Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Особенно эмоционально звучат наставления Суркова, когда он затрагивает вопрос об образовании и культуре. Критика им высшего образования: там такое услышишь, как будто образование не правительственная организация, а нечто, получающее деньги из какого-то иностранного посольства. Идет речь о недостатках патриотического воспитания, откровенном антироссийском содержании программ по гуманитарным предметам, что прямо связано с «активностью зарубежных структур»: «масштабы подобной мерзости превосходят все допустимые пределы, ложь и клевета на Россию, наш народ и нашу историю льются потоком». Несмотря на это, рост патриотизма, по убеждению Суркова, шел и идет, в основном по инициативе частных лиц, а не государственной политики, которую в данном направлении не ориентируют.

Сурков осуждает всяческую ксенофобию, требования запретить еврейские организации, но призывает к борьбе с «партией революции», да и слово «либерал» или производные от него в лекции Суркова ни разу не упоминается в положительном контексте. Сурков считает нужным создать общенациональную партию, забыть о правых и левых. И если идеология Кремля и далее будет развиваться в этом направлении, то лет через пять могут быть «очень интересные результаты. Кое-кто опомниться не успеет»: уже на выборах в Думу в 03 году, а затем на выборах президента единороссы продемонстрировали свою победу; они и сейчас должны обеспечить доминирование своей партии как минимум на 10–15 лет (задача поставлена четко: власть принадлежит нам, и мы не собираемся никому её отдавать; нынешний режим — надолго, по крайней мере, по прогнозам Суркова, увы, весьма вероятным — ПР).

Надо отметить, что понимание Путиным и Сурковым понятия демократии имеет некоторое реальное основание. В историческом прошлом, начиная от античности, под демократией понимали общественное устройство, где все члены его имеют возможность избирать органы государственного управления, где существует всеобщее избирательное право. С этой точки зрения современное общество России — демократическое. Но с той же точки зрения демократичен гитлеровский фашизм (Гитлер пришел к власти в результате всеобщего голосования). И большинство тоталитарных режимов при таком подходе демократичны (и сталинский, и Милошевича, и Садам Хусейна, и многих других азиатских, африканских и южно-американских деспотий; выборы в них часто фальсифицируются, но и вне этого большинство избирателей голосуют за диктатора). Вряд ли современным правителям России хотелось бы уподобиться таким диктаторам. Все же в современном понимании демократическое устройство подразумевает и либеральные ценности, сформулированные еще Дж. Ст. Миллем. Эти ценности отражены в Всеобщей Декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Они включают права личности, меньшинства, индивидуальности, власть закона, независимого, которому все (в том числе государственные инстанции) в равной степени должны подчиняться, свободу слова, незыблемость собственности, открытость судопроизводства, реальное разделение и самостоятельность властей: законодательной, исполнительной, судебной и.т.п. Такое устройство несовместимо с диктатурой, самодержавным устройством. Оно предусматривает не только выборность, но и подлинную зависимость от избирателей, ориентировано на мир, а не на войну, на дружбу, а не на враждебность разных людей, разных стран. Всё это записано в Декларации. Каждая страна идет своим особым путем, во многом отличается одна от другой. Но ни одно из демократических государств не уверяет, что ее демократизм отличается от всех остальных, от общих принципов демократического устройства. Это делает только современная Россия, ее правители, а народ, в большинстве, верит им. Можно сказать, что ни одна страна не соответствует вполне требованиям, высказанным в Декларации. Это верно. Но: речь идет о степени приближения к ним, о сознании их истинности, тенденциях развития. К сожалению, современная Россия находится очень далеко от провозглашенного Декларацией идеала, от либерально-демократических норм, и по тенденциям развития в настоящее время скорее удаляется, а не приближается к ним (см. Дж. — Ст. Милль «Утилитаризм. О свободе», Карл Поппер «Открытое общество и его враги»).

Выступление Суркова вызвало различные отклики, в том числе резко отрицательные. Не буду останавливаться на них. Приведу лишь саркастическую оценку Шиндеровича, высказанную в одной из передач «Плавленный сырок» («Эхо Москвы». 26.03.06) По словам автора, Сурков ставит задачу «обеспечить доминирование партии в течение минимум 10–15 предстоящих лет». По мнению Шендеровича, такая задача вполне посильна, почти решена: «С помощью Минюста, Центризбиркома, прокуратуры, налоговой полиции и ОМОНА закатать под асфальт всё, что шевелится наружи от ''Единой России'' — и доминируй на здоровье!» По сути такая задача поставлена Путиным (его план развития до 20-го года).

Выступление Суркова можно считать провозглашенной программой внутренней политики России. Провозглашением политики внешней являются в значительной степени выступления министра иностранных дел А. Лаврова. Его программная статья «Россия в глобальной политике» в какой-то степени выражение личных взглядов Лаврова, но связь их с общей концепцией Кремля, определяемой Путиным, несомненна. О статье Лаврова, об общем изменении международной ориентировке России идет речь в статье А. Пионтковского «Пакт Лаврова — Машаля» («Грани», 13.03.06. Машаль — глава делегации ХАМАСа, прибывшей в марте 06 г. на переговоры в Москву).

Пионтковский напоминает выступления Путина летом 2000 г., вскоре после избрания его президентом. Тогда Путин говорил о необходимости борьбы с мировым терроризмом, о том, что Россия находится на переднем крае этой борьбы. Он обращался к Европе и Америке с призывом понять это, присоединиться к России. То же повторял Путин после 11 сентября 2001 г, в отклике на взрыв Торгового центра в Нью-Йорке. «Американцы, мы с вами!» — заявлял он. По словам Пионтковского, примерно в тех же самых выражениях в 30-е гг. власти Советского Союза обращались к Западу, отмечая угрозу фашизма, упрекая западные страны в недооценке опасности, предлагая совместные действия. А затем последовало соглашение с гитлеровской германией. Со времени высказанных выше уверений Путина прошло четыре с половиной года и всё существенно изменилось. Статья Лаврова — отражение таких изменений, нового видения мира. В ней содержатся крайне жесткие формулировки, относящиеся к США и Европе; речь идет о том, что между этими странами и Россией существуют «разногласия столь кардинального характера, что вряд ли уместна позиция конструктивной неопределенности». Статья Лаврова и предыдущие его выступления, по Пионтковскому, многими рассматриваются как объявление новой холодной войны Западу; такая психологическая война не прекращалась и ранее, в 2001–2002 гг., что не мешало России и Западу быть военными союзниками в реальной горячей войне с «исламским экстремистским интернационалом» (выражение Путина); ныне Лавров каждой строчкой своих статей заявляет жестко и определенно: американцы, мы не с вами, мы меняем свою ориентировку в глобальном конфликте и само понимание этого конфликта: «Россия не может принимать чью-либо сторону в развязанном межнациональном конфликте глобального масштаба». Пионтковский считает, что подобные высказывания напоминают цитаты из выступления Молотова 31 октября 39 г., в которых содержатся уверения, что СССР — нейтральное государство — не намерен связывать себе руки, становясь на чью-либо сторону; в этом повороте 39 г. сказалась идейная близость «кремлевского го'рца» и его тонкошеих вождей идеологии фашизма; недаром Риббентроп говорил, что чувствовал себя в Кремле как «среди старых партийных товарищей»; те же чувства переполняли, видимо, одного из лидеров ХАМАС, Халеда Машаля, во время переговоров в Кремле: он не подписывал никаких протоколов, но демонстративные прогулки по кремлевской территории, осмотр кремлевских достопримечательностей, православных соборов, прием у патриарха всей Руси и пр. свидетельствовали, что цель визита выходила далеко за рамки изложения ему Россией позиции западного «квартета»; произошла как бы демонстрация сознательного выбора кремлевского питерца и его толстошеих вождей; один из влиятельных думских деятелей благодушно заявил: «наше законодательство не расценивает ХАМАС как террористическую организацию», поскольку «ХАМАС не вел никакой террористической деятельности на территории РФ»; конечно, с такой точки зрения, те, кто взрывает автобусы с детьми, убивает мирных жителей, евреев, американцев, иракцев не террористы; они социально близкие российским властям «борцы с однополярным миром» (террористы — лишь чеченцы, защищающие свою землю и свой народ — ПР); похоже, что выбор сделан: всё ясно. Но Пионтковский, заканчивая статью, напоминает две простые истины: первая — хотя США и Европа сделали множество ошибок и пока проигрывают психологическую борьбу с исламским радикализмом — террористы «никакие не борцы за национальное освобождение или религиозную идею, а откровенные мерзавцы: определение „исламофашисты“ применительно к ним является вполне уместным». Второе — «как бы не неистовствовала сегодня наша антиамериканская клака», какую бы солидарность с исламскими «борцами» она ни выражала, в глазах исламофашистов Россия всегда останется частью ненавистного Запада, причем наиболее уязвимой и наиболее привлекательной для экспансии; за 39 г. неизбежно последовал 41-й; пакт Молотова — Риббентропа привел Россию на край гибели; Русский Бог, морозы, невероятное мужество и жертвенность русского народа спасли её, но заплатить за победу пришлось миллионами человеческих жизней. Пакт Лаврова — Машаля и очередной «выбор сердца» кремлевских вождей могут иметь не менее серьезные последствия; в 2000 г. Путин говорил об общей угрозе, теперь он забыл о ней: «Каким слепым и безумным кажется нескрываемое злорадство, с которым его министр <…> считает необходимым заметить европейцам, что они ''еще не осознали, что стали частью исламского мира''»; подобные высказывания, по мнению Пионтковского, напоминают, как трагифарсовое подражание, те поздравления, «которые предшественник г-на Лаврова (Молотов — ПР) передал руководителям Третьего рейха по случаю успеха доблестных германских войск — взятии Парижа».