Тень императора - Константин Мстиславович Гурьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рукавишников смотрел на Корсакова, тот пожал плечами.
Глава 16
Смоленск. Июль
Для поездки в Смоленск Корсаков выбрал поезд, который отправлялся рано утром, и вроде все рассчитал правильно: уже не все пассажиры будут спать, хотя после недавней истории в поезде понимал, что никаких гарантий «общественность» не дает и никакой безопасности не обеспечивает. Хорошо, что Рукавишников так помог в Екатеринбурге: и переночевать оставил, и убедил лететь самолетом: мол, там меньше риска. Ну и сам увез в аэропорт на своей старенькой «девятке».
Добравшись в Москву из аэропорта на перекладных, Игорь помотался по городу и только через пару часов, удостоверившись, что никто за ним не идет, отправился на Ярославский вокзал, где его ждал пакет с бумагами из подполья дома Лопухина.
Все-таки загнанные в угол люди обнаруживают все свои лучшие качества, и теперь Корсаков знал это совершенно точно. Ну кто бы со стороны смог подсказать такое простое и гениальное решение? На вокзале в Сокольске он подошел к поезду, шедшему в Москву. Уточнив, что бригада московская, сугубо визуально выбрал проводницу, которая показалась ему человеком, в общем-то, положительным, и обратился с простой просьбой. Дескать, не сможет ли она отвезти в Москве его товарищу небольшую посылку? Естественно, за вознаграждение. Какое? А сами и скажете. Сколько? Да, какие разговоры — получите прямо здесь. Только вот какая незадача: поезд ваш приходит поздно вечером, а товарищ мой в Москве только работает, а живет аж в Чехове, и на дорогу у него каждый день уходит туда-обратно часа четыре, так что не смогли бы вы посылочку эту оставить в камере хранения на вокзале, куда прибудете? А номер и код скинете ему на мобильный… номер вот запишите. Телефон у него не всегда включен, но вас это уже пусть не волнует — его проблемы. Так и договорились.
И теперь, прочитав на своем мобильнике и номер ящика, и код доступа, он добрался до своего сокровища! Правда, полюбовавшись, положил пакет обратно, решив, что отправляться в дорогу с таким сокровищем рискованно. А дорога была неизбежна, потому что Корсаков чувствовал: он продвигается к финалу, но есть люди, которые на многое готовы, чтобы ему помешать. И дело не только в сенсационной публикации…
Неожиданно заверещал мобильник, который был отключен несколько дней назад, еще в электричке, которая везла их с Лопухиным к Наде, и на экране появилась эсэмэска от Багоркина: «Где тебя носит?» Корсаков решил не отвечать, но теперь телефон заверещал и заговорил голосом Феди:
— Тебя где носит, черт старый?
Объяснения Корсакова: подожди два-три дня, и опубликуешь сенсацию, конечно, не убедили главного редактора, но Багоркин был реалистом, понимал: начни он требовать, и Корсаков просто отключится, поэтому лишь пожелал удач и попросил не отключать мобильный. Мобильник Корсаков все-таки отключил перед тем, как отправиться на вокзал, откуда поедет в Смоленск. Этот адрес был вполне конкретен и найден в том самом пакете, который, как уверял Лопухин, появился недавно. Тот же самый Максим Кузнецов, который раскатывал по стране, отметил в своих бумагах только два конкретных адреса: в Смоленске и в Питере. Смоленский адрес был написан, видимо, рукой самого Кузнецова, потому что его почерк был всюду, а питерский адрес был только на ноутбуке и появился там месяца через четыре после того, как он отправил запрос, поэтому Корсаков решил сперва отправиться в Смоленск. Он взял плацкарту на рейс, отправляющийся под утро, чтобы все время быть в какой-то толчее и движении. Люди, в самом деле, все время ходили по вагону, в соседнем купе слева время от времени заливался плачем младенец, ссорились юные родители, и трудно было понять, что там причина, а что следствие: юная мама тоже плакала время от времени. Корсаков, вытянувшись на верхней полке, то проваливался в полусон, то тупо глядел в потолок, выстраивая план действий, а прибыв в Смоленск, сразу же отправился по нужному адресу.
Домик был затерт многоэтажными зданиями, но уютный дворик делал его гораздо более приятным, нежели его соседи. Правда, никого в нужной квартире не оказалось, а соседки, то ли собиравшиеся отправиться по магазинам, то ли уже оттуда возвратившиеся, поинтересовавшись целями приезда, проинформировали Корсакова, что нужные ему Журавлевы, по-настоящему-то уже и не Журавлевы, потому что теперь хозяйка квартиры не сама Журавлева, а ее дочка, а она уже вышла замуж, так что…
Корсаков в этих переплетах запутался, но, чтобы не признаваться в том, спросил, когда же они все-таки, пока — Журавлевы, реально будут дома, и пришел в рекомендованное время — к началу восьмого.
Странные люди Журавлевы запросто открыли дверь незнакомому человеку, пустили в дом и потащили на кухню пить чай. В небольшой кухоньке собрались, наверное, все члены семьи. Но, выслушав Корсакова, стали расходиться, потому что Нина Васильевна, хозяйка дома, сказала:
— Ну, об этом вам сейчас только я расскажу. — Дождавшись, пока все выйдут, призналась: — Кузнецова я помню. Я тогда еще в школе училась. Был он у нас, был. Бабушка с ним разговаривала.
И полился долгий российский кухонный рассказ, в котором собрано все, чем только богата наша мятущаяся душа. Корсакову все перипетии были неинтересны, но перебивать не решался: самому-то вообще не о чем спрашивать. Уж будь любезен, сиди и молчи. Может, что и накопаешь. Не получилось. Изложив свой вариант причинно-следственных связей, Нина Васильевна стала заканчивать разговор:
— Ну, ведь никто не виноват, что люди расстались, правда? Как мы можем судить их, не понимаю! Бабушка, конечно, права, но ведь и у того мужчины были какие-то свои причины. Вам, конечно, все эти мои рассуждения неинтересны, — оборвала она себя. — Вы ведь искали какие-нибудь его вещи, правильно? Так вот, он оставил кое-какие бумаги. Сейчас я вам их принесу.
Она и произнесла это спокойно, и ушла так спокойно, будто собиралась принести, например, дневник ученика. А Корсакова же начала бить дрожь в ожидании чего-то такого, что поможет, наконец, хотя бы понять, во что же он ввязался. Нина вернулась, держа в руках небольшой пакет, села к столу,
