Город мертвецов и другие истории (сборник) - Иван Грачев

– Хватит рыдать! Ты будешь моей! Я останусь здесь – в этом доме. А ты будешь подчиняться всему, что я скажу тебе!

Он подошел ближе и ударил ее по лицу свободной рукой. Актриса упала на пол и, лежа на боку, только смотрела в пустоту, в ее глазах не осталось ни света, ни картин реальности.

– Вставай! – крикнул Клерк, хватая ее за шею. Было видно, что этот жест дается ему с трудом, но ему удалось приподнять ее тело над землей, чтобы усадить.

Увидев лишь пустоту в ее глазах и полную отстраненность от происходящего, Клерк подумал, что она теряет сознание и еще раз ударил ее по лицу. Она снова упала на пол.

– Вот сука! Вставай! Не вздумай отключаться!

Он резко дернул ее вверх, да так сильно, что вместо стона вырвался лишь хрип из ее горла. Следующим жестом он, что есть силы, дернул ее платье, хотя жест вышел неловким и неверным, порвать платье не удалось. Он еще раз схватился за жесткую от грязи и крови ткань. Но его остановил крик из-за спины.

– Хватит!

0.

Хранитель стоял посередине комнаты, неподвижно, олицетворяя собой своеобразный символ памяти. В его руках не было ни диктофона, который разлетелся на части от удара Сержанта, ни тетради, которая была утеряна и забыта.

Сила взбурлила внутри него с такой мощью, что не оставалось ни малейшего сомнения в его величии. Ярость бурлила в его сердце, а чувство всемогущества пьянило, заставляло мысли искажаться, а реальность – кипеть в абсолютном подчинении.

«Он был жалок и слаб, когда понял, насколько ошибся. Упав на колени, он думал, что сможет вымолить себе прощение, или, хотя бы, смягчить уготованную участь. Но это было невозможно».

Слова Хранителя раскатами грома трясли весь дом, вибрации такой силы могли разрушить его до основания, но они были предназначены только для одного человека. Забавным могло показаться то, что этот человек, ради которого сама ткань бытия была готова порваться на мириады частиц, валялся на полу, целовал холодный камень и плакал, как маленькая девчонка. Пистолет, оброненный им, лежал рядом, словно намекая на возможный выход из положения.

«Прямо над их головами, в порывах ветра, появившегося из ниоткуда за доли секунды, за короткое мгновение, начало образовываться нечто прекрасное, и, в тоже время, могущественное. Сначала они увидели небольшую трещину в потолке. Она начала расширяться, и иллюзия померкла – трещиной был рассечен сам воздух. Она все увеличивалась и увеличивалась, пока не достигла метров пяти, не меньше, в длину. Тогда она стала раскрываться, будто невидимые руки пытались отворить двери в пространстве. Не было никаких рук – лишь пульсирующая тьма, настолько черная, что в ней угадывались оттенки темно-синего и фиолетового. Портал опускался все ниже, желая пожрать само сущее, а начать непременно с фигуры, распластавшейся на полу».

Хранитель практически не смотрел на открывшуюся червоточину. Зачем, ведь он итак знал, что именно из его мыслей воплотилось в реальность. Нет, ему нужно было наблюдать за своей жертвой, корчащейся в предсмертной агонии. О да, он знал, что умрет, и от этого месть Хранителя обретала все больший смысл.

Внезапно, их взгляды пересеклись – нечеловеческий и полностью отстраненный взгляд Хранителя и слабый, безвольный, полный слез раскаяния, взгляд маленького человека, боящегося своей смерти.

На какой-то миг, жертве показалось, что все стихло, ветер успокоился, его шум исчез, а черная дыра над головой не потрескивала разрядами статического электричества. И в это мгновение, которое пришлось очень кстати, Хранитель, лишь губами, сказал:

«Убей себя»

Жертва посмотрела на пистолет и снова на Хранителя.

«Нет, пожалуйста…» – прошептал он.

И ураганный порыв снова ударил жертву в лицо. Хаос усилился.

Из последних сил, преодолевая силу ветра, маленький человек пополз к пистолету. Два метра казались ему марафоном, но желанная цель заставляла совершить усилия, достойными даже для самых могучих представителей рода людского.

3.

Клерк вынес себе мозги. Удивительно, но он сделал это сразу, не оттягивая неизбежное, не пытаясь еще раз умолять его, Писателя, взглядом.

Смотря, как его окровавленное тело лежит на полу, он не думал об Актрисе, не думал обо всем, что произошло. Все его желания были направлены на то, чтобы остановить мрак, заполнивший собой уже почти все пространство над головой.

– Стой!

Чернота все приближалась, теперь уже не в виде некоего портала, а как густая жидкость, она растекалась по всей реальности, поглощала ее, сантиметр за сантиметром.

– Остановись, я приказываю!

Она подобралась все ближе, начала обволакивать все, что лежало на полу, оставив лишь сужающийся вокруг Писателя купол. Будто она хотела сожрать его напоследок.

– Я, Хранитель этого места, повелеваю тебе исчезнуть!

Сначала исчезла Актриса. Потом и Клерк начал обволакиваться черной, что смоль, жидкостью. Писатель повернулся и увидел тело Фотографа. Она лежала ближе, чем он думал, но и ее тело постепенно таяло в черноте.

Сжав веки, желая призвать такой же мрак в свои глаза, Писатель пошел вперед. Шаг, второй, третий.

Он открыл глаза. Ничего не изменилось. Тьма была повсюду.

Эпилог.

Я дернулся в кресле. Что-то держало меня. Паника сразу же дала о себе знать, раньше, чем я даже сообразил, кто я и что тут происходит.

Открыв глаза, я увидел лишь призрачное изображение, висящее прямо в воздухе. Как полупрозрачный квадрат, сотканный из нитей ярко-голубого света. И по нему бежали какие-то буквы.

Я даже и не думал читать их, все мои мысли были заполнены желанием выбраться. Опустив голову ниже, я ощутил ремень под подбородком, но даже он не мог помешать мне разглядеть свое тело.

Я сидел в кресле, сдерживаемый пятью толстыми ремнями, они были туги и не оставляли шанс выбраться. На мне были одни лишь брюки и майка, вся в жирных пятнах. Я не мог узнать свое туловище, словно оно принадлежало кому-то другому. Я помнил лишь, как меня поглотила тьма, но я мог поклясться, что перед этим созерцал вовсе не этот тощий живот и худые руки.

После нескольких попыток расшатать кресло или сдерживающие путы, я обмяк в кресле.

Осмысленный взгляд на экран, на буквы, заставил меня с удивлением сконцентрироваться на прочтении.

«Пожалуйста, устройтесь в кресле максимально удобно и попытайтесь расслабиться. Не старайтесь порвать или повредить ремни безопасности. Программа освободит Вас автоматически. Когда будете готовы, произнесите „Синхронизация“ громко и отчетливо».

Не понимая, зачем я делаю это, я устроился в кресле максимально удобно и произнес:

– Синхро…

В горле пересохло, да так сильно, что каждый слог отзывался болью.

Попытавшись сглотнуть, я хоть как-то сумел образовать слюну во рту и снова произнес:

– Синхронизация.

Я не в силах описать то, что произошло в следующие несколько секунд, но это было подобно прозрению, экран превратился в сплошное белое полотно, своим светом оно терзало уставшие и очень раздраженную сетчатку, я всем телом чувствовал некие электромагнитные волны, вибрирующие мягко и приятно, вызывая лишь самые теплые воспоминания.

По окончании синхронизации, ремни расстегнулись, и я выпал из кресла. Ноги ослабли, подняться было крайне трудно. Как и в каждый раз, после загрузки собственных воспоминаний.

Было холодно. Я подошел к шкафу и достал огромный черный свитер, подарок жены. Он сразу же приютил меня теплом и мягкостью.

Я бы еще долго стоял и смотрел в стену, но, судя по заверениям на упаковке «Хранителя», после игры рекомендовалось поесть чего-нибудь калорийного и насыщенного витаминами и белком. Хотя мне не нужны были советы на плакате рядом с игровым креслом – я итак хотел есть, словно зверь.

Я пил теплый чай и думал. Сколько раз я уже проходил этот этап, но в каждый раз поражался тому, насколько реальными были все эмоции в симуляции. Неудивительно, говорила одна половина мозга, ведь игра изымает собственные воспоминания игрока и вживляет минимум, необходимый для сеанса. А другая половина мозга, эмоциональная и поверженная стрессам, утверждала, что дело не в одних только воспоминаниях – там проживается целая жизнь, раз за разом. И, с каждым новым сеансом, все эти знания наслаиваются друг на друга, заставляя представлять картину бытия совершенно иначе.

Подойдя к окну, я посмотрел за грязное стекло на улицу. Обычная осенняя серость, и если бы не яркий огромный рекламный стенд «Хранителя», то ее мрак все больше погружал в депрессию. Людей на улице было мало, да это и понятно, зачем мерзнуть в этой влажной и противной туманной серости, когда можно остаться дома и заняться делами поинтереснее.

Я в первый раз оказывался Хранителем. Хоть сеансы и начали размываться в одну бесконечную линию в том таинственном доме, он все еще помнил свой первый раз, в роли Врача. Мягкий по своей натуре, я защитил женщину-Клерка от пули, выпущенной Фотографом, и пал первым из всех. Потом мне довелось стать Актером и я даже продержался достаточно долго, но Писатель завалил меня, воткнув нож в спину, несмотря на то, что мы старались держаться вместе. Я так ни разу и не узнал, каково это – встретиться с Хранителем или, тем более, почувствовать его силу. Но одна вещь угнетала меня сильнее всего.