Нейромания. Как мы теряем разум в эпоху расцвета науки о мозге - Салли Сэйтл

Даже жесткие детерминисты вроде Грина и Коэна соглашаются, что мы можем использовать сознание для контроля своих действий. Однако они хотят очистить закон от карательного наказания, поскольку видят в преступниках «жертв нейронных обстоятельств», которые, как следствие, неспособны к истинному выбору. Их идеалистическое видение того, как должна работать система уголовного права в мире без «заслуженного воздаяния», поднимает ряд интересных вопросов: действительно ли мы способны убрать понятие вины из правовой сферы? Можем ли мы просто выломать его из наших укоренившихся представлений о том, как функционирует человеческое существо?

Перспектива мира без моральной ответственности входит в лобовое столкновение с нашим врожденным чувством, что люди могут делать свободный выбор. Уже в возрасте пяти лет большинство детей воспринимают действия других как намеренные и выполненные по собственной воле. В одном показательном эксперименте дети детсадовского возраста наблюдали за экспериментатором, которая сдвигала крышку с ящика, опускала в него руку и дотрагивалась до дна коробки. Когда детей спрашивали, обязательно должна ли она была коснуться дна или «она могла сделать вместо этого что-то другое», большинство детей были уверены, что она могла сделать и что-то другое. Но когда исследовательница положила на крышку мяч, сдвинула крышку и мяч упал на дно ящика, лишь несколько детей сказали, что мячик сам мог «сделать что-то другое вместо этого» (29).

Это интуитивное представление, что люди могут сделать что-то по своей воле, не исчезает с возрастом. Взрослые, живущие в разных странах, принадлежащие к разным культурам и конфессиям, твердо отвергают идею, что решения, которые мы принимаем, предопределены и что никакие иные наши действия невозможны (30).

Человеческим существам присуще чувство справедливости воздаяния. Сообщества людей наполнены сплетнями о скандальных поступках, о том, кто что кому сделал. Они ведут счет («я сделал два хороших дела для тебя, а ты для меня только одно») и норовят наказывать изменников, которые не ответили взаимностью. Аборигены дождевых лесов Амазонки так же настойчивы в выявлении любителей пожить за чужой счет и так же готовы наказывать преступников, как и студенты колледжей в Соединенных Штатах, Европе и Азии. В своей книге «Человеческие универсалии», вышедшей в 1991 году, антрополог Дональд Браун представил всеобъемлющий обзор нравственных представлений, разделяемых людьми всего мира. Среди них объявление вне закона убийства и изнасилования, а также нормы возмещения ущерба (31).

Проведя исчерпывающий обзор антропологических данных, психологи Джонатан Хэйдт и Крэйг Джозеф обнаружили, что во всех человеческих культурах индивидуумы склонны реагировать быстрыми, автоматическими чувствами гнева, отвращения и негодования, когда они видят людей, причиняющих другим страдание. Универсальность этих реакций позволяет предположить, что интуитивное представление о «справедливости, вреде и уважении к авторитетам встроено в человеческий разум эволюцией», — говорят Хэйдт и Джозеф. «Все дети, которые росли в разумной обстановке, обязательно вырабатывают эти идеи, даже если взрослые не учат их этому» (32).

В лабораториях экспериментальной экономики у людей также обнаруживаются установки, связанные с представлением о справедливости. Дэниел Канеман с коллегами зафиксировали, как участники исследования добровольно навлекали на себя санкции, чтобы наказать других за нечестное поведение. Еще более удивительны обнаруженные ими свидетельства, что люди, не являющиеся непосредственными участниками нечестной сделки, готовы заплатить другому человеку, чтобы наказать того, кто, как они считают, совершил намеренный обман (33).

Проявления нравственного поведения начинаются в раннем возрасте. В серии исследований психологи Карен Уинн и Пол Блум обнаружили, что дети до трех лет, которые смотрят кукольное шоу, где одна кукла «крадет» мячик, а другая кукла возвращает его законному владельцу, гораздо чаще давали конфету кукле-помощнице, чем «плохой» кукле, и обычно забирали конфету у «плохой» куклы (34).

В более общем смысле нарушение справедливости вызывает эмоции, которые запускают потребность воздаяния, особенно когда преступник намеренно наносит вред невинному человеку. Социальный психолог Филип Тетлок и его сотрудники представили испытуемым сценарий жестокого нападения, результатом которого стало неизлечимое поражение мозга у жертвы. Вне зависимости от того, что дальше произошло с агрессором — в одном гипотетическом сценарии он

Даже жесткие детерминисты соглашаются, что мы можем использовать сознание для контроля своих действий.

пережил тяжелый несчастный случай, в другом его вылечили с помощью лекарств, — желание испытуемых совершить правосудие оставалось неизменным. Превращение преступника в безобидное существо или случайное причинение ему боли их не удовлетворили (35). Именно поэтому некоторые страны направляли своих правоохранителей для преследования 80-летних нацистских военных преступников, тихо живущих в Латинской Америке или где-нибудь в другом месте, даже когда они больше не представляли угрозы. Наше чувство справедливости призывает нас уравновесить чаши нравственных весов.

Неотъемлемой частью восприятия воздаяния является идея, что люди должны страдать пропорционально причиненному ими страданию. Джонатан Хэйдт с коллегами показали испытуемым нарезку эпизодов из голливудских фильмов, изображавших несправедливость (один с изнасилованием и убийством ребенка, другой — где ловец беглых рабов изуродовал ступню раба). Затем испытуемым дали спектр возможных окончаний для эпизодов и спросили, какой приносит наибольшее удовлетворение. Среди альтернативных вариантов была месть: несчастная мать жестоко убивает насильника своей дочери, а хромой раб отрубает

часть ступни у того, кто его изувечил. В варианте «катарсиса» мать проходит психотерапию, а раб рубит лес, представляя себе ногу ловца. В варианте «прощения» жертвы присоединяются к группе поддержки или становятся более активными прихожанами церкви и учатся прощать совершенные прегрешения. Зрители получали гораздо меньше удовлетворения от сценариев, в которых жертвы примирились со своими трагедиями и простили обидчика. Они хотели, чтобы виновники заплатили за содеянное[72], и в наибольшей степени их удовлетворяла ситуация, где наказание соответствовало преступлению. В то же время зрители считают неоправданным и менее удовлетворительным такой конец истории, где раб в отместку убивает своего обидчика (36).

Этот результат совпадает с данными обширного труда психологов Кевина Карлсмита и Джона Дарли. После серии экспериментов они обнаружили, что, когда речь заходит о наказании нарушителей, испытуемые оказываются очень чувствительны к тяжести преступления (скажем, кража 100 долларов, чтобы накормить голодающего ребенка или чтобы приготовить самую большую в мире порцию «Маргариты»[73]) и обычно игнорируют степень вероятности повторных преступлений. Испытуемые «наказывают» людей исключительно пропорционально уже причиненному вреду, а не за тот вред, который может быть нанесен в будущем. «Люди хотят, чтобы наказание ограничивало в правах и сдерживало, но их чувство правосудия требует, чтобы санкции были пропорциональны моральной тяжести преступления», — пришли к заключению исследователи. Наказание, непропорциональное преступлению, оскорбляет подспудное человеческое чувство справедливости (37).

Хотя жесткие детерминисты отрицают понятие виновности, они все же соглашаются, что осуждение может иметь практическую ценность. Как знает любой родитель, хорошо отмеренное неодобрение наряду с поощрением незаменимо при воспитании детей, если вы хотите, чтобы они думали о правах других, по-доброму относились к пострадавшим и уязвимым и отвечали взаимностью тем, кто оказал им помощь. Ни одно общество, современное или первобытное, не может функционировать и сохранять свою целостность, если его граждане не включены в систему личной ответственности, порицающую одни действия и приветствующую другие (38). Наказание дает обществу сигнал о том, кому нельзя доверять, а его серьезность отражает величину преступления. Но ни одна из этих функций наказания не требует, чтобы кто-то был обвинен. В утилитарном смысле наказание могло бы применяться просто для того, чтобы формировать дальнейшее поведение людей.

Воздаяние — это совершенно другая вещь. В своей идеальной, теоретической форме воздаяние провоцируется фактом, что кто-то в своем уме и по собственной воле совершил преступление. Цель наказания состоит в том, чтобы заставить нарушителя страдать соразмерно тому вреду, который он уже нанес жертве и обществу. Возникающие побочные положительные эффекты для широкой общественности (укрепление существующих норм или защищенность от будущих преступлений) не принципиальны (39). Однако в реальном мире неотвратимость наказания тоже неизбежно имеет большую практическую ценность.