Законы войны - Александр Афанасьев

– Пистолет! – резко сказал казак.

– Его тут каждый первый носит, – резонно возразил Аскер, – удостоверение в нагрудном кармане, справа.

Несмотря на то что они числились в действующем резерве, документы прикрытия были выправлены им в полном объеме, включая и отметку – «вездеход» в офицерскую карточку. Аскер по документам прикрытия числился штабс-капитаном.

Казак прочитал удостоверение, принюхался.

– Свой своему завсегда брат… – сказал он, – ты, военный, охренел совсем или как, по запретке как по асфальту. Наш снайпер дважды разрешение запрашивал, пожалели тебя. Из госпиталя, что ли, смотался?

– Оттуда…

– А пьяный чего?

– Не пьяный я.

Казак перерезал пластиковую ленту наручников, вернул документы и пистолет:

– Ну-ну… Счастливо оставаться.

– До главного здания не подбросите?

Казак хмыкнул:

– Дяденька, дай закурить, а то так жрать хочется, что переночевать негде? Ладно, садись… ортодокс.

Слово «ортодокс» казак вычитал из книжки, которая каким-то чудом попала на горную базу, – и оно ему понравилось…

В главном зале аэропорта Кабул Сашке нужна была камера хранения. В любом аэровокзале есть камера хранения, верно? И стоянка для машин, которые остаются здесь надолго, тоже есть. Все это очень нужно…

В туалете он переоделся и немного привел себя в порядок. Побрызгался концентрированным одеколоном «Шакал» – это тебе не хухры-мухры, тридцать рубчиков за флакон извольте. В кармане был ключ от небольшого «Датсуна», стоящего на стоянке. Машина была неприметной и дешевой, для него, получающего примерно три казенных жалованья с боевыми надбавками, – и вовсе пустяки.

Из здания аэропорта он вышел уже совсем не таким, как был в грязном, пропахшем потом контейнере. Журналист, молодой врач… да кто угодно. Только синяки под глазами – то ли от сотрясения, то ли от чего.

По тщательно охраняемой еще с британских блокпостов дороге доехал до Кабула. Свернул направо, выкатил на сияющий огнями витрин Майванд. Заметил полицейские посты… как всегда, запирают конюшню, когда лошади давно смотались. У него и на лобовом стекле была карточка – вездеход, которую он раздобыл окольными путями…

Если свернуть в самом конце Майванда налево, за русским посольством – то там будет район новостроек, обычных по меркам Востока, но достаточно дорогих по местным меркам. Там жили русские, жили и афганцы, разделения не было, главное, чтобы были деньги. Пятиэтажки, панельные, типового, восточного проекта с балконом, таким широченным, что он размером с настоящую комнату. Она жила там…

Оставил машину у подъезда, набрал нехитрый код домофона, скользнул в подъезд, привычно прислушался – тихо. Поднялся на четвертый этаж, протянул руку к звонку, но дверь открылась, прежде чем он позвонил. Она стояла на пороге и смотрела на него своими глазищами, огромными и загадочными, цвета изумруда, который добывают в ущелье Пандшер, севернее…

Он не говоря ни слова, шагнул вперед. Она – не отступилась…

– Эмма…

Она повернулась, чтобы было удобнее смотреть на него.

– Что?

– Выходи за меня, а?

Он сказал это в первый раз, первой женщине. И с замиранием сердца ждал ответа.

Но она ничего не сказала. Только грустно улыбнулась.

– Нет, я серьезно… – обиделся Сашка, – ты думаешь, я шучу? Я уже на квартиру коплю, в Москве. Уже сорок процентов накопил, пятьдесят – и можно заселяться. Там тоже нужны врачи, и я работать буду.

– Тебе сколько лет?

– Двадцать шесть! – с вызовом сказал Сашка

– А мне – тридцать. Ты – русский, я – пуштунка. И какая из нас семья?

– Самая обыкновенная! Настоящая! И потом – ты же говорила, что ты наполовину француженка…

– Говорила…

– Ну вот. У нас французы считаются друзьями, весь высший свет говорит по-французски. Ты меня тоже научишь, да?

Она снова ничего не ответила.

– Вот увидишь, – ответил оскорбленный до глубины души Сашка, – я все равно тебя добьюсь. Пойду к твоему отцу и скажу – так, мол, и так…

И по тому, как исказилось лицо Эммы, – он понял, что сделал ошибку. Очередную… черт бы побрал, почему все так сложно в жизни. Когда происходит такое, начинаешь думать, что лучше бы под пули… там все просто и понятно.

– Эм… Я тебя обидел, да? Ну, извини…

Она ничего не ответила. Просто поднялась с кровати, надела халат и вышла из комнаты.

Сашка молча лежал какое-то время. Потом ударил кулаком по стене, так что лопнули обои. Треснула кожа на костяшках, вспышка боли немного привела его в себя.

Твою же мать…

Они познакомились случайно. В госпитале «Чатар бистар», что значит – четыреста коек. Он подхватил малярию… совершенно обычное здесь дело, за Кабулом река Кабул протекает по довольно сырой местности, плюс феллахи отводят воду на поля… появляются комары, а от комаров и малярия. Малярия была четырехдневная, что значит – приступы каждый четвертый день. Не самый худший вариант, и ничего такого, что нельзя было бы вылечить обычной противомалярийной терапией на основе хинина. Но в госпитале у него обнаружили еще какую-то желудочную инфекцию от грязной воды, пришлось задержаться. Так они и познакомились…

Она была пуштункой – но при этом женщиной совершенно западного типа. Врач-инфекционист, училась в Сорбонне. Невозможно было представить ее в парандже.

Он наскоро оделся, зашел в туалет. Посмотрел на себя в зеркало… видок, конечно, еще тот, но голова до странного ясная. Хотя он никаких лекарств и не принимал.

Эмму – имя у нее было французское, а не пуштунское – он нашел в лоджии, в одном халатике. Она курила, сбрасывая пепел вниз и не обращая внимания на прохладу. По ночам в Кабуле холодно, сказывается высота и горные пики с вечными стенами совсем рядом. Если бы не война – это было бы одно из лучших мест для жизни на земле…

Сашка обнял ее за плечи.

– Отпусти…

Он не отпустил. Так они и стояли, смотря на ночной Кабул, на реку огней Майванда вдали.

– Хочешь, расскажу про моего отца? – вдруг сказала она.

– Не уверен.

– Нет, все равно скажу, если заговорила. Мой отец был доктором, он лечил людей. Я училась у него. Он был доктором в офицерском госпитале, а потом еще и лечил короля, когда его собственного врача король повесил за заговор.

Она затянулась. Сашке не нравился этот горький дым, напоминающий горящую кучу листьев в осеннем саду, – но он уже понял, что отнимать сигарету бесполезно. Она была слишком независима для того, чтобы подчиняться…

– Потом короля убили. Я училась в Сорбонне, отец отправил меня к матери, как будто чувствовал. Когда мы последний раз разговаривали по телефону… – она снова затянулась, задержала в легких дым, – я ему сказала: папа, приезжай, я скучаю по тебе. Он сказал – нет, я не могу сейчас приехать. Слишком много больных, слишком много раненых…

Она докурила сигарету и выкинула ее во двор. Оба они проследили глазами за ее падением – маленький красный светлячок. Это походило на то, как в небе падали звезды…

– …Знаешь, он бы мог преподавать за границей. Учить людей за границей, учить их быть докторами. Но он любил свой народ. Знаешь, как он стал врачом?

…

– Мой дед был богатым человеком, баем… Дед со стороны отца. Однажды он взял сына объезжать владения. У них были лошади, настоящие скаковые лошади, это большое богатство здесь, не каждый может себе позволить держать лошадь. Они встретили племя, и, как положено по законам Пуштун – Валлай, законам гостеприимства, – племя пригласило разделить с ними трапезу, хотя сами они были бедны и голодны.

Эмма поежилась…

– …и мой отец увидел женщину. Рожающую женщину. Пока они ели – она рожала, и никто на это не обращал внимания. Она родила ребенка на грязной тряпке, закутала его в эту тряпку и пошла дальше вместе с племенем.

…

…Мой отец был потрясен, он впервые увидел такое. Он не мог понять, почему женщина его народа вынуждена рожать, как собака, на земле. До этого он был в Персии, он был в Индии, он был у вас, в России. И он понял, что афганцы живут хуже всех. Его народ живет хуже всех.

– Была война?

– Тогда не было никакой войны. Была передышка. Да, воевали, но воевали племя с племенем, чему англичане были даже рады. А мой отец решил, что так не должно быть. Он упросил деда отпустить его учиться на врача. Дед долго не соглашался, но потом решил, что врач – это тоже нужная профессия, хороший врач всегда нужен людям и уважаем людьми. Он спросил, где лучше всего учат на врача, и ему сказали про Сорбонну…

Эмма достала еще сигарету.

– Хватит… – мягко сказал Сашка.

На сей раз она подчинилась. Руки у нее были холодные как лед.

– Мой отец пришел к деобандистам, когда те взяли город, и сказал, что в первую очередь надо наладить медицинское обслуживание людей, восстановить больницы. Он, несмотря ни на что, все-таки верил в свой народ и всегда был частью своего народа. Он не побежал, как побежали все остальные, когда стало совсем плохо, он даже сказал деобантистам, что готов вложить собственные деньги. А те схватили его и сказали, что он колдун, потому что лечит не так, как предписано шариатом, и тем самым оскверняет мусульман и веру. Они судили его шариатским судом, а потом забили камнями на площади…