Решая судьбу человека… - Николай Жогин

Дальнейшая проверка, которую провел Давыдов, показала, что в колхозе «Луч» грубо нарушается Устав, разбазаривается колхозное добро, среди честных людей появились жучки, подтачивающие экономику хозяйства. А сам председатель не вскрывает безобразий — то ли умышленно, то ли просто утратил чувство ответственности перед народом.

— Без тщательной документальной ревизии не обойтись, — решил прокурор.

…Вскоре к районному прокурору был вызван инструктор-бухгалтер, пожилой, но подвижный человек, лет пятнадцать работающий в районе.

— Не могу понять, почему вы настаиваете на ревизии, — недоуменно сказал он Давыдову. — Они проводятся в колхозе ежеквартально, и никаких особых замечаний мы не имеем. Передовое хозяйство в полном смысле слова.

— Я знакомился вчера с актами ревизии, качество их невысокое, — заметил прокурор.

— Согласен, но у нас до сих пор нет толкового бухгалтера; к тому же касса колхоза всегда в порядке: ни недостач, ни излишков.

— Касса — еще не показатель. Известны случаи, когда излишки вуалируются. На пьянство нужны деньги, и очень большие. Так что спор наш бесполезен. В комиссию надо включить бухгалтеров из районных учреждений.

К концу рабочего дня прокурор успел уже побеседовать с двумя бухгалтерами, подобранными для производства ревизии в колхозе.

Поздним вечером на квартиру к нему позвонил Чернов.

— Значит, в колхозе ревизию назначил? — хрипло сказал он в трубку. — Не думал, что ты считаешь меня вором. Я столько труда вложил в мой колхоз…

— Колхоз не твой, а общественный. Бухгалтер Шагов постоянно пьет, да и сам ты не брезгуешь. Вот и приходится.

— Отмени ревизию, — сказал Чернов. — Я с подлецом Шаговым сам рассчитаюсь. Пойми, авторитет ты мой подрываешь, вроде недоверие ко мне какое-то, — в голосе Чернова слышалась тяжелая обида.

— Ревизия уже назначена. Поздно.

— Тогда я завтра же сдаю печать, ищите нового председателя.

Прокурор пожал плечами.

— Мне кажется, пока еще ты член партии. Так что давай без анархии. Не грози. А авторитет свой ты давно уже сам подорвал, с тех пор, как повелся с Шаговым.

Документальная ревизия продолжалась две недели. Внимательно изучали ревизоры каждый счет, каждую проводку. Раза три наведывался в колхоз и райпрокурор. Просматривая вместе с бухгалтером Ардатовым лицевые счета колхозников, он обратил внимание, на несколько фамилий людей, никогда не работавших в колхозе.

Как выяснилось потом, колхоз направил в город пять своих лошадей для работы на предприятиях. Лошади были переданы Черновым частным лицам, которые обязывались ухаживать за ними и чинить сбрую. Предприятия, использовавшие лошадей, перечисляли через Госбанк деньги колхозу, а частники ежемесячно получали в артели заработную плату.

— Что-то не нравятся мне эти операции с частниками, — сказал бухгалтер Ардатов прокурору. — Большие суммы денег выплачивались. По документам выходит, что каждый из частников получал в месяц по три — три с половиной тысячи рублей. Да и колхоз никакой экономической выгоды не имеет. Зачем это понадобилось Чернову?

— Согласен. И еще обратите внимание, — заметил районный прокурор, — что деньги эти люди получали по предъявительским чекам. Между тем вы сами мне говорили, что в кассе отсутствует учет чековых книжек, а у Шагова обнаружены чистые бланки чеков, заверенные печатью и подписью председателя. Это надо внимательно изучить.

…Все последние дни Чернов ходил хмурый, дважды ездил в район. По всему чувствовалось, что он намерен подать в отставку. Шагов, как обычно, сидел за своим столом, но в глазах его застыл затаенный страх, движения стали какими-то настороженными. От былого высокомерия не осталось и следа.

Ревизия приближалась к концу. Вызванные на допрос к прокурору частники, работающие на колхозных лошадях в городе, сразу же заявили, что сумм, указанных в корешках предъявительских чеков, не получали, больше одной тысячи в месяц не зарабатывали. Выяснилось также, что большинство подписей в корешках чеков, подтверждающих получение денег, принадлежит не этим лицам.

— Чьи же это подписи? — раздумывал прокурор. — Кассира колхоза Суриной, бухгалтера Шагова или кого-то третьего?

Ответ могла дать только графическая экспертиза.

Допросы продолжались. Колхозники, бригадиры, доярки с горечью рассказывали прокурору о том, как в пьяном угаре Шагов и Чернов уничтожали, разбазаривали все лучшее, что возникло за последние годы в артели.

Скот считать перестали, расчеты с колхозниками затянули, хлеб засыпали без веса. Вместо теплого слова поддержки колхозники нередко слышали от Чернова грубые окрики.

Результаты графической экспертизы изобличили Шагова. Оказалось, что подписи «разных лиц» в корешках предъявительских чеков выполнены им.

Ознакомившись с постановлением на арест, Шагов дрожащей рукой подписал этот документ. Однако лицо его оставалось спокойным, всем своим видом он говорил, что-произошла какая-то глупая ошибка и он, Леонид Иванович Шагов, известный бухгалтер известного колхоза, терпит незаслуженную обиду. Но прокурор видел, что за внешним спокойствием в душе Шагова царит, смятение.

Вот один из допросов Шагова.

— Почему лично вы получали деньги для колхоза в Госбанке?

— Бухгалтерам не запрещено получать деньги в банке. Для этого и существуют предъявительские чеки, разрешенные законом. Я часто бывал в банке по делам и не видел ничего предосудительного в том, что сам получаю деньги. Это лучше, чем всякий раз отрывать от работы кассира.

— Но следствием установлено, что из полученных вами за год денег не сданы в кассу 32 тысячи рублей.

— Так уж и подсчитали, что 32 тысячи… — Шагов спрятал глаза. — А почему кассир не потребовал от меня всех денег?

— Да потому, что чековые книжки и банковские выписки вы хранили в своем столе, а не в сейфе кассира, К тому же часть расходов производили лично вы, минуя кассу, а туда сдавали лишь одни расходные документы, по которым кассир и учитывал поступление денег.

Прокурор напомнил Шагову, что тот присваивал колхозные деньги, списывая их как заработную плату частников.

— Позвольте, гражданин прокурор, это еще надо доказать, — заявил бухгалтер. — Слышал я во время ревизии объяснения этих людей. Пусть докажут, что я им не платил деньги. Все до копеечки они получили от меня, посмотрите лицевые счета.

— Тогда объясните, почему в корешках предъявительских чеков, изъятых у вас, оказались подделанными подписи этих людей.

— Вы считаете, что я подделал эти подписи? — пожал плечами Шагов.

— Познакомьтесь с актом графической экспертизы.

Шагов внимательно прочитал акт. Потом тихо произнес:

— Виноват я, судите.

Долго еще продолжался допрос Шагова. Прокурор узнал многое. Воровать колхозные деньги Шагов начал с полгода назад. В артель постоянно наезжали его дружки, которых надо было кормить и поить. Часто выезжал Шагов с председателем Черновым в район и в город на совещания, выставки, смотры. Там заходили в рестораны, выпивали в компаниях. За все расплачивался Шагов.

Пили они с Черновым и просто без повода. Хмельная жизнь затянула Шагова, он уже не видел грани между своими и колхозными деньгами.

После допроса Давыдов еще раз убедился, что Чернов в силу своего безразличного отношения к вопросам сохранности колхозной собственности объективно выступает в роли покровителя Шагова.

Через день состоялось заседание бюро райкома партии. Никогда еще за всю свою жизнь не слышал Чернов такой критики, страстной и беспощадной. Каждое слово, брошенное в его адрес, вызывало в нем острую боль.

Слушая горькую правду, вспомнил он, как еще пастухом гнул спину на князей Баратынских в родных краях, как в двадцатом году с вилами шел против местных богатеев, создавал свое батрацкое счастье — коммуну, а в пятьдесят четвертом до утренних петухов обсуждал с членами правления, коммунистами, как учесть и сохранить каждый килограмм скудных кормов.

Счастье первых лишних граммов надоенного молока, первого робкого перевыполнения обязательств — все это позади.

Сейчас Чернову так хотелось, чтобы вновь вернулись эти времена!

А что осталось в его памяти от последнего года? Попойки с Шаговым, угодливые ужимки подхалимов? Да, только это.

— Не сумел я отстать от этого слизняка Шагова вовремя, растерял себя в пьяном угаре, — тихо сказал Чернов, когда секретарь райкома предоставил ему слово. — Виноват я, не оправдал доверия…

В горле у Чернова что-то захрипело, и он, махнув рукой, опустился на стул.

— Да, вряд ли после всего этого колхозники доверят тебе колхоз. Пойдем к народу, пусть сами люди скажут, как быть дальше с тобой, — вздохнул секретарь райкома.

Судьба Чернова решилась скоро. Колхозники прокатили его на вороных, они не могли больше терпеть на высоком посту человека, не оправдавшего их доверия.