Я тебя давно ждала - Ирина Геннадьевна Петрова

Старый или новый Саша всегда одинаково о чем-то умалчивает: он тут же отодвигается от собеседника, как бы давая понять, что больше не хочет говорить на эту тему.

– Ты помнишь, как пел мне, – я скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.

– Я пел? Ужас какой! – он рассмеялся, – Кажется, я совершенно не знаю того парня.

Я разозлилась, выходит, он не одобряет все, что связано с тем Сашей. С моим Сашей.

– И ты только что намекнул мне на это, не выкручивайся, если тебе удобно обо мне забыть, так и скажи, зачем вся эта комедия.

– Ты за идиота меня держишь? Я не помню ничего, только как ты мне рассказывала про ту песню, но пела в том случае ты, не я.

– Хорошо, допустим, – я хотела поговорить с ним до конца, хотя уж очень хотелось снова накричать на него и уйти. Он что, нарочно мне напоминает о нас, даже не понимая, что делает.

– Ты не веришь в то, что я не помню ничего, да?

– Нет, просто ты мне пел, это была колыбельная, после того, как меня, – нет, я же не хотела говорить ему про нападение его жены, – в общем, я была расстроена.

– Что тогда случилось? – кажется, он заметил, как я изменилась в лице, едва вспомнив о тех событиях.

– Я не хочу вспоминать, – я закрыла лицо ладонями.

– Ладно, если ты сейчас не хочешь об этом говорить, давай пока оставим это, – он говорил, что мы еще поговорим об этом, отлично, я понимала, что мы определенно куда-то движемся. Это больше не воспоминания, не попытка его узнать больше о себе, это разбор нашей любви. По малейшей крупице.

– Мне важно знать одно – это я тебя обидел или расстроил? Если да, то лучше расскажи все сейчас.

– Нет, конечно, не ты, – я готова была в сотый раз говорить ему, что это не его вина.

Я сделала глоток ароматного чая и снова вернулась к разговору.

– Итак, если для тебя это несусветный ужас – петь для меня, почему ты сейчас намекал про домашнее выступление?

– Можно, я расскажу это позже? – смотрит прямо в глаза, на губах легкая улыбка – он пытался меня смутить, но я в своей жизни видела и более искушающего Кота.

– Нет, мы пытаемся во всем разобраться, это важно, – я заговорила, как психотерапевт в одном из дневных шоу.

– А то, что ты от меня умалчиваешь?

– Это не самые лучшие воспоминания, мне виднее, уж поверь.

– А, может, мне и не нужны хорошие, расскажи что-то плохое, наши ссоры или что-то в этом духе.

– Ссор не было, мы немного спорили, но решали все мирным путем, – я, не подавая виду, говорила серьезно.

– Догадываюсь, каким, – улыбнулся Кот, в эту секунду я готова была броситься к нему через весь стол. Я посмотрела так, будто не поняла, о чем он говорит.

– Ты помнишь, что пел? – я не унималась.

– Нет, – он перегнулся через весь стол так, что его лицо оказалось вплотную с моим, – я не помню.

Хотя в помещении было прохладно, он тяжело дышал, глаза горели. О, нет, он, кажется, вышел из себя.

– Я просто подумал, что хотел бы взять тебя, а потом лежать в обнимку и петь что-нибудь, убаюкивая тебя, как ты сказала, колыбельную.

Я даже рот не могла открыть. Теперь все ясно. Он по-прежнему хочет меня. И хочет убаюкивать меня. Я сейчас потеряю сознание.

– Видимо, все чувства, желания и те ухаживания, по-прежнему остались во мне, – уже спокойнее сказал он.

– Память сердца сильнее памяти головы, – я не решалась посмотреть на него, оставалось лишь рассматривать листья смородины в своем чае.

– Кстати, как твое творчество?

– Я больше не пишу, – я смотрела на него из-под опущенных ресниц.

– После аварии? – его голос немного сел.

– Да, поэтому, если ты решил стать учителем, то я, наоборот, ученицей. Буду поступать на факультет иностранных языков.

– Английский?

– Да, – я улыбнулась.

– Репетитор не нужен? – он совсем расслабился, и я осознала, что такого Сашу не видела тысячу лет.

– Я подумаю, – я допила свой чай, и мы заказали все по второму разу.

Мы говорили с ним о любимых фильмах, музыкантах и книгах. Я ведь мало что успела узнать о нем за те дни, а для него я и вовсе была незнакомкой.

Когда кофейня закрылась, мы оказались на улице.

– Идем, я провожу тебя, – он взял меня за руку, но, когда увидел, что у меня нет перчаток, снял с себя шапку, завернул в нее мои ладони и просто пошел, придерживая меня за локоть, чтобы я не поскользнулась на заснеженном асфальте. Снег прекратил, остался лишь ледяной ветер, порывы которого буквально сносили с ног.

Мы остановились у парадной. Я сняла его шапку и протянула ему.

– Мне и в капюшоне тепло, – он улыбнулся, – оставь себе.

– Ну уж нет, – я поднялась на цыпочках, чтобы дотянуться и надеть ее ему на голову. Наверное, мне просто хотелось коснуться его, почувствовать рядом. Саша стоял, не двигаясь, а когда я уже опустилась и сделала шаг назад, то он притянул меня к себе. В толстой одежде я не чувствовала его тепла, но от дыхания, которым он согревал мне висок, я немного растаяла. Хотелось поцеловать его, но я не решалась, а просить, как это делают некоторые, я не умела. Мы так и продолжали стоять, обнимаясь и дыша белым паром. Он прислонился щекой к моему виску, а я устроилась в его шарфе. Наконец, я не удержалась и поцеловала небольшой островок голой кожи, под которым билась сонная артерия. Он не шевелился. Тогда я подалась вверх и смогла коснуться губами подбородка. Снова никакой реакции.

– Ты нужен мне, – в порыве отчаяния я готова была расплакаться.

– Знаю, – он быстро поцеловал меня в кончик носа, – но, судя по времени и обстоятельствам, в которых мы были заключены, тот я не спрашивал у тебя разрешения, просто приходил и брал, что хотел. А сейчас, – он поцеловал меня в шею, – я хочу сделать все так, как нужно. Мы оба нуждаемся друг в друге, но теперь я буду гораздо внимательнее.

– Зачем это нужно? – я запустила пальцы в его непокорную челку.

Он довольно простонал.

– Кажется, я понимаю, почему все было так быстро, – он поцеловал мою руку, – но это нужно для того, чтобы я завтра пришел сюда. И ждал, как все нормальные парни. Сегодня я чуть не умер, пока сидел за тем столиком, но в общем, мне это понравилось. Я хочу ждать тебя.

– Безумие, – только