Нам не позволят - Чарли Маар

Моя Амилия с младенцем на руках, а ниже подпись "For grandpa!))" Для дедушки. Она прижимает ребёнка к себе и нежно целует в щеку. На малыше розовый костюмчик и шапочка в цветочек. Это девочка. Глаза у малышки синие.

Синие.

Ей не больше месяца.

Я зажимаю рот ладонью и отступаю назад. По венам будто кислота растекается, разъедая их, обжигая мои внутренности и превращая их в пепел.

Мне требуется несколько минут, чтобы снова начать дышать полными легкими, потому что сначала сделать это почти невозможно из-за боли, опоясывающей грудь при каждом вдохе.

Я тянусь пальцами к фотографии и, отодвинув магнит в сторону, снимаю карточку с холодильника. Подношу её ближе к глазам, но смотреть не могу, поэтому зажмуриваюсь и какое-то время просто стою. Только это нихрена не помогает. Я все равно вижу их. Кажется, их видит моё сердце.

— Зверг! — за моей спиной раздаётся гневное рычание Багримова ещё до того, как я успеваю повернуться к Яне и задать вопрос, ответ на который уже знаю.

Мне просто надо услышать признание. Их признание.

У меня дочка есть. А они скрывали её от меня. Амилия скрыла.

— Я к тебе обращаюсь, Зверг. Ты в прошлый раз плохо расслышал? Я, кажется, ясно дал понять, что если ты ещё здесь появишься, я тебе ребра сломаю!

Медленно поворачиваюсь, держа фотографию перед собой.

Как я и думал, охранник сразу сообщил Багримову о моем приезде. Яне даже уговаривать мужа не пришлось, чтобы тот со мной пообщался. Он сам прилетел.

Девушка поднимается из-за стола и встает рядом с Рустамом, кладёт ладонь на его плечо и слегка сжимает. Они оба не сразу понимают, что именно я держу в руках, а когда до них доходит, в кухне воцаряется оглушительная тишина.

Я слышу только стук своего сердца и собственное хриплое дыхание.

Несколько секунд проходит, прежде чем я все же задаю вопрос.

— Это моя дочь?

Они не отвечают. Просто смотрят на меня — Багримов хмуро, Яна виновато.

— Ещё раз спрашиваю… Это моя дочь?

Опять тишина в ответ.

— Да можете не отвечать, в принципе, и так понятно, что моя.

Сжимаю фотографию в руке так, что пальцы сводит от боли и бешенства.

— Ладно ты защищал свою дочь, Рустам. Но ты ведь… мою от меня скрыл. Я имел право знать, что Амилия беременна и уж тем более, что у меня родился ребёнок.

— Никаких прав у тебя не было и нет! Ты воспользовался ею, а потом побежал жениться на другой. У жены детей выпрашивай! — рявкает Рустам, сделав несколько шагов в мою сторону.

Яна его останавливает, схватив за руку.

— Удивительно, что это ТЫ говоришь. Тебя же самого лишили возможности воспитывать дочь. Неужели тебе не понятны мои чувства?

— Ты меня с собой не сравнивай! Я со своей бывшей женой не поступал так, как ты поступил с моей дочерью. И когда передо мной встал выбор — защищать её или пожалеть тебя, я, разумеется, выбрал первое.

— Даже если бы я не любил твою дочь, что вовсе не так, это не значит, что я не любил бы свою!

Багримов преодолевает расстояние между нами в два шага и хватает меня за грудки.

— Иди, млять, про любовь жене рассказывай!

— У меня нет жены. Я развёлся. Брак был фикцией.

— Я обрадываться должен, урод?!

— Прекратите орать! — между нами втискивается Яна и гневно стукает по плечам обоих. — И я прошу, Рустам, на этот раз без кровопролития!

— Тогда пусть проваливает отсюда!

— Я никуда не уйду, пока ты мне не скажешь, где они!

— Тогда готовь себе похороны!

— Боже мой! — теперь Яна визжит. — Немедленно перестаньте! Это ни к чему не приведёт! Вам бы сейчас подумать о том, что будет лучше для Ами и малышки! И тебе, Рустам, тоже!

— Им будет лучше никогда не встречаться больше с этим ослом! Любил бы он её, разве допустил, что она в реанимации лежала несколько раз за беременность, потому что была слишком слаба?!

Я-то думал, что за сегодня больнее мне уже не будет. Я ошибся. Снова облажался. И вот в груди опять разливается мерзкое жгучее чувство, как клеймо оседая на сердце, чтобы я осознал, как много мог потерять…

— Что… с ней было? Они в порядке? Здоровы? — твёрдо смотрю в глаза человека, который знает ответы на все вопросы.

Ненавижу себя в этот миг, потому что это я должен все о них знать. В первую очередь я.

— Здоровы. Все хорошо сейчас, — Рустам отвечает без иронии и насмешок.

Очевидно, что здоровье дочки и внучки, это не те темы, на которые он мог бы шутить или иронизировать.

Багримов отходит немного назад, его дыхание слегка выравнивается, он проводит ладонью по щеке и устало трёт глаза.

— Скажи мне, где они. Я должен знать. Я ведь все равно их найду, только с твоей помощью сделать это будет гораздо легче.

Он бросает на меня почти презрительный взгляд и снова отворачивается.

— Мне нужна она. Они обе. Я не вру.

Не знаю, о чем думает Багримов, но сейчас на его лице отражаются смятение и сомнение, он будто борется с самим собой, пытаясь принять правильное решение.

Я вдруг задумываюсь, что вскоре смогу его понять на все сто, ведь у меня теперь есть дочка. Что бы сделал я, если бы кто-то поступил так с ней? Да я бы этого мудака с землёй сравнял!

— Рустам, — Яна подходит к мужу и проводит ладонью по его спине, лбом прижавшись к плечу. — Все мы иногда заслуживаем второго шанса. Может, они будут счастливее, если у них будет он?

— Разумеется, они будут. Я все для этого сделаю.

— Я с женой разговариваю, а не с тобой! — рыкает Багримов на мою попытку поддержать слова Яны.

Вновь опускаю взгляд на фотографию, которую все это время зажимал в руке. Смотрю на синеглазую малышку и охреневаю. У меня есть дочка. Я отец.

Никогда не чувствовал ничего такого, что можно было бы сравнить с тем, что я чувствую сейчас. Словно мне разорвали грудь и вытащили оттуда душу.

— Багримов, — хриплю я, не отрывая взгляда от фото, — а ты ведь дедом стал.

— Заткнись! Угроза насчёт сломанных рёбер ещё действующая! — рявкает Рустам, но сдержать широкой улыбки не может.

Янка тоже хихикает и улыбается, крепко обняв мужа.

— Она красавица.

Я не уточняю, о ком именно говорю, о своей дочке или о его, потому что они обе красавицы.