ФАНТАСТИКА. 1966. Выпуск 2 - В. Фирсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Реальным является только настоящее…
Рано утром я поднимаюсь по широкой лестнице в этот серый дом и заранее знаю, что будет дальше. Я буду смотреть на экран осциллографа, где неподвижно застыли причудливые кривые, которые изображают волны, несущиеся с фантастической скоростью. Я буду удивляться тому, что этот незамысловатый прибор остановил течение времени и то, что мчится, летит, изменяется на экране, омертвело и застыло. Я буду долго смотреть на бешено вращающееся колесо.
Его спицы освещены быстромигающей лампой, и вот теперь оно стоит совершенно неподвижно, и течение времени прекратилось.
Горгадзе снова и снова покажет мне фильм, на котором запечатлен всего лишь один неподвижный гоночный автомобиль. Гонщик сидит в напряженной позе, упрятав голову в плечи так, что над сиденьем возвышается только его белый шлем.
— Обратите внимание, автомобиль неподвижен, хотя он и несется вперед. Просто съемки производились с другого автомобиля, который мчался с такой же скоростью…
А вот другой фильм.
В голубом небе парит очаровательная девушка. Она без парашюта, широко раскинула руки и замерла в бездонной голубизне. На ней оранжевый комбинезон, и она напоминает неземное существо, покорившее силу тяжести.
— Она камнем падает на землю, — бормочет Горгадзе. — Но ее снимал другой парашютист, который падал так же, как и она…
Да, идея предельно ясна: для того чтобы остановить течение времени, нужно научиться двигаться с его же скоростью!
Я долго не мог понять, что значит двигаться с той же скоростью, что и время, пока, наконец, в процессе тренировки до меня не дошел смысл этого. Я фиксирую внимание на множестве мелочей, я их запоминаю, я их фотографирую в своем сознании, и они оказываются навсегда выхваченными из потока времени. Теперь они уже вне изменений, и над ними ничего не властно.
Значительно позже Горгадзе раскрыл сущность моих тренировок. Он сказал, что они нужны так же, как нужны тренировки для любого другого необычного путешествия. Для путешествия в горах, для путешествия на плоту через океан, для путешествия в космос… Я столкнусь с необычайным миром, где время перестанет течь. Это должен быть мир застывших движений, неизменных предметов, мир, состоящий из бездны связанных друг с другом мелочей, как величественный храм, построенный из миллионов сцементированных кирпичей.
Движения и изменения не позволяют в деталях изучить запутанную структуру мироздания, и поэтому путешествие в мир без времени станет началом величайшей революции в истории познания, революции, не знающей себе равной во всей истории науки.
Я поднимаюсь по ступеням в здание, которое когда-то было не то музеем, не то католической церковью, и заранее знаю, что Горгадзе снова и снова будет повторять мне то, что я уже давно усвоил, но что я должен сделать частью себя, иначе опыт не удастся.
И то, что я знаю, как все будет, почему-то убеждает меня, что будущее все же существует в реальности, что оно меня знает именно таким, каким я его предвижу. Я начинаю, сомневаться в том, что нельзя построить машину времени, и уже готов доверить мои сомнения Горгадзе, как вдруг он сам, прославленный ученый, выдающийся знаток теории времени, встречает меня вовсе не там, где обычно, а прямо возле самого входа.
По его глазам и сосредоточенному выражению лица я понимаю, что он догадался о моих сомнениях и вот так, просто, нарушив привычное течение событий, вышел мне навстречу.
— Сегодня, — сказал он коротко. — Сейчас. Вы готовы?
Мне казалось, что я всегда был готов, вернее, давно уже готов к тому, чтобы броситься в омут безвременья, но сейчас, когда это мгновение наступило, я вздрогнул и заколебался.
— Если вы не готовы, можно подождать.
Подождать? Ах да, конечно, нужно подождать! До того момента, когда обе стрелки часов не сольются в одну…
— Если не возражаете…
— Нет, что вы! В таких случаях не возражают… Делайте что хотите, а когда будете готовы, приходите. Я буду вас ждать.
Он исчез в полумраке зала, и только долго не смолкающие гулкие шаги свидетельствовали о том, что он идет в самый дальний зал, где под стеклянным колпаком стоит его стробоскоп времени.
И вот я снова в толпе быстроидущих людей, среди грохота и шума большого города, всматриваюсь в мелькающие лица, в смеющиеся глаза, в солнечные зайчики, прыгающие в трепетной утренней листве, и мне кажется, что иначе и быть не может и нужно действительно быть таким, как Горгадзе, чтобы додуматься до машины, останавливающей время.
Я силился представить себе, как все будет, что я буду чувствовать, когда все остановится и я буду бродить (именно так сказал Горгадзе — бродить!) в мире без времени.
Это все равно что смотреть на картину, сочную, живую картину, написанную великим мастером.
Я долго стоял на трамвайной остановке и почему-то снова и снова следил за тем, как трамвай останавливался, как переставали вращаться его колеса, и передо мной возникала красная стенка вагона, а после он трогался с места, красное полотно исчезало, а на той стороне улицы торопливо шли люди, открывались и закрывались двери магазинов, и порывистый городской ветер непрерывно шарил в густых кронах лип, что растут вдоль тротуара.
Когда это начнется, я пойду на свой мост!
Она еще не знает, какой у меня сегодня особенный день.
Я ей об этом ничего не рассказывал, разве что только намекнул, процитировав Гёте. Но я уверен, что она так и не догадалась, что это не образ и не простая поэзия, а это уже реальность. После, когда опыт кончится, я расскажу ей про все, про машину времени, которую никогда нельзя будет построить, про Горгадзе и про его уже созданный, стоящий под стеклянным колпаком стробоскоп времени.
Я иду и замечаю множество мелочей, без которых вселенная немыслима. Но эти мелочи так быстротечны, так мгновенны, что они теряют всякое значение и начинают казаться действительно мелочами.
Я вздрагиваю от мысли, что в половине шестого они перестанут быть мелочами и приобретут то значение, которое им по праву должно быть приписано.
Я пересекаю широкую историческую площадь, и мой взгляд останавливается на обветренных временем старинных стенах. Они, эти стены, кажутся мне вне времени, и я начинаю подозревать, что когда окажусь вне потока времени, то тогда все, не только эти стены, будет казаться мне давнымдавно минувшей историей.
Здесь опять противоречие. Ведь без времени не может быть никакой истории, кроме того, что есть на самом деле.
И все же мне хотелось бы, чтобы в мире без времени была хоть какая-нибудь жизнь, а не просто кладбище застывших движений… Площадь громыхает от потока автомобилей и автобусов, и я невольно улыбаюсь, вспомнив о Мюнхгаузене, который услышал оттаявшие звуки рожка. В мире без времени должно быть вечное молчание, незыблемая тишина, в бездне которой должно потонуть биение собственного сердца и собственное дыхание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});