Последняя молитва шахида - Александр Тамоников

– Разрешите, товарищ майор, – официально обратился к нему капитан.

– Сам пришел? – Крамаренко указал рукой на стул рядом с собой. – Присаживайся!

Владимир сел за рабочий стол.

– Я пришел потому, что ты ждал меня, так?

– Так.

– Слушай, Гена, давай отбросим субординацию и поговорим как простые люди, как мужчина с мужчиной.

Крамаренко вдруг легко согласился:

– Давай, и хочу сразу же спросить тебя, ты спишь с моей женой?

– На этот вопрос я отвечать не буду. Скажу лишь одно, что люблю Веру.

Майор ухмыльнулся:

– Отводишь от нее удар? Благородно! Так и должно было бы быть. Но только удара, Володя, никакого не будет. Не в моих правилах разбираться с женщинами, тем более устраивать скандалы или бить, чего некоторые особи иногда очень даже заслуживают.

– Не называй женщин особями, это тебе не животные.

– Хорошо, хорошо, скажем по-другому. Особы, так устраивает?

Владимир спросил:

– Что ты, Гена, все ходишь вокруг да около? Говори прямо все, что хотел мне сказать.

– Ты сказал, что любишь Веру, а ведь я тоже люблю ее! С моим чувством как? Можно выбросить на свалку?

– Я знаю, что ты ее любишь, более того, она твоя жена, мать твоего ребенка, но в свое время ты же и увел ее у меня!

– Значит, она этого хотела. Ты, Бережной, сам виноват во всем!

– Согласен. Но прошли годы, мы встретились, и у нас вновь сложились прежние отношения.

– Сложились, говоришь? А до тебя как складывались? Не знаешь?

– Знаю и это.

И вновь начальник штаба нехорошо ухмыльнулся:

– Конечно, как же иначе? Вера тебе сама «все» рассказала. Даже знаю, ЧТО именно. Мол, естественно, у нее были мужчины, раз муж ей достался такой, но в этих мужчинах она искала похожего на тебя, не так? Так! Вижу, что так оно и было! Это ее тактика, тактика опережения. Но не в этом главное, ты вправе безоговорочно верить ей. Главное в другом, в том, что ты всего лишь очередная ее забава, пройдет время, тобой натешатся и выбросят за ненадобностью.

Владимир спросил:

– Отчего же она тебя не выбросила, как ты выражаешься, за ненадобностью?

– Все просто, Володя! Веру я устраиваю. Я не мешаю ей делать то, что она хочет делать. И делаю это из-за того, что безумно люблю ее. Страдаю, мучаюсь, но терплю, живу надеждой, что когда-нибудь разгул прекратится и она станет полностью моей. Дурак? Согласен! Но я не могу без нее, и она это знает и этим пользуется. Для меня главное, чтобы она была рядом. И она будет рядом, хотя на время может и уехать с кем-нибудь в порыве страсти. Но вернется. Я, повторяю, ее устраиваю. Ты же другой человек! Ты измены не потерпишь, а значит, Вере либо предстоит жить только с тобой, чего она никогда не сможет, либо расстаться, но вот запасного аэродрома для нее уже не будет. Не к кому ей будет возвращаться. После тебя я ее не приму, лучше застрелюсь, но после тебя не приму. Она знает об этом! Поэтому у ваших отношений, Володя, нет будущего. Настоящее есть, и довольно бурное, а вот будущего, увы, нет.

Владимир посмотрел на своего бывшего однокурсника, теперь прямого начальника, и обратился к нему:

– Знаешь, что я хочу тебе сказать, Гена? Ты не просто подлец, ты мразь! Неужели ты думаешь, что своим цинизмом сможешь посеять в моей душе сомнения? Отвратить меня от Веры? Глупец! Мог бы придумать что-нибудь поумнее. Ревность свела тебя с ума, и ты готов на все, чтобы Вера принадлежала тебе. Не как любимая женщина, нет. А как атрибут твоего существования. Ты скотина, Крамаренко! Это все, что я хочу тебе сказать напоследок, и никогда, слышишь, никогда больше не заводи со мной подобный разговор, я тебя просто прибью!

Ухмылка не сходила с лица Крамаренко:

– Сколько страсти! Ты и в постели такой? Да! Я ревную Веру, ненавижу тебя, желаю тебе смерти. А больше всего желаю посмотреть, как ты будешь выглядеть, когда поймешь, что единственная, любимая тобой женщина равнодушно ставит тебе рога! На этом и закончим, а грозить мне не надо. Себе дороже выйдет! Один раз я простил тебя, другого не будет!

– Так это ты, оказывается, спас меня от трибунала? Не слишком ли ты переоцениваешь свою, по большому счету, мерзкую личность?

– Больше мне с тобой не о чем говорить. Веру ты не получишь! Свободен, капитан!

Владимир вышел разъяренный, он прошел в дежурку, закурил, нервно затягиваясь. Достиг все же майор цели! Удалось ему переложить часть своей душевной боли на его, Бережного, плечи. Удалось!

Вышел из своего кабинета и Крамаренко, проходя мимо, остановился рядом:

– Капитан Бережной!

– Чего надо?

– Не «чего надо», а «я»! Устав из головы вылетел? Завтра утром к 6.00 посыльного ко мне! Ясно?

– Ясно!

Крамаренко посмотрел на Владимира, махнул рукой и вышел из штаба.

Бережной долго наблюдал из большого окна его сгорбленную под поднявшимся вдруг ветром фигуру, удаляющуюся по аллее в городок.

Он опустил светомаскировку, посмотрел на часы. Девять тридцать. Долго же они с Крамаренко беседовали, а показалось, несколько минут.

– Помощник, – вызвал Владимир сержанта.

– Я, товарищ капитан!

– Команду на вечернюю прогулку по подразделениям передали?

– Так точно, товарищ капитан. В первый раз, что ли?

– Хорошо! Я на плац. Останешься за меня. Все по плану и распорядку.

– Есть, товарищ капитан!

Закончив служебные дела, объявив батальону «Отбой» и проверив исполнение команды, Бережной вернулся в штаб. Доложился оперативному дежурному вышестоящего штаба. Все! Впереди – длинная бессонная ночь. Снайпер, бивший вчера, пока молчал, видимо, это была одноразовая, провокационная акция. Владимир принялся было за газету, но тут же вновь отбросил ее. Разговор с Крамаренко выбил его из колеи. Бережной не мог оставаться на месте. Он встал и стал мерить комнату шагами из угла в угол. Тут к нему вошел один из дневальных:

– Товарищ капитан, разрешите обратиться?

– Обращайся!

– К вам женщина пришла, что здесь в штабе работает.

– Где она?

– В курилке, товарищ капитан!

Владимир чуть не сбил солдата с ног, рванувшись из комнаты. Он выбежал из штаба, перескочив газон и ограждение «места для курения», оказался рядом с любимой. Вера задумчиво сидела в дальнем углу, Владимир взял ее ладони в свои:

– Вера! Как я рад, что ты пришла!

– Ты ждал меня?

– Не то слово!

Она неожиданно произнесла:

– А ведь это Крамаренко послал меня к тебе.

– Что значит послал? А ты сама что, не хотела прийти?

– Я бы и пришла, чуть позже. Но он сам за ужином сказал, чтобы я не мучила ни тебя, ни себя, хотя только для этого и создана, и шла к тебе.

– Ну, Крамаренко! Ну, подонок!

Бережной только покачал головой, слов не было. Спросила Вера:

– У вас был разговор?

– Да!

– Понятно. И удивительно.

На этот раз спросил Бережной:

– Что удивительно?

– Что ты вообще захотел после встречи с ним меня видеть. Он умеет все перевернуть. Так, как это выгодно ему.

– Вера! Да плевать я хотел на то, что он говорил. Кстати, если ты думаешь, что я безропотно стоял и слушал его рассуждения, то глубоко ошибаешься! Я в состоянии защитить свою любовь, ты об этом прекрасно знаешь. И потом он оперировал фактами, о которых я знаю от тебя самой, правда, немного в иной интерпретации.

– В том-то и дело, что в иной интерпретации.

– Послушай, Вера, да черт с ним! Пусть думает и говорит, что хочет, главное – ты рядом, и мы любим друг друга!

– Правда?

– Конечно!

Она положила голову ему на плечо.

– Как, Володя, с тобой спокойно, хорошо.

– Пойдем в штаб? Иначе продует тебя всю, ладони вон как ледышки!

– Нет, любимый. Я увидела тебя и убедилась, что между нами ничего не изменилось. Поэтому сейчас пойду домой, а завтра… Завтра при всех встречу тебя после наряда, и мы вместе пойдем к тебе, в общежитие. Надеюсь, Антон поймет и найдет себе временное пристанище? Пусть весь гарнизон узнает, что я люблю тебя и ушла от Крамаренко. Хватит прятаться, а то сами даем повод обсуждать нас. А потом снимем в поселке комнату, пока я разведусь с мужем. Если ты, конечно, не против всего этого?

– Я? Против? Да ты что? Ты умница, Вера, и я буду как никогда ждать окончания дежурства.

Вера поднялась.

– Я провожу, – предложил Бережной.

– Не надо. Дойду сама, у тебя служба. И прошу тебя, Володя, выбрось из головы то, что тебе наговорил Крамаренко. Не верь никому, кроме собственного сердца. Оно не солжет! Спокойно провести тебе наряд, любимый.

– Спокойной ночи, Вера! Я люблю тебя!

Она кивнула головой и, кутаясь в светлый плащ, стала удаляться в темноту военного городка.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

А в ноль часов вновь раздались выстрелы снайпера. На этот раз стрелок бил по парку боевых машин. Было произведено два выстрела, которые, как и прежние, ушли в «молоко». И вновь объявление тревоги, вновь ночная зачистка, на этот раз силами милиции. И вновь брошенная винтовка и две еще теплые гильзы. Больше никаких следов! Пытались использовать кинолога с собакой, но рассыпанная вокруг позиции хлорка не дала сделать это. В то же время, по докладам постов наблюдения милиции, за весь день после митинга лагерь покинуло всего несколько семей, как положено, зарегистрировавшихся на блокпосту и вернувшихся через несколько часов с покупками местного рынка. Больше никто и нигде даже не пытался покинуть лагерь. Напрашивался вывод, что либо стрелок использовал время митинга для ухода из лагеря, или он к беженцам отношения не имел и обитал где-то в степи. И вновь всех удивила бесполезность действий снайпера. Он не бил по людям, а делал выстрелы в сторону войсковой части произвольно. И это было непонятно. Для чего снайпер делает это? Ответа на данный вопрос не было.