Антарктида ONLINE - Владимир Васильев

Только дипломатический этикет не позволил послу охотного Кирибати нанести оскорбление действием министру иностранных дел одной великой державы в благодарность за дружеский совет потребовать свое у новоявленных антарктов. Зато немедленно по окончании аудиенции посол дал волю праведному гневу перед журналистами. Вряд ли он успел достаточно хорошо продумать данный шаг – скорее, наоборот, позднее рыдал от досады. Следствием импровизированного интервью стала лишь еще более озлобленная критика «так называемой Свободной Антарктиды». Удобный «стрелочник» был найден. Антарктидой и географическими координатами отныне прикрывался любой, к кому обращались отчаявшиеся островитяне.

А время шло…

Наконец случилось то, чего никто не ожидал: так называемая Свободная Антарктида подала голос. Специальной декларацией, принятой, как сообщалось в радиообращении, подавляющим большинством населения страны, антаркты признавали за всеми лицами, непосредственно пострадавшими в результате «переезда» континента, безусловное право на жительство на территории Свободной Антарктиды…

ГЛАВА ВТОРАЯ. Антарктический Конгресс

ИЗ ЗАПИСОК ЛОМАЕВА

«Перелет прошел благополучно, а вот приземлиться нашему пилоту удалось лишь с третьей попытки – уж очень слепил глаза снег. Без солнцезащитных очков здесь мигом схватишь снежную слепоту – и ходи с повязкой на глазах, как слеподырый от рождения. Солнце настырное и злое, как в Сахаре, но температура воздуха минусовая, снег и не тает, разве что испаряется помалу. Не то что у нас в Новорусской, где не прочихаться от тумана, как и по всему побережью, я думаю.

А тут у них высокогорный курорт, только без гор. Вместо гор пучится здоровенный стационарный купол – главная постройка станции. В куполе местные и живут, и обедают, и снимают данные с вынесенных вовне приборов. Там же оранжерея со всякой растительной всячиной, в том числе цитрусовыми деревьями – любимое место большого зеленого попугая начальника станции, если он (т.е. попугай, а не начальник) не сидит у кого-нибудь на плече и не летает под куполом, хрипло ругаясь на кого-нибудь. Попутай новозеландский, породы кеа, и зовут его Кешью по имени любимых им орехов. Проще говоря – Кеша.

Говорят, некоторые, вроде того попугая, неделями не выходят из купола, но я бы так не смог; по мне, что сидеть в куполе, что в вольере зоопарка, как антилопе какой-нибудь вилорогой, – один черт. Это только в пургу хорошо, а пуржит здесь редко. Ну, понятно, магнитологи, аэрологи, астрономы и дизелисты выходят на вольный воздух каждый день, им надо.

«Мороз и солнце, день чудесный». Знал Пушкин толк в чудесных днях. В такие дни чувствуешь, что не напрасно родился на свет – игра свеч стоила. Кончились все «прелести» материковой глубинки – ни тебе минус восьмидесяти ниже нуля, ни нулевой влажности воздуха; что сушит горло как силикогель, ни гипоксии, ни белой мглы. Знаете, что это такое? «Смока и Малыша» читали? Так вот это и есть та самая «белая смерть», но Джека Лондона я все же поправлю: дышать в белой мгле можно, если через нос, а еще лучше через подшлемник. Зато видимость – ноль. Мелкие-мелкие кристаллики снега висят в приповерхностном слое, как туман, и даже при полном безветрии не спешат опускаться.

Если летишь над белой мглой на последних каплях горючего, сесть и не разбиться – крупная удача.

Столько самолетов сразу станция Амундсен-Скотт, наверное, никогда еще не видела. Мы прилетели пятнадцатыми; в тот же день прибыли еще два самолета и назавтра – еще один. Девятнадцать. От девятнадцати антарктических станций. По погодным условиям не смогли прибыть норвежцы из Модхейта, наши с Новолазаревской и индусы со станции Маитри, но обещали постоянно быть на связи. Англичане привезли украинцев. Аргентинцы с чилийцами как обещали проигнорировать Конгресс, так и проигнорировали.

Мы решили: пусть им будет хуже.

Кворум? Если считать по действующим станциям, кворума не было. Если по государствам – был. Пятнадцать национальных делегаций из двадцати стран «антарктического клуба» – это кворум. Еще какой!

С Мак-Мёрдо прилетел «Геркулес-130». Он привез не только американскую делегацию, но и новозеландцев с близлежащего Скотт-Бэйза, запасы провизии на всю нашу ораву, а главное – еще один купол, надувной и колоссальных размеров. Для чего они держали его на Мак-Мёрдо, так и осталось для меня загадкой. Может, собирались оборудовать кегельбан. Так или иначе, к моменту нашего прилета купол был уже наполовину надут и здорово нам пригодился – и как зал заседаний, и как общежитие. Я и раньше знал, что Амундсен-Скотт – станция немаленькая, может при случае принять сотню гостей… ну вот и приняла. Хозяевам почти не пришлось тесниться.

Как я мечтал когда-то побывать на южной маковке планеты! На Востоке зимовал один раз, а слетать на Амундсен-Скотт – не вышло.

Вот она, вожделенная станция, а полюса нет, хоть тресни.

Само собой разумеется, я все равно осмотрел и сфотографировал местные достопримечательности. Тут у них точнехонько на полюсе стоял на подставке металлический шар, полированный и посеребренный, и полярники то и дело таскали его с места на место, потому что географический полюс планеты не пригвожден к одной точке, а выписывает хитрые кривые, называемые нутациями. Если хочешь совершить «кругосветку» – подстрахуйся и не пожалей лишней минуты на то, чтобы обойти шар по кругу радиусом в несколько десятков шагов. Можно прокатиться и на тракторе. А еще гости станции любят фотографировать свои безбожно искаженные физиономии, отраженные шаром. Конечно, сделал это и я, хотя шар теперь стоял не на полюсе, а на пересечении экватора с линией перемены дат. Все равно – достопримечательность.

За исключением шара и купола, здесь в общем-то почти так же, как и везде. Несколько домиков. Взлетно-посадочная полоса. Высоченные антенны. Буровая вышка. Магнитный павильон – внизу, в толще льда, как у нас на Востоке. Совсем глубоко под поверхностью – датчики нейтринного телескопа, а наверху торчит купол над телескопом оптическим. Зашел к коллегам аэрологам – ничего, работать можно, хотя у нас в Новорусской удобнее. Зато по части чисто бытового комфорта американцы дадут сто очков вперед любой нации, а нам в первую голову. У нас в той же кубатуре с комфортом разместилась бы не сотня душ, как у них, а вчетверо больше.

Само собой, в том случае, если бы это кому-нибудь понадобилось – ААНИИ, Росгидромету или кому угодно, кто готов платить за работу и требовать результатов. Только это уже в прошедшем времени…

Ерепеев нашел знакомых из Мак-Мёрдо и Бодуэна, Шеклтон встретил соплеменных австралийцев, чуть не задушивших его в объятиях, а я оказался как бы не у дел. Впрочем, ненадолго: как только братья-полярники узнали, что я и есть тот самый Ломаев, чья фамилия стояла первой под манифестом о независимости, всяк норовил хлопнуть меня по плечу. С отбитым плечом я удрал помогать американцам разгружать «Геркулес».