Убийца теней - Джей Эм

– Да что вы говорите? – герцог принялся щипать жиденькую бородку – так проявлялось у него крайнее волнение. – Неужели?..

– Не иначе, ваша светлость. Говорю вам: милостью Творца у меня открылись глаза.

– О… – Хосвейн, насколько мог, постарался напустить на себя вид искусного дипломата. – Не подумайте, что я не доверяю вам, отец Воллет, но… в это трудно поверить. Судите сами: Талвеон Эйрский, конечно, вольнодумец, но не разбойник, не убийца. Одним словом, не такой злодей, который справедливо мог бы навлечь на целый город гнев Творца. Говорили, что он преподавал в учёной общине какие-то любопытные идеи…

– Кто говорил? – насторожился Воллет, как легавая собака, почуявшая дичь. Этой «дичью» был очередной возможный отступник. Всем известно, что в окружении герцога полно всяких непотребных вольнодумцев. Про некоторых из них нелишне было бы донести в норвейрскую Первообитель…

– Не помню, – выкрутился Хосвейн.

Заметил ловушку и решил защищать своих прихвостней? Иногда он вовсе не так глуп, как кажется.

– То, что ваша светлость соизволили назвать «вольнодумством», на самом деле – ужасная ересь. Талвеон Эйрский – отступник, а это преступление гораздо хуже, чем разбой или даже убийство. Вы сказали, что доверяете мне, ваша светлость… Так неужели вы сомневаетесь в откровении Творца?

– Э-э, нет, нет, святой отец, – поспешил заверить герцог.

Он вдруг поймал себя на мысли, что этот человек наводит на него не меньший страх, чем разговоры о звере. Это недопустимо, просто немыслимо… Он всё-таки наследный господин Лоретта! Хосвейну сделалось досадно, и это чувство почти пересилило страх. С такого, как Воллет, станется и об отступничестве герцога в Норвейр донести… Такой ни перед чем не остановится. На что нынче обменивают герцогское отступничество? На второсвященство в норвейрской Первообители?.. Впрочем… если дело зайдёт так далеко, он, Хосвейн, тоже может пустить в ход свои норвейрские связи.

– Что же, – промямлил герцог, – вы полагаете, смерть еретика избавила бы Лоретт от напасти?

– Воистину так, ваша светлость. И никакие сумеречные охотники, которым город ни за что платит из казны, стали бы не нужны.

– Вы полагаете… – неопределённо повторил Хосвейн.

– Как же предположить иначе, если охотница уже третий день в городе, а оборотень продолжает свои чёрные дела?

– В самом деле… Так, по-вашему, стоило бы назначить итоговое заседание суда по делу Талвеона?

– На всё воля Творца, – как можно смиреннее отозвался Воллет.

На итоговом заседании в обязательном порядке выносится окончательный приговор. А в случае Талвеона двух мнений о том, какой это приговор, быть не может. Неотрёкшегося и нераскаявшегося еретика следует казнить.

Наконец-то Талвеона повесят. Наконец-то он, Воллет, победит. Он не смог восторжествовать над своим противником в жизни, но уж в смерти-то он восторжествует, здесь ничто ему не будет препятствием. Пыточной машине проклятый отступник не покорился, но покориться виселице ему придётся. Затягивающейся петле Талвеон не сможет противопоставить ничего, обладай он хоть железной волей. И никогда, никогда не будет уже он глядеть на мир своими непреклонными глазами, уверенный, что вправе проповедовать какую-то свою истину, отличную от той, которую считает единственно верной он, Воллет. Никогда не будет глядеть глазами, в которых, несмотря ни на что, нет ненависти…

Не будет? Не будет… На мгновение Воллет ощутил какую-то опустошённость. Что последует за окончанием этого противостояния длиной в год? Что дальше?.. Нет, это безумные мысли… Какая опустошённость? Не опустошённость, а логичный итог. Победа.

– Я… подумаю об этом, – сказал после долгой паузы Хосвейн. И, явно довольный, что нашёл такой не означающий ни «нет» ни «да» ответ, повторил: – Да, я подумаю.

Проклятый мямля! Воллет мысленно выругался, но тут же попросил прощения у Творца. Прощения и терпения.

– Хорошо, господин герцог, – с притворной покорностью кивнул первый священник.

Всё равно вечно Хосвейн «думать» не сможет, рано или поздно надо будет принять решение. И он, Воллет, постарается, чтобы это решение было таким, как нужно. Правильным. Он выжмет из этой птицы в человеческом обличии назначение итогового заседания суда.

– Но я прошу вас, ваша светлость, не откладывая пойти мне навстречу хотя бы в одном. Условия содержание еретика следует ужесточить.

– Насколько я знаю, он содержится в одиночной камере, и на прогулки его не выпускают, – заметил Хосвейн. – Это самые строгие условия из возможных.

– Обратите внимание на посещения. Пусть к нему не допускают никого, кроме служителей веры и закона.

– Разве к нему приходит кто-то, кроме святых братьев и судебных расследователей?

Но Воллет слишком хорошо знал, кто за последние дни посетил Талвеона, и не отстал от герцога, пока тот не подписал нужную бумагу. Очень уж много эта фейренская девица о себе мнит, если считает, что может всюду совать свой нос. Сумеречные охотники и без того погрязли в непростительной гордыне, уверенные, что это их ничтожное оружие, а не воля Творца, поражает ночных тварей. Девице, конечно, не откажешь в проницательности, если она уловила связь между зверем, на которого охотится, и еретиком. Но в тюрьме ей больше делать нечего, еретик – не её забота.

Было мгновение, когда у Воллета появился соблазн не требовать ужесточения содержания отступника, а подождать: не отправится ли Бирг снова в тюрьму? Это можно было бы использовать против неё. Не важно, какие у неё на самом деле мотивы: того, кто ходит к еретику не ради его вразумления – а такую миссию могут исполнять лишь избранные двухбережные братья, – самого можно обвинить в еретичестве. Но тупоумный Орвен Кейр на стороне охотницы – то есть, можно сказать, что всё старшинство. И не только… Вот если бы он, Воллет, произнёс проповедь в храме против фейренской чужачки, многие вняли бы его словам. Но многие, пожалуй, и нет. Это чревато враждой в народе…

«К тому же, – пришло вдруг в голову Воллету, – Творец может избрать эту девицу своим орудием. Пути его неисповедимы…» Не исключено, что после того как еретик умрёт, именно рука охотницы сразит зверя. Возможно, так бывало уже и прежде, оттого и пошла ложная слава ей подобных… Ведь люди видят только внешнюю сторону, но не суть. А хорошо бы, если бы на этот раз всё было иначе. Если бы ночную тварь поразила небесная молния, все воочию узрели бы величие и милосердие Творца, и воздали хвалу ему, а не наглой самодовольной девке из Фейрена.

Стоит ли сейчас заводить с Хосвейном разговор насчёт излишнего упрямства Орвена Кейра?.. Нет, пожалуй, лучше пока подождать. Ни к чему, чтобы мысли птицеголового герцога рассеивались на множество разных вопросов. Пусть «подумает» о еретике. Пусть как следует подумает… А до главы старшинства очередь дойдёт в свой черёд.

Самому же Воллету теперь тоже нужно подумать. Ещё об одной заблудшей душе. О её благе.

Второй раз Ярлу к Талвеону тюремный стражник не пропустил. Оказывается, документ, который ей вчера выдали в советном доме, имеет однократную силу. Ярла глянула в бумажку и обругала себя за невнимательность, за нелюбовь ко всякого рода канцелярской писанине. Разрешение, действительно, на один только визит. Если бы прежде прочитала внимательно, время бы сэкономила, не в тюрьму, а сразу в советный дом пошла – новую бумагу требовать.

Но в советном доме писарь-«гусь» ответил отказом. Только что поступило распоряжение от самого герцога Хосвейна: условия содержания еретика ужесточить, и никого не пускать к нему кроме двухбережных братьев, которые хотят спасти его душу, да расследователей.

Ярлу тянуло изругаться последними словами и спросить: мол, а расследователи тоже чего-нибудь хотят спасти, душу, или другое чего? Спасатели, так их и разтак… Но промолчала, разумеется.

Ну что за невезение! И опоздала-то всего на немного, ведь «только что» это распоряжение проклятое пришло. С чего это Хосвейна Лореттского именно сейчас кольнуло «ужесточать условия»?.. Уж больно странное совпадение. А раз странное – то, считай, не совпадение вовсе. Не отец ли Воллет постараться успел?.. Среди горожан неприязнь против неугодного первому священнику сумеречного охотника, видимо, глава старшинства настоятельно порекомендовал не разжигать. Уж наверное порекомендовал – во всяком случае, пока никто на лореттских улицах Ярлу камнями закидать не пытался. Будем надеяться, и дальше не попытаются… Но совсем утихомириться не пожелал Воллет, решил через герцога действовать, не иначе. Считает, что Ярла и правда от еретика какие-то нужные для своей охоты сведения узнаёт – так на, получай: ни еретика тебе, ни сведений.

Предприняла, конечно, Ярла заведомо тщетную попытку, начала́ повторять вчерашнее, объяснять писарю, что о деле городской важности идёт речь, об истреблении оборотного зверя. Но чиновник только руками разводил: герцогское распоряжение, а он – человек подневольный. Ну ладно, он, а тот, который вчера бумагу выписал?.. Нет, сегодня и он не выпишет. Вчера-то герцогского распоряжения не было ещё… Можно, впрочем, вопрос со старшинами обсудить, или к герцогу на аудиенцию записаться, хлопотать о разрешении по причине чрезвычайных условий…