Пираты сибирского золота - Александр Сурков

   Глухариные семейства обычно живут в определённых местах, они не то что олени, способные ходить далеко в поисках пастбища. Эта мысль ободрила старателя, и на другой день он отправился к реке, которая как-то странно из холмистых мест врывалась в узкую щель гор. Подобной реки он ещё никогда не видел. Обычно они текут с гор в понижающиеся места. Здесь было наоборот.

   Промывая пробу на золото, ещё раз убедился, что металла нет. Он сидел, задумчиво глядя в сторону гор, с узкой щелью долины, куда текла «дурацкая» речка. С той стороны метнулась стайка больших птиц и плавно приземлилась в полуверсте от него на другом берегу. Никак глухари?! Они точно летели сверху теснины от горной щели. А вдруг они там клевали мелкие камешки, а среди них и золотинки? Мысль была почти фантастической, но другие напрочь отсутствовали.

   Надо идти туда и искать. А вдруг эти птицы наведут меня на золото? Когда он приблизился к горе, то спугнул трёх горных козлов, которые бросились на немалую кручу и поскакали вверх. Там наверху двое животных скрылись за перегибом склона, а одно осталось и навроде сторожа смотрело вниз. Клим уже недели две питался то куропатками, реже глухарями, пару раз ел белок, но для этого расходовал патроны. Их количество быстро уменьшалось, а подстрелить горного козла означало ещё и экономию боеприпасов.

   Заменив патрон с дробью на патрон с пулей, старатель полез вверх. Козла-сторожа он теперь не видел, но следы на мшистых камнях указывали на невидимую тропу,  которой следовала рогатая дичь. Весь в поту, в туче мошки он лез вверх, естественно, без той лёгкости, с которой скакали вверх четвероногие. «Эх! Чего же я не дикий козёл!»

   Он скорее почувствовал, чем увидел, что «сторож» уже близко. Выглянул из-за уступа, тут же спрятал голову. Зверь стоял выше его метрах в двадцати и тряс бородато-рогатой головой,  отгоняя  мошек. Клим нашёл место для ног без качающихся коленей, встал на них в согнутом состоянии и, резко выпрямившись, выстрелил. Рогатый метнулся назад и исчез. Добравшись до места, где стоял козёл, Клим увидел перед собой плоскую площадку вроде уступа на склоне. За уступом вверх скакали двое животных, а одно лежало здесь и дёргало всеми четырьмя копытами..

     — Ну вот и мясо, — сам для себя вслух проговорил удачливый охотник.

   Оглянувшись назад, в ту сторону, с которой он поднимался, ещё раз испытал нечто вроде потрясения от высоты места, где оказался в охотничьем азарте. Когда он лез вверх, то не оглядывался. Сейчас перед ним открылась картина с невысокими холмами, покрытыми пятнами тайги, а реки превратились в серебристые ниточки с тончайшими волосяными притоками ручьёв. Склон уходил вниз очень круто, и охотнику было непонятно, как он вообще сюда залез. Если б не мясо, и мысли бы не возникло сюда переться. Он пошёл бы по реке.

   Небольшая, наклонная в сторону щели с вертикальными стенками, площадка с другой своей стороны ограничивалась 8–10-метровым, также почти вертикальным обрывом. Складывалось впечатление, что некто гигантского размера вырвал из склона горы кусок, и эта картина была очень похожа на выщербленный зуб.

   Сбросив на землю заплечный короб, уже существенно облегчённый  от  харчевого  и  другого необходимого в тайге запаса, Клим присел на плоскую глыбу кварца и стал соображать, как разделать козла и сохранить мясо. Соли у него оставалось всего с полфунта. Решив, что часть мяса он сварит, другую запечёт на огне, встал, вынул нож, шагнул к туше и обомлел. Рядом с козлиной бородой, лежавшей под мордой животного на камне, ярко блестело, сверкая на солнце, с благородным светлозеленовато-жёлтым светом золото. Он нагнулся, вытащил камень, и, глядя на него, непроизвольно сел на пятую точку. Весь голубовато-серый светлый камень был нашпигован металлом.

   На автомате, без мыслей, в опустевшей разом голове, стал ножом царапать золотисто-жёлтые, занимающие треть поверхности, пятна и жилки. Металл легко поддавался стальному лезвию.

   Сомнений не оставалось. Перед ним был кусок богатейшей золотой руды. За 3–5 минут он нашёл ещё с десяток подобных обломков. Во всех, где больше, где меньше, блестел драгоценный металл.

   В обрыве со стороны горы он увидел жилу. На фоне тёмной породы она чётко выделялась своим светлым обломком и наподобие ветки дерева, лежащей на срезе,наискось пересекала вскрытую его часть, исчезая там, где он кончался. Присмотревшись и углядев в жиле те же блёстки и жилки, сиявшие золотом, он понял, что нашёл то, для чего и отправился в тайгу. Жила уходила в глубину горы, и только её малая часть была видна Климу. Он это понял сразу. За три десятка лет, которые он с перерывами провёл в тайге, такого с ним ещё не было. Может быть, первый раз в жизни произошло то, о чём мечтали сотни людей, ежегодно искавших золото. По тому, что он видел перед собой зримо и реально, золото было «бешеное» (не в том смысле, что оно взбесилось, а из-за его количества). Сердце Клима стучало, как кузница, он уже который раз лазил по выходе жилы, разглядывая и ковыряя её ножом. Трещины в камне позволили наковырять много кусочков с солнечным металлом. Нож он сломал, сломал и маленькую лопатку. На дне его короба лежала небольшая кайлушка без ручки. Используя её как клин, выворотил из жилы более крупные куски золотой руды.

   Когда стало уже темнеть и навалилась усталость, а первый восторг и глоток счастья притупился, опьянение фартом и новизной ослабло, Бутенев вспомнил, что с утра он ничего не ел. Пить хотелось страшно.

   В какие-то несколько минут впал в состояние, похожее на ощущение человека, беспробудно пропьянствовавшего неделю и очнувшегося с похмелья.

     — Стоп, Клим, — опять же самому себе громко заявил старатель.

   Леса здесь, на горе не было. Стал собирать сухие веточки, ломать небольшие кустики,  сухую траву рвал пучками. Надо было сделать костерок.  Пришлось сходить и на крутой склон. Там был кедровый стланик. Он здесь запасся топливом на ночь, при этом чуть не сорвался вниз. Сидя у костра, Клим поджарил на углях козлиную печёнку и  кусок мяса. В его хозяйстве имелась бутылка водки — полуштоф[53], завернутый в запасные тёплые обмотки.

   Изрядно хлебнув водки, с остервенением вгрызся в пахнущую дымом, горьковатую,  со слегка подгоревшей корочкой, козлиную печень, сопроводив сие действо парой листьев черемши. Водка подействовала на усталый органон старателя поразительно быстро. Второй глоток из бутылки уменьшил запас «огненной воды» до трети и извёл мясную закуску наполовину. Заткнув остатки белого хлебного вина пробкой, сыто икнув, Клим почувствовал блаженное состояние лёгкости, свободы и какуюто почти невесомую светлую радость бытия и реализованных стремлений. Здесь же, у костра его сморила усталость, и, завернувшись в сибирку[54], он крепко уснул.