесь не видел. Нетипичная старушка, столько раз уже приходил, и скандал тут тогда был очень шумный с Иваном, а она даже в коридор не вышла. И приветливая. Только сказал, что к Ксюше пришёл, тут же обрадовалась и провела меня до комнаты.

Ксюша встретила меня в каком-то старом халате и скорее всего, из-за этого сильно засмущалась. Ну а что поделать, если невозможно позвонить по телефону и предупредить о своём приезде?

Приняла у меня с благодарностью пирамидку, тут же побежала на кухню чайник ставить. Малой угукал и возился в кроватке. Молодец, Юрка, не подвёл! Хорошая такая, добротная деревянная кроватка. И не скажешь, что бывшая в употреблении. Вот о той кроватке, которой моя дочь пользовалась, так сказать было бы нельзя. Она от скуки в ней кусок выгрызла на самом видном месте... Вид был такой, как будто голодный бобёр поработал...

Подошёл, посмотрел на Ксюхиного парня. На мой взгляд, не понять пока что, на кого он похож. Уж что там Ксюха и Ирина Викторовна углядели грузинского? Но ладно, спаси меня, Господи, в эти их дела лезть с определением отцовства! До сих пор тот скандал с бегством из роддома забыть не могу. Галия такие планы строила розовые, как ребенок Ксюхи будет с нашими парнями во дворе играть, а она с ней будут рядом на скамеечке сидеть и болтать. А вон оно как всё повернулось... Хотя чего удивляться, жизнь – штука непредсказуемая. Идёшь себе мирно, а где-то уже Аннушка разлила масло.

Посидели, погрызли чёрствые баранки с чаем. От чего-то более существенного я отказался. Приходить к матери-одиночке и жрать её еду как-то не то совсем то, чем я готов заниматься. Спросил, не закончились ли у неё деньги. Она тут же замахала руками, поблагодарила снова и сказала, что и половины ещё не истратила. Ну и надо сказать, голодной и измождённой она явно не выглядела. Москва всё же, тут намного проще с продуктами, чем в том же Святославле. И сметану можно найти, и творог, и мясо...