Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник) - Майкл Иннес

– Наука ошибается, но ее нельзя отрицать. И она авторитетно скажет вам, что все эти кости – омерзительная подброшенная улика. Причем подброшенная тем, кто не знаком с аномальной психологией. Я настоятельно прошу вас, прежде чем вы попадете в ловушку, без лишней огласки обследовать Хэвеленда у признанных специалистов, которых я могу порекомендовать. Они подтвердят мои слова.

– Что Хэвеленд не убивал Амплби?

Эмпсон задумался. Когда он заговорил, Эплби показалось, что в своих словах ученый отбросил личные пристрастия и следовал лишь по пути отвлеченного знания.

– Наука, возможно, ошибется, если станет утверждать лишь это. Наука сможет сказать только то, что Хэвеленд не убивал Амплби и потом раструбил о преступлении, разбросав кости. Это, полагаю, решающий фактор. К нему я добавлю свое убеждение, что Хэвеленд невиновен.

– Ваше убеждение – это глас опыта?

– Только лишь. И вновь – нечто ошибочное, но тем не менее авторитетное.

– Значит, Хэвеленд психически… нормален?

Этим новым вопросом Эплби попытался подвести концовку в том смысле, что все только что сказанное было неверно. Эмпсон отступил точно так же, как до этого Готт.

– Считаю свои долгом, мистер Эплби, высказать свое личное и профессиональное убеждение в том, что обстоятельства смерти ректора несовместимы с наблюдаемым мной психическим состоянием Хэвеленда. Однако с моей стороны было бы предосудительно продолжать обсуждать психическое состояние его или кого-либо из моих коллег. Вам не составит особого труда найти психологов, желающих обнаружить признаки безумия в каждом из нас.

Эмпсон вел себя тактично: шутка смягчила отповедь.

– Каждый сам обязан решать, что ему должно и что нет, – произнес Эплби.

И тут Эмпсон в третий раз прервал его, на сей раз – страстным возгласом:

– Это труднее всего на свете!

II

Эплби решил переменить тему.

– В половине десятого вы вернулись сюда из профессорской, после чего снова вышли где-то через час (в десять сорок, если быть точным), чтобы забрать пакет из привратницкой. На это у вас ушло восемь или десять минут, а потом не выходили из своих комнат, пока в профессорские апартаменты не прибыла полиция. Таковы, полагаю, были ваши передвижения?

Эмпсон наклонил голову в знак согласия.

– Вы кого-нибудь встретили по пути в привратницкую или обратно?

– Я видел Титлоу.

– Расскажите мне, пожалуйста, где именно вы его видели и когда? И видел ли он вас?

– Не думаю, что он заметил меня. Он входил к себе как раз тогда, когда я выходил. Очевидно, он поднялся наверх и входил в прихожую, когда я открыл вон ту дверь, – Эмпсон кивком головы указал на дверь гостиной, – и заметил его.

– Это было примерно в десять сорок, когда вы собирались зайти в привратницкую, так?

– Именно так.

– Должен уведомить вас, что мистер Титлоу заявил, что не выходил из своих апартаментов до без пяти одиннадцать. Затем он спустился вниз и направился прямиком к парадной двери ректора.

Заметив, что Эмпсон не воспользовался сделанной им паузой, Эплби продолжил:

– Получается нестыковка, не так ли?

– Титлоу или что-то забыл, или говорит неправду.

Эмпсон намеренно взял холодный тон, и нарочитая сдержанность чувствовалась даже в его сухом голосе. Затем наступило короткое молчание.

– Вы не заметили в нем чего-то необычного?

– Кажется, он быстро взбежал наверх: у меня создалось сиюминутное, но стойкое впечатление, что он задыхался.

– И что? Он был возбужден?

– Я видел его всего лишь секунду, и у меня создалось впечатление, сиюминутное, но стойкое, что он был очень возбужден.

Эплби подумал, что именно с такой грозной бесстрастностью судья оглашает присяжным главный пункт обвинения. Вспомнив о суде, он использовал внезапный нажим – адвокатский прием для перехода к основному доводу защиты.

– Вы считаете Титлоу виновным?

«Даже это, – с сожалением подумал он, – никак не повлияло на поведение Эмпсона».

Полное молчание свидетельствовало о том, что Эмпсон чувствовал: его гость задал некорректный вопрос. Наконец он произнес:

– Я буду рад свершению правосудия, однако никак не могу обвинять Титлоу.

Затем он продолжил, как бы развивая второстепенный тезис, чтобы помочь Эплби выйти из скользкой ситуации:

– Например, наличествует то, что действительно произошло: выстрел, смертельный или нет, услышанный Титлоу в присутствии дворецкого Слотуайнера.

– Это могло быть подстроено или придумано, – возразил Эплби.

– Полагаю, что да. – Эмпсон снова задумчиво посмотрел на огонь. – Вы что-либо узнали или рассмотрели версию, каким образом это было сделано? Я хочу сказать, существуют ли улики?

Эплби ушел от прямого ответа.

– Если бы остались улики, план бы развалился сам по себе. – Он вдруг снова сменил тему: – Зачем, мистер Эмпсон, вы вообще ходили в привратницкую? У вас ведь есть телефон. Почему вы не позвонили и не справились, прибыл ли пакет, и не попросили его вам принести?

– Мы не тревожим прислугу без необходимости. Прогулка мне не повредила.

Ответ прозвучал не совсем резко, но достаточно убедительно. И Эплби понял, что ему осталось задать всего несколько вопросов.

– И весь остаток вечера, с девяти тридцати до десяти сорока и далее с десяти пятидесяти, вы находились здесь и никто вас не беспокоил?

– Совершенно никто.

– Никто не приходил?

– Никто.

– И никто не звонил?

– Никто.

«Тщетное упорство», – подумал Эплби и встал, чтобы откланяться, как вдруг едва уловимая нервозность, прозвучавшая в последнем ответе, побудила его задать еще один вопрос.

– И вы сами никому не звонили?

Пауза длилась буквально доли секунды. Ему вполне могло показаться, что пальцы Эмпсона сильнее сжали рукоять трости. И все же Эплби охватило напряженное ожидание чего-то. Он знал, что Эмпсон думает сейчас куда более лихорадочно, чем когда-либо. Он решал, что ответить: да или нет. И в эту секунду интуиция подсказала Эплби, что, возможно, наступил решающий момент в его расследовании…

Эмпсон ответил тем же невозмутимым тоном:

– Я звонил Амплби сразу после десяти. Разговор не имеет к делу никакого отношения.

III

Старший привратник Тэнтрипп работал в штате прислуги колледжа Святого Антония с самого детства. Он был весьма неглупым человеком и, скорее всего, понимал, что должен оказать следствию всяческое содействие. Однако после того как полиция начала вплотную заниматься членами Ученого совета колледжа, его не покидало неотвязное чувство того, что наступает конец света. Поэтому Эплби начал с отвлеченных вещей.

– Я попросил бы вас, – начал он, – объяснить, как работает телефонная сеть колледжа.

Это оказалось предметом, о котором Тэнтрипп рассказал с охотой и подробно. Телефон появился в колледже Святого Антония гораздо позже начала его службы и являлся одним из новшеств, к которому Тэнтрипп относился критически. Более того, с недавнего времени новации следовали одна за другой, что вызывало у него довольно сильное неодобрение. Телефонные аппараты были в холле жилого корпуса для студентов, в конторке эконома, в помещении кухни, в ректорских апартаментах с параллельным аппаратом в его кабинете и в апартаментах всех членов Ученого совета. Сначала все звонки проходили через коммутатор, находившийся в привратницкой. Система работала весьма неплохо, однако ручное соединение абонентов требовало постоянного внимания дежурного привратника. Поэтому недавно установили автоматический коммутатор для переключения звонков внутри колледжа. Чтобы позвонить за его пределы, абоненту надо было набрать номер привратницкой, однако внутри колледжа можно соединиться с любым аппаратом, набрав определенный номер. К сожалению, после запуска автоматический коммутатор оказался не очень эффективен, и, по словам Тэнтриппа, он «не сразу раскачался». Отчасти по этой причине, отчасти из-за академического консерватизма, а отчасти из-за рассеянности профессора колледжа по-прежнему звонили друг другу через ручной коммутатор в привратницкой.

Эплби задал прямой вопрос:

– Профессор Эмпсон именно таким образом звонил тем вечером, когда убили ректора?

– Да, сэр, – ответил Тэнтрипп несколько смущенно, но довольно охотно, – именно так. Он звонил через коммутатор около десяти вечера.

– Вы помните, что он сказал?

– Он сказал: «Тэнтрипп, соедините меня, пожалуйста, с ректором».

– Но он мог позвонить по автомату?

– Разумеется. Ему надо было набрать 01. Но он из тех, кто никогда не пользуется автоматом.

– Вы уверены, что это был профессор Эмпсон? Вы уверены, что звонок делался из его апартаментов?

Лицо Тэнтриппа выразило растерянность.

– Ну, сэр, полагаю, что из его комнат. Я бы сразу это определил по лампочкам на панели, если бы взглянул на нее. Однако обычно я занят лишь соединением. Голос принадлежал профессору Эмпсону, но, если вдуматься, он мог звонить откуда угодно. То есть откуда угодно с территории колледжа. Это точно был он, поскольку позже я упомянул о звонке в разговоре с ним.