Проклятая игра - Клайв Баркер

Странные ночи; странные дни. «Не безумие ли это», – начинала задумываться она?

На второе воскресенье – одиннадцатый день кризиса – Марти был вызван в библиотеку. Уайтхед был там и выглядел, возможно, каким-то усталым, но уж никак не сломленным этим ненормальным давлением, под которым он находился. Он был одет для прогулки: на нем было отделанное мехом пальто, в котором он был в первый день во время того символического визита в питомник.

– Я не выходил из дома несколько дней, Марти, – провозгласил он, – и чувствую, пора проветриться. Я думаю, нам надо прогуляться, вам и мне.

– Я захвачу куртку.

– Да. И пистолет.

Они вышли с заднего входа, избегая вновь прибывших делегаций, которые все еще заполняли лестницы и холл, ожидая аудиенции в святая святых.

Был теплый день, 17 апреля. Тени от легких облаков пробегали по газонам беспорядочными группами.

– Пойдем в лес, – сказал старик, идя впереди. Марти шел на почтительном расстоянии в паре ярдов позади, догадываясь, что Уайтхед вышел, чтобы проветрить голову, а не говорить.

В лесу кипела жизнь. Новые побеги прорывались сквозь покров прошлогодних опавших листьев, бесшабашные птицы носились между деревьями, с каждой ветки доносились ухаживающие голоса. Так они шли несколько минут в произвольном направлении, поскольку Уайтхед почти не поднимал глаз от своих ботинок. Вдали от дома и дисциплины, груз забот давивший на него был более заметен. С опущенной головой он устало тащился между деревьями, безразличный к пению птиц и ударам ветвей.

Марти наслаждался. Где бы они не шли, он уже был там раньше, когда бегал. Сейчас его шаги были медленными и все детали леса были видны. Путаница цветов под ногами, поганки, выпирающие из сырости между корнями, – все восхищало его. Он набрал коллекцию камней, пока шел, на одном был окаменелый след папоротника. Он подумал о Кэрис и о голубятне, и неожиданная тоска по ней охватила его сознание. Не имея причин, чтобы прогнать чувство, он позволил ему овладевать им.

А разрешив, он поразился силе своего чувства к ней. Он чувствовал, что последние несколько дней его эмоции тайно работали внутри него, трансформируя легкий интерес к Кэрис в нечто более глубокое. Однако у него не было возможности разобраться в этом.

Он поднял глаза от камня с папоротником и увидел, что Уайтхед ушел уже довольно далеко вперед. Отодвинув мысли о Кэрис в сторону, он ускорил шаг. Пассажи солнечного света и тени пробегали между деревьями, когда легкие облака, ранее цеплявшиеся за ветер, уступали место более тяжелым формированиям. Ветер холодел, в нем чувствовались явные признаки дождя.

Уайтхед поднял воротник. Его руки были засунуты в карманы. Когда Марти подошел к нему, он встретил его неожиданным вопросом.

– Вы верите в Бога, Мартин?

Это было неожиданно. Неподготовленный к нему Марти смог сказать только: «Я не знаю», что было достаточно честным ответом.

Но Уайтхед хотел большего. Его глаза поблескивали.

– Я не молюсь, если вы это имеете в виду, – продолжил Марти.

– Даже перед вашим судом? Скороговоркой для Всемогущего?

В этих вопросах не было юмора или чего-то предумышленного. Марти снова ответил так честно, как мог.

– Я не помню точно... Думаю, что тогда я наверняка что-то говорил, да. – Он остановился. Облака над ними закрыли солнце. – Ничего хорошего это мне не принесло.

– А в тюрьме?

– Нет, никогда не молился. – Он был уверен. – Ни разу.

– Но ведь были же в Вондсворте богобоязненные люди?

Марти вспомнил Хесельтина, с кем он несколько недель делил камеру в самом начале своего срока. Тюремный старожил, Тин провел больше лет за решеткой, чем на свободе. Каждый вечер он бормотал в подушку варварскую версию «Отче Наш», прежде чем заснуть: «Отче Наш, сущий на Небесах, да светится имя...»,не понимая ни слов, ни их значения, просто проговаривая молитву наизусть, как он делал это, возможно, каждый вечер в своей жизни до тех пор, пока речь не заходила о спасении – «не введи в Искушение и избавь от Лукавого, во веки веков. Аминь».

Это ли подразумевал Уайтхед? Было ли в молитве Хесельтина уважение к Создателю, благодарность за Создание или, хотя бы, предвкушение Судилища?

– Нет, – ответил Марти. – Не то, чтобы богобоязненные. Я имею в виду, какой смысл?..

Тут было нечто большее, чем просто возникшая мысль, и Уайтхед ждал с терпением стервятника. Но слова торчали на языке Марти, отказываясь быть произнесенными. Старик подтолкнул их.

– Почему нет смысла?

– Потому что все это – несчастные превратности судьбы, правда? То есть, все это случай.

Уайтхед кивнул едва заметно. Последовало долгое молчание, затем старик спросил:

– Ты знаешь, почему я выбрал тебя, Марти?

– Совсем нет.

– Той никогда не говорил ничего тебе?

– Он сказал, что я могу выполнить эту работу.

– Ну многие люди советовали мне не брать тебя. Они считали, что ты не подходишь по многим причинам, о которых мы не будем распространяться. Даже Той не был уверен. Ты нравился ему, но он не был уверен.

– Но вы все равно наняли меня?

– Действительно.

Марти стал находить эту игру в кошки-мышки небезопасной. Он сказал:

– И теперь вы собираетесь сказать мне почему, так?

– Ты игрок, – ответил Уайтхед.

Марти показалось, что он знал ответ задолго до того, как он был произнесен.

– Ты не попал бы в эти неприятности, если бы не должен был заплатить большие игорные долги. Я прав?

– Более или менее.

– Ты тратил каждое пенни, которое добывал. По крайней мере так утверждали твои друзья на суде. Растрачивал их.

– Не всегда. У меня были большие выигрыши. Действительно большие выигрыши.

Взгляд, который Уайтхед бросил на Марти, был острее скальпеля.

– После всего того, через что ты прошел – все эти стрессы, которые мучили тебя, – ты все еще говоришь о своих больших выигрышах.

–Я помню лучшие времена, как любой другой, – защищаясь, ответил Марти.

– Везло.

–Нет! Я был хорош, черт возьми!

– Везло, Марти. Ты сам только что так сказал. Ты сказал, что все это случайность. Как ты можешь быть хорош в том, что является несчастным стечением обстоятельств? Это же бессмысленно, разве нет?

Он был прав, по крайней мере на первый взгляд. Но все было не так уж просто, как он стремился представить, не так. Все это было случайностью, он не мог спорить с этим основным утверждением. Но печенкой Марти чувствовал что-то еще. Что это было, во что он верил, он не мог описать.

– Разве ты не это сказал? – настаивал Уайтхед. – Что это был несчастный случай.