Сто одна причина моей ненависти - Рина Осинкина

В окне за стеклом появилось перепуганное лицо Тэда. Он приоткрыл створку и сразу захлопнул. Немного погодя Бэтти высунулась наружу и голосом возмущенным, но с большой примесью испуга прокричала в ответ: «Нам надоело, что вы нас третируете! Убирайтесь, не то мы вызовем полицию!»

– Вызови лучше пожарных, курица безмозглая! – веселилась Светка. – Вызови, а мы посмотрим, как это у тебя получится!

– Ну надо же, полицию она вызовет! – вторила ей Людмила. – По прямому проводу звонить будешь?

– Вы сумасшедшие обе? – взвизгнула Анисьина мачеха. – Что вам от нас надо?

– Я же тебе объясняла уже, – сделавшись серьезной, сказала Людмила. – Мне надо было поговорить с Анисьей. Посмотреть на Клашу. И мы бы с подругой уехали. Но вы упрямились… Не надо было нас доводить, сами виноваты. Теперь у вас лишь один выход. В прямом смысле слова один. Вот через эту дверь. А мы вас встретим.

Окно захлопнулось.

– Совещаться пошли, – сделала вывод Людмила.

– А мы покурим пойдем, – сказала Светлана. – Пока вурдалаки совещаются.

Светка сходила к машине, вернулась с пакетиком семечек. Присела на скамейку, где ее ждала напарница, и, протягивая той «курево», задумчиво спросила:

– Я вот все размышляю, а ответа не нахожу: кто есть упырь, а кто – вурдалак? И имеется ли вообще какая принципиальная между этими сущностями разница?

– Ну, что тебе, Свет, ответить… – просовывая руку в пакетик, произнесла Людмила. – В нашем случае, я думаю, разницы никакой нету. Вопрос лишь в том, зачем эти сущности данное дело затеяли.

– А что именно они затеяли, вопроса нет?

– Вопроса нет. Затеяли гадость.

Потрескивали горящие покрышки, дым поднимался все выше, бензино-резиновая вонь начинала постепенно отравлять воздух. Дверь, ведущая в коттедж, оставалась закрытой.

– Ты не волнуйся, – сказала Светка, положив ладонь на Людкину ледяную руку. – Они сейчас выйдут. Точно тебе говорю. А если не выйдут, сюда пожарный расчет приедет и твоих квартиранток спасет.

– Думаешь, приедут? Пожарные?

– Конечно! – горячо уверила ее Светлана. – Дым люди увидят с шоссе и позвонят в МЧС. Ты лучше давай налегай на семечки. Отличное успокоительное, сама проверяла.

– Угу.

Как они не услышали шум мотора? Или мужик пришел пешком? Потому что они только звук шагов услышали, и только когда шаги раздались у них за спиной. В нескольких метрах.

Мужчина был с виду самый обычный – для тех, кто внутри Садового кольца, естественно. На нем были костюм цвета «мокрый асфальт», белая рубашка в тонкую серую полоску, в тон полоскам галстук. В возрасте уже, но не старый. Роста выше среднего и плечи массивные, а в остальном – обычный. Хотя как раз плечи могли быть и ватные.

– Что курите? – спросил он, неторопливо присаживаясь на корточки напротив двух чумазых дам.

Светка протянула мужику пакетик. Тот сунул нос внутрь, хмыкнул одобрительно и понимающе, проговорил: «Я свои», после чего извлек из нагрудного кармана пиджака барбариску, снял фантик и кинул леденец в зубастую пасть. Фантик скатал в мелкий шарик и уложил аккуратно в боковой карман.

– А вот напрасно вы так, – авторитетным тоном произнесла Светлана. – Это я вам как стоматолог говорю. Только эмаль испортите.

– Знаю, милая барышня, знаю, – с сожалением проговорил прохожий, – но ничего с собой поделать не могу. Если бросать одновременно и сигареты, и сладости, то делом для меня это станет непосильным.

– А… Выходит, вы еще на сладкое подсажены?

– Увы, увы.

– Тогда вам труднее. Но вы справитесь, по вам это сразу видно, – успокоила мужика Светка.

– Очень на это надеюсь.

– Вы тут сторожем? – оценив галстучный зажим, очень похожий на золотой, с прямоугольной вставкой, очень похожей на агатовую, спросила незнакомца Людмила.

– Я тут проездом. В гостях был. У Сани Скворцова. Они с Зоей небольшой банкет устроили по такому поводу, что у их внука днюха, два года мужику стукнуло. Ну, и меня позвали. Отругали, что один, без супруги явился, да только в настоящее время она курс оздоровительных процедур проходит в стационаре. Здоровье подлечивает, шаткое оно у нее, вот медики и убедили ее недельку под их присмотром провести.

– Это у какого же Скворцова? У Александра Петровича, агрокомплекса «Прогресс» хозяина? – спросила Светлана, аккуратно и неслышно сплевывая шелуху в кулачок.

– У него. А вы откуда его знаете?

– Я не знаю. Муж рассказывал, – уклончиво ответила Светка.

– Супруг ваш к сельскому хозяйству отношение имеет?

– Опосредованное, – еще более уклончиво ответила она, поостерегшись сообщать случайному человеку, что у них с Германом химкомбинат имеется один на двоих, где, в числе прочего, минеральные удобрения производят, и дядька отстал, сменив тему: – А у вас, я смотрю, тут дело. Выкуриваете кого-то?

Очень безразличным тоном поинтересовался. Как бы даже из вежливости. Как бы даже для поддержания светской беседы.

– Выкуриваем? – изумилась Светка. – Людмила Валерьевна, а разве мы выкуриваем кого-то? Сидим просто семечки грызем, закатом любуемся. Мы не местные вообще-то. Тоже проездом. Вот, отдохнуть на свежем воздухе решили, а тут такое!.. Думали пожарных вызвать, а связи нет. Посидим немножко и…

Договорить Светлана не успела. С грохотом, стукнувшись о стену, распахнулась стальная дверь, ведущая в коттедж.

Обе вскинули головы, вскочили. Дядечка с корточек не встал, но в пол-оборота все же развернулся на остроносых мысках туфель, чтобы посмотреть, откуда шум. Любознательный, выходит.

В дымных сумерках Людмила смогла рассмотреть силуэты трех человек в дверном проеме. Группа людей как-то скованно и плоско начала перемещаться по веранде. Громко, очень громко и испуганно, взахлеб плакал младенец. Разве детки в этом возрасте могут пугаться?

Холодом обожгла мысль. Инфантильный гаденыш решил прорваться, прикрывшись Анисьей. Как заложницей. Анисьей с Клашей.

Людка сорвалась с места, вмазав любопытствующему прохожему коленом по плечу, не понимая, зачем бежит и можно ли в этой ситуации бежать, не опасно ли это для ее девочек.

Окрик ее остановил, толкнув в грудь. Окрик был хриплый и визгливый одновременно. Она даже поначалу и голос-то не узнала. Визжал Тэдди. Визжал, что порешит эту дуру, если его не пропустят к машине. Визжал пронзительно, чтобы перекричать Клашкин плач.

Людмила замерла, всматриваясь в сизую пелену на крыльце. Слепнев мог вполне назвать дурой, которую порешит, собственную сестрицу, но Людка ведь не идиотка.

Младенец кричал, люди стояли неподвижно.

Клаша, в кулечке своем на руках… у кого? Глаза ел дым или по другой причине они у Людки слезились, не важно. Клаша – вот она, это хорошо, это очень хорошо, жива, если рыдает, а где мамаша ее? Где ее непутевая мамаша? И что делать дальше? Людка не знает, совсем не знает, как нужно себя вести с