Сладкое искушение (ЛП) - Хиггинс Венди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перехватив офигевшие взгляды парней, я прочищаю горло.
— Это Радж, наш басист; Майкл — солист; и Беннет — клавишник.
Отец пожимает им руки и представляет девушек.
— А это весь наш осенний колорит, — говорит он. — Кэтрин — девушка сентября. — Он указывает на блондинку в бордовом. — Эмили — олицетворение октября. — На что улыбается рыженькая в коричневом. — Ну а за ноябрь у нас отвечают сразу две: Фатима… — Черноволосая латинка в желто-золотом. — И Алина. — Смуглая девушка с шоколадными волосами и оранжевыми камнями. — Они будут отсняты вместе.
Фатима и Алина коротко целуются. Радж непроизвольно ахает.
Дилетант.
Какое счастье, когда отец приглашает нас на сцену. Его цвета видеть я не могу, но уверен, когда он представлял нас зрителям, это был бы пурпурный — цвет гордости. Все взгляды устремляются ко мне, заинтригованные, стоит только занять место за установкой.
Сын Ричарда Роу.
Мы начинаем играть. Как жаль, что нельзя вот так бить палочками всю ночь. Я не хочу даже думать, что чуть позже мне придется что-то кому-то доказывать. И пускай я не первый год посещаю подобные мероприятия, в этот раз все кажется иным. Но когда я поднимаю голову и вижу впереди танцующих женщин, начинаю осознавать, что дело не в вечеринке. Просто я стал другим.
Я стараюсь не думать об Анне, не представлять, что бы она подумала, попав сюда, но это невозможно. Ведь все мои мысли только о ней. Она бы расстроилась. Все вокруг такие искусственные, слишком приторные. Вещи, приемлемые здесь, не вписываются в стандарты нормальности в обществе, как, например, объективация женщин (*Восприятие женщины или отношение к ней исключительно как к объекту собственного сексуального удовлетворения). Слишком все мелко и поверхностно, и чертовски нагоняет депрессию.
Но, тем не менее, я знаю, что будет очень хорошо. И знаю это слишком хорошо.
Спустя пару часов, мы доигрываем крайнюю песню, а у меня уже горят руки. Комната взрывается овациями. Я перевожу взгляд на своих раскрасневшихся и взмыленных приятелей, завороженных морем тел, грудей, неподвластных силе притяжения, но зато тщательно подогнанных под понятия совершенства.
Омерзения к себе становится еще больше.
К нам приближается отец, он сияет, показывая на нас. Присутствующие снова взрываются овациями. Вслед за ним мы спускаемся со сцены и целая орда женщин сметает ребят. Девушки сезона оказываются рядом со мной, они уже потеряли где-то свои лифы из камней. Взглядом я цепляюсь за понимающую ухмылку отца, в то время как по моим рукам начинают водить акриловыми ногтями и демонстративно хлопать наращенными ресницами. Но под всей этой искусственностью есть теплая кожа, и прямо сейчас для меня нет ничего реальнее.
Грудную клетку сдавливает. Пускай отец считает, что я нахожусь под его властью, но моим разумом ему никогда не завладеть. Сегодня я буду работать, но это лишь потому, что не хочу позволять ему решать — как и когда мне умереть.
Анна верит, что и у меня в этом мире есть какое-то предназначение, но я в этом не уверен. Я привык считать, что мое предназначение — вот такая работа, но я ошибался. Не знаю, для чего я здесь, на этой земле, возможно, чтобы любить ее или защищать. Но если меня убьют, я не смогу уже ничего.
Мне придется. Я должен отпустить зверя. Я должен пережить этот день.
Глава 19. Зимние холода
"Когда живешь жизнью, которую должен отрицать,
Когда мы чувствуем то, что надо скрывать."
"Secret Love" Hunter Hayes
Несмотря на то, что в южной Калифорнии царит солнечная погода, у этой зимы есть все шансы стать худшей в моей жизни. После работы в Нью-Йорке меня переполняет отвращение к самому себе. Я безумно скучаю по Анне и уверен, что они с Коупом теперь вместе. Каждый мой день проходит в ожидании звонка от Марны с плохими новостями.
На Рождество я получаю тот самый звонок — который, с полной уверенностью могу сказать, меня добьет. Но, что удивительно, звонит мне Коуп собственной персоной. И моя первая мысль: что-то случилось с Анной — и внутри все обрывается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Алло? — я стою посреди гостиной и сжимаю в руке мобильный.
— Брат Кайден. — Голос его слишком мягкий. Слишком, черт его дери, спокойный.
— Коуп. Все в порядке?
— Да. Все хорошо.
Так какого хрена ты мне звонишь? Я едва не срываюсь на него, но сдерживаюсь и пытаюсь совладать с собственным голосом.
— В таком случае, чем обязан? — спрашиваю я.
Он медлит и у меня возникает желание дотянуться до него через телефон и поколотить.
— Анна говорит, что ей ты не ответишь.
Па мгновение я замираю в ступоре. Да кто он такой? Ее лучшая подружка? Копано — последний, перед кем я стану оправдываться.
— Тебе-то какое дело? — напряженно спрашиваю я.
— Мне… ты ей по-прежнему небезразличен. Я лишь хочу узнать, взаимно ли это.
Я еле сдерживаю смешок. Запрокинув голову, я смотрю на потолок. Знаю я, к чему этот разговор. Для дальнейших действий Коупу просто нужно мое разрешение.
— Тебя это не касается. — Я ощущаю, как по телу растекается что-то неумолимое.
— Касается, потому что она страдает, — продолжает он. — Если тебе не плевать на нее, то свяжись с ней. А если плевать — отпусти.
Змей. Черт, я знал. Мне даже нравится, как он пытается свести все к ней, типа он ни при чем.
— Чтобы ты мог подставить ей свое плечо? — спрашиваю я. Сердце и легкие приходят в неистовство.
— Если ты против — я к ней не подойду. Только скажи.
Перед глазами вспыхивают яркие пятна. Неужели происходящее мне не мерещится.
Я едва разжимаю челюсть, когда произношу:
— Не у меня тебе надо спрашивать, Коуп. Поговори с ее папочкой. — Может быть Белиал и ему прочитает ту трогательную и ободряющую речь. Но эй, это же Копано, идеальный и безопасный вариант, да еще и незаинтересованный в ее работе — учитывая, что Белиал не желает Анне смерти.
Коуп хочет осчастливить ее. А хочет ли она подобного, и именно от него?
— Пожалуйста, Кайден. — Он кажется усталым и мне становится интересно где он и зачем. — Я не хочу ссориться.
— Скажи мне: она уже знает о тебе правду?
Он замолкает и я грустно усмехаюсь — только что ему напомнили, что он не идеал.
— Нет, — наконец шепчет он.
Я представляю, как он отпустит себя при Анне. Кто знает, что может произойти, если Копано потеряет контроль над собой?
— Будь осторожнее, — говорю я.
— Сейчас как никогда, брат. По теперь, скажи мне честно. Что ты к ней чувствуешь?
У меня вырывается смешок, но он вовсе не радостный. Ни капельки. Я чувствую себя подобно побитому и загнанному в угол зверьку. Прямо сейчас я ненавижу Копано, как никого другого. И ведь он знает, что я не могу ее удерживать. Решать может только она, к тому же мне запрещено с ней видеться. Да и раз уж я поклялся после саммита, что отпущу ее, — я не вправе рассчитывать на что-то, тем более на расстоянии.
И пускай для всего мира происходящее выглядит так, будто мне плевать на Анну, я уверен, что Коуп знает правду. Просто пользуется моим вынужденным бездействием.
По как бы меня это ни убивало, меня терзает вопрос — а что, сели это лишь испытание для меня? Если Анне лучше быть с Копано, смогу ли я отказаться от нее? Если они созданы друг для друга, смогу ли я остаться в стороне и не мешать им?
Я сжимаю глаза и пытаюсь не сдохнуть, выдавливая из себя следующие слова:
— Я уже ясно дал ей понять, что у нас нет будущего. Так что дерзай. И удачи.
Если бы я только мог искренне пожелать это. Или порадоваться за них. От правильных поступков ведь на сердце должно становиться легче. Но у меня все не так, потому что мое сердце полно злобы, и я боюсь, как бы она не сожрала меня живьем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я желаю Анне счастья. Чтобы у нее было то, чего никогда не смогу обрести я, даже если от этого мое сердце ежедневно будет разбиваться на осколки.