Мы воплотим богов - Девин Мэдсон

И остановилась, задержав дыхание. Привалившись к стене, на меня смотрел Гидеон э’Торин. Я видела его мельком после сражения за Когахейру, когда они с Рахом застряли под землей. Теперь Гидеон выглядел даже хуже. Из-за синяков казалось, что его глаза запали, и я никогда не видела нечто настолько противоположное улыбке – его губы изогнулись вниз, и казалось, что теперь потребуется вдвое больше усилий, чтобы его развеселить.

– Императрица?

Сняв один сапог, Рах застыл посреди комнаты. Выглядел он великолепно: глаза сияют, гордый и уверенный вид. Но он не улыбнулся.

– Простите, – сказала я. – Я хотела… э‑э‑э… коруп… коррум… Наверное, я… – Я повернулась к двери, но остановилась, услышав слова на кисианском.

– Не уходите из-за меня, – сказал Гидеон на прекрасном кисианском, прямо как Тор, но голос был надтреснутым из-за болезни. – Раху полезно немного отвлечься от забот обо мне.

Он попытался улыбнуться, но, вероятно, из-за опущенных уголков губ выглядело это печально. Настолько печально, что пробирало до костей. Прежде чем я успела решить, остаться или уйти, доверять его словам или лицу, Гидеон уже встал.

– Гидеон… – Рах переместился на шаг ближе, но остановился, как только бывший император поднял руку.

И против этого человека я вела армию! Мой грозный враг теперь превратился в пустую оболочку.

Он заговорил по-левантийски, но его слов было достаточно, чтобы Рах закрыл рот. Я пожалела, что пришла, но Гидеон уже шагал к двери. Пахло от него дымом и застарелым потом, но он поклонился мне изящно и гордо, и на мгновение я увидела намек на того красавца, которого выбрала в мужья Сичи. Затем он шмыгнул в ночь и исчез. Занавеска опустилась на место.

Рах не пошевелился. Я застала его в неловкой позе, но именно мне ужасно хотелось отвернуться.

– Я пойду, – сказала я, и сердце заколотилось так быстро, как будто меня лихорадит. – Я…

– Нет. – Он шагнул ближе, наклонился и стянул второй сапог. – Нет.

И мне не потребовались другие слова, я сразу поняла: он правда хочет, чтобы я осталась. Не только я думала о мгновениях, украденных у нас из-за нехватки слов. Из-за нехватки времени. И свободы.

Он еще раз взглянул на дверь, а потом молча шагнул ко мне. От его близости я задрожала, почти как от страха, но если он был охотником, то мне хотелось стать добычей, хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне, хотелось прижаться к нему и почувствовать обжигающий жар его сердца.

– Ки ичаша сории, – сказала я, удивляясь собственной смелости, с какой заглянула ему в глаза. Дотронулась до его груди. И произнесла «пожалуйста» по-левантийски, словно и это и впрямь была мольба. В это мгновение я желала его больше всего на свете, опьянела от его присутствия. – Пожалуйста.

Его руки на моем платье были холодны, но так уверенно поднялись по моей спине, что я задрожала. Мне хотелось большего, хотелось почувствовать их прикосновение к коже, и я начала развязывать кушак. Завтра мне завяжут свадебный кушак, но пока я живу вне политики, вне войны и ожиданий, вне ответственности своего титула, просто как Мико.

Кушак упал на пол, платье распахнулось, обнажив полоску кожи. Глаза Раха жадно скользнули вниз, но мне все равно требовалось больше. Мне хотелось быть желанной, и, если бы он не провел ладонями по моей коже, я сама немедленно сбросила бы платье.

Рах прошептал что-то мне в ухо, и я поняла только одно слово: «холодно».

– Тогда согрей меня, – выдохнула я слова, подставляя ему губы.

Вопреки ожиданиям, его поцелуй был неуверенным, больше похожим на вопрос, прямо как наш первый поцелуй в конюшне, выражал уважение в ожидании согласия с моей стороны. Удивительно: мужчина, который не берет то, что хочет, пока не убедится, что я тоже этого хочу. Он снова оставил пространство между нами, чтобы я могла отстраниться от мягкого прикосновения его губ, но я провела руками по отросшей щетине на его голове и притянула ближе. Он обхватил меня за спину, согревая руки, а движение языка по моим губам обещало так много, что я прижалась к Раху, желая получить все, что он предложит.

Слившись в поцелуе, мы, спотыкаясь, отошли от двери к потрескивающему теплом костру и разложенным циновкам. Рах сунул руки мне под одежду, распалив меня, и мимолетные мысли о Гидеоне исчезли.

Разрываясь между желанием медленно насладиться каждым мгновением и отчаянной потребностью обладать им сейчас же, я скинула сандалии и толкнула его на циновку. Рах стянул через голову рубаху, обнажив мускулистую грудь, испещренную старыми и новыми шрамами. Кто-то мог бы сказать, что они его уродуют, но они были гобеленом его жизни и обладали уникальной красотой. После поцелуя Рах отстранился, чтобы отбросить рубаху, но вскоре прижался ко мне грудью, горячей, в отличие от холодных рук. Его новый поцелуй был страстным, язык скользил по моему языку, а кожа таяла от прикосновения к его коже – такое великолепное ощущение, что хотелось сохранить его навечно. Рах выразил эти чувства стоном у моих губ. Он хотел меня так же сильно, как и я его, но мы уже заходили достаточно далеко, и внезапный страх, что все снова может закончиться ничем, подстегнул мое нетерпение. Не зная, как попросить его лечь, я по наитию просто поставила ему подножку.

Рах упал на циновку. Он мог бы этого избежать, но со смехом удивления откинулся навзничь. Я проглотила извинения, прежде чем успела высказать, и усмехнулась, наслаждаясь обретенной властью. Я отдавала приказы как императрица, но в эту роль я вживалась, надевала на себя эту личину, вела себя с притворными уверенностью и силой. А сейчас получила совершенно новое царство.

Рах притянул меня к себе, схватив за руки.

Я переместилась, и он застонал. Я не знала, чего от меня ждут, но меня направляла жажда прикоснуться к нему, и я прижалась грудью к его груди и возобновила поцелуй, за что была вознаграждена еще одним стоном. Это было изумительно, так естественно, искренне и свободно.

Когда я пробралась в его комнату в первый раз, твердый бугор у него в штанах меня потряс, но на этот раз страха не было. Рах извивался подо мной, сминая ткань, а потом стянул штаны и лег на циновку обнаженным. Желание убежать было сильнее, чем я готова была признать, хотя я знала, что он будет нежен. Знала, что позаботится обо мне. Знала, что не утолю свою жажду, пока не почувствую его внутри.

Он прошептал