Переселение душ - Барри Пейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проклятие! Иди, пока я не передумал. Вот для тебя шанс. Воспользуйся им! Уходи!
И Джеймс, почувствовав, что жизнь полна неожиданностей, ушел.
И что самое удивительное — он сдержал слово. Сейчас он успешно занимается торговлей овощами, завел собственный магазин, и если вы заподозрите его в том, что он когда-то занимался воровством, думаю, он обидится.
А мистер Пэкстон Бленд по сей день носит серебряные часы и, вспоминая, как они ему достались, радуется, как ребенок.
Нравоучения
За то, что я есть
Привычка к теплу и уюту зачастую берет верх над неприязнью. Все трое — морская свинка, дымчатая кошечка и собака бультерьер отдыхали на коврике возле камина.
— Вы уселись на мой хвост, — проговорила рассерженная кошечка.
— Извините, — сказала собака и подвинулась.
Морская свинка украдкой взглянула на них и закрыла глаза.
— Да, — проговорила дымчатая кошечка, — я так устала, меня все утро ласкали, тискали в объятиях. Вы не можете себе представить, как утомительно быть любимой.
— Вы правы, — сказала собака. — Не могу представить. Вы восхищаете всех своей мягкой пушистой шерсткой и изящными движениями. Но вас не любят. Любят обычно не за это.
— А за что? — спросила кошечка. Она очень разозлилась на собаку за эти слова. — Если судить по вашим словам, вас просто обожают.
— Любовью, — задумчиво заговорила собака, — награждают за другое, нечто более надежное. Вот вам пример. Представьте себе, что молодая и красивая девушка идет по пустынной улице. Если ее сопровождает собака, особенно хорошей бойцовской породы, то девушка в безопасности. Она даже доходит до того, что начинает любить собаку. Это логически неминуемо. Как водится, любовь к тому, кто способен защитить, более долговечна, нежели любовь за красивые глаза и мягкую шубку.
— И вы верите всему этому? — спросила кошечка.
— Так должно быть, — отозвалась собака. — Но, откровенно говоря, я сомневаюсь, что хозяйка любит меня больше всех.
— Вот теперь вы говорите дело, — замурлыкала довольная кошечка.
— Да и насчет вас я тоже сомневаюсь, — добавил пес.
— Я вынуждена признать, — вздохнула кошечка, — что Джорджа наша хозяйка любит больше, чем нас.
Джорджем звали морскую свинку. Даже с точки зрения морских свинок он ничего особенного не представлял, а нравственный облик его оставлял желать лучшего.
— Так и есть, — печально согласилась собака. — Разбудите его и спросите, как ему удается завоевать любовь хозяйки.
Кошечка похлопала лапкой по голове Джорджа. Неприветливые и порочные глазки Джорджа тотчас же открылись. Он сердито сказал, чтобы она была осторожнее и не давала воли своим лапам.
— Послушайте, — сказала кошечка, — наша хозяйка любит вас больше всех. Чем вы заслужили ее любовь?
— Тем, что просто существую, — ответил Джордж.
— То есть как это? — не поняла кошечка.
— Я ничего не делаю для того, чтобы меня любили. Я просто существую.
— Вы не красивы, не изящны, — сказала кошечка.
— Не сильны, не храбры, — вторила ей собака.
— Это верно. Но я такой как есть, — сказала морская свинка. — И это все, что ей от меня нужно.
И вот в комнату вошла хозяйка.
Она подняла морскую свинку и поцеловала ее. Потом осторожно отодвинула собаку и кошечку от камина, чтобы Джордж смог лечь поближе к огню.
И на мгновение в комнате воцарилось молчание. И лишь Джордж исторгнул звук, только не понять, что это было: то ли он прыснул со смеху, то ли захрапел.
Почувствовав отвращение к нему, кошечка закрыла глаза и заснула.
А собака сидела у камина, молча уставившись на огонь. Она щурилась и размышляла. А затем, обобщив свои наблюдения, изрекла:
— Чаще всего мы любим тех, от кого нет никакой пользы.
Улица искушений
IЖил-был король, у которого была очень красивая дочь. Да это неудивительно: в добрые старые времена у всех королей были красивые дочери.
Звали королевскую дочь принцесса Карамель.
Отец обожал ее, для него она была самым прекрасным существом на свете. Он видел в принцессе Карамель само совершенство. Он задавался вопросом, как ему найти для нее достойного мужа, который, пусть хотя бы наполовину, обладал теми качествами, как принцесса Карамель. Он не спал ночами, думая о том. И говорил придворным:
— Принцесса Карамель — самая прелестная девушка на свете. Она умнее всех и всех добрее.
А придворные лишь зевали и говорили, что они это давно заметили.
IIБеспокойство, которое зачастую испытывают монархи при выборе мужей для своих прекрасных дочек, стоит того, чтобы привлечь внимание не только баснописцев и сатириков, но и психиатров.
Однажды король, вступив в апартаменты принцессы Карамель, сказал ей так:
— Дитя мое! Когда-то я нянчил тебя на своих руках. И вот уже ты стала взрослой девушкой. Тебе пора замуж. Я придумал испытание, благодаря которому мог бы определить, годится ли тот или иной юноша, чтобы ему оказали честь, назвав его твоим мужем. Я задумал создать улицу, которая должна носить название улица Искушений. Длина ее — всего одна миля, и на ней будут все соблазны, которые только придут на ум знатокам прегрешений и пороков. Человек, который пройдет эту улицу с начала до конца за двадцать минут, может считаться прошедшим все испытания. Он станет твоим мужем.
— Благодарю вас, отец, — покорно произнесла принцесса. Но, откровенно говоря, у нее было свое мнение на этот счет.
А улица между тем была уже готова. В ней витал аромат восточных благовонии. На каждом углу юношей втягивали в азартные игры. Соискатели руки королевской дочери должны были пройти мимо столов, уставленных всевозможными яствами и напитками, мимо музыкантов с трубами и барабанами, девушек изумительной красоты и неиссякающей любвеобильности.
IIIРовно в восемь часов вечера кандидат в мужья вступал на улицу Искушений. На другом конце улицы его ожидали король с секундомером в руке и оркестр.
И если (впрочем, так всегда и случалось) кандидат задерживался, он должен был сообщить по телефону, что его задержал туман в Сити, и тогда оркестр наигрывал мотивчик той песенки, по которой можно было понять, что еще один добрый человек сбился с пути истинного.
И вскоре улица Искушений стала популярной. Выражение «показать себя достойным принцессы Карамель» означало пасть очень низко.
И за десять лет никто не миновал соблазнов на улице Искушений и не прибыл к цели за указанное время.
Король, который к моменту создания улицы Искушений был уже немолод, теперь одряхлел окончательно и слег.
IVЛежа на смертном одре, он призвал к себе дочь.
— Карамель, — покаянно заговорил он, — я был не прав. Я принес тебе горе. Я хотел найти для тебя идеального мужа, но нет совершенства этом мире. И поэтому моя любимая роза так и не увидела света и осталась несорванной.
— Мне хорошо было и с искусственным светом — сказала принцесса, скромно потупив глаза.
— В то время как я подыскивал для тебя юношу, в котором нет никаких недостатков, твоя жизнь проходила безрадостно и пресно, как жизнь монахини.
— Не сказала бы, дорогой отец.
— Что это значит?
— Отец, в течение этих десяти лет я служила одной из приманок на улице Искушений.
Услышав эти слова, король тотчас умер.
Золото
В Средние века жил-поживал один мальчик, очень честолюбивый и целеустремленный. Он не валял дурака и не сердил учителей. Он не обижал кошек. Он даже не досаждал родителям своим озорством. Он никогда не присоединялся к мальчикам, которые участвовали в боевых действиях между собой, рвали и пачкали одежду, а иногда приходили домой в слезах. Он терпеливо сидел дома, изучая знаки зодиака и растения, действия лекарственных трав. Он был предан науке. Мозг его быстро развивался. В возрасте двенадцати лет у него был лоб как у одного из самых знаменитых философов той поры. И это заставляло других мальчиков так завидовать ему, что они бросались в него камнями. Но нелюбовь сверстников нисколько его не тревожила, потому что он знал, что поступал правильно. Он многого хотел достичь. На побеленной стене своей комнатки он вывел большими буквами: «целеустремленность».
Отец его видел, что мальчик шагает в нужном направлении, и предчувствовал, что его ждет прекрасное будущее. Он был всего лишь бедным оружейником и страдал от жестокой конкуренции, заставлявшей его снижать цену. Но все же сумел наскрести достаточно денег, чтобы отдать сына в обучение к астрологу и главному алхимику.
Астролог говорил часто и решительно, что никогда у него не было ученика лучше, чем этот мальчик, и прилежнее.