Счастливых бандитов не бывает - Данил Корецкий

Сочнев вернулся на свое место, неспешно достал ручку, придвинул бланк протокола допроса.

— Конечно, все может быть. Только больше суток этот телефон молчал. И Черкес вряд ли мог звонить кому бы то ни было 12 декабря в 21.40. Потому что 11 декабря около 17 часов он получил тяжелое ранение, и с того времени ему было не до звонков! А может быть, к этому времени он и вовсе умер…

Лис снова пожал плечами.

— Вряд ли. Я, конечно, не судмедэксперт, но вряд ли мертвец мог куда-то звонить и одалживать мне аппарат…

— Другого ответа я не ожидал, — Сочнев принялся заполнять протокол. — Сейчас мы все запишем, сопоставим с другими доказательствами и сделаем выводы…

Он был уверен в своей победе, и Лису это очень не понравилось. Что там такого он мог раскопать?! Что?! Что?! Что?!

Глава 7

Скелет в трюме

Все тайное рано или поздно становится явным.

Не все, конечно, но многое.

Про то, что набережную будут продлевать от Богатяновского спуска до Театрального, а потом и дальше, много говорили еще в советские времена. Но дальше обещаний с отчетных трибун и публикаций радужных планов развития города на ближайшую пятилетку в местных газетах дело не шло. Потому что на пути реконструкции стоял судоремонтный завод «Красный моряк», разгрузочный терминал грузового порта и корабельное кладбище. Поэтому сроки постоянно переносились: с 1970 на 1980, потом на 1990, потом, когда началось «мутилово» — на неопределенное «по мере достаточного финансирования»… Время текло неумолимо и без остановки, так же, как воды широкого в этом месте Тихого Дона.

За последнее десятилетие многое разрешилось само собой: «Красный моряк» остался без обязательных госзаказов и тихо умер, грузовой порт расширился, и разгрузочный терминал перенесли на основную территорию. Появились инвесторы, готовые потратиться на превращение дикой заброшенной территории в престижнейшее место города, где каждый квадратный метр будет приносить больше прибыли, чем метр золотоносного прииска на знаменитой, прославленной Высоцким, речке Вача. И давний проект стал приобретать реальные очертания.

В первую очередь взялись за отстойник списанных на металлолом судов, который в народе называли корабельным кладбищем. Вначале несколько буксиров, грузовая баржа и плавучий кран растащили и убрали всякую мелочь — проржавевшие насквозь малотоннажные катерки, речные трамвайчики, разбитые лодки, отрезанные в незапамятные времена носы и кормовые части нефтеналивных танкеров, освободив от завалов металлолома теплоход «Максим Горький», некогда красу и гордость речного флота, простоявшую здесь последние 28 лет со срезанной верхней палубой. Все понимали, что убрать такую махину будет самой трудной задачей, но, как говорится: глаза боятся, а руки делают.

В понедельник утром юркий буксир сделал очередной рейс, доставив на борт «Горького» передовую бригаду Виктора Скоробогатько, вооруженную электрическими талями, мощными дизельными насосами с фильтрами ила и песка, а также обычными такелажными инструментами: баграми, лопатами, носилками. Им предстояло расчистить трюмы, откачать воду и проверить состояние бортов ниже ватерлинии. При положительной оценке планировалось отбуксировать бывший лайнер в левобережный залив Ковш, где и порезать на куски. Если состояние обшивки окажется неудовлетворительным, резать придется прямо на месте.

— Ни шиша тут с буксировкой не выгорит, точно говорю…

Низкорослый и юркий, как креветка, рабочий в брезентовой робе подошел к дыре в палубе, зияющей на месте трубы. Посмотрел и сплюнул вниз.

— Там и днища нет, акватория видна. Весь Дон выкачивать придется! На фига козе баян? Надо сразу резать. Зачем зря корячиться?

— А ты представь, что это свежая поллитра, — посоветовал ему немолодой бригадир — суровый портовый бобер с грубым, изборожденным морщинами лицом. Он был человеком старой закалки, до сих пор хранил членский билет КПСС и участвовал во всех коммунистических демонстрациях.

— Выкачаешь и еще попросишь.

— Это если с закуской, то да! — усмехнулся низкорослый.

— Будет там тебе закуска, не боись… Вона…

Словно в подтверждение этих слов по носовой надстройке пробежала огромная черная крыса. Низкорослый подобрал болт, швырнул в нее — не попал. Даже не ускорив ход, крыса спокойно перебежала на нижнюю палубу.

— Еть мать. Их тут тыщи тыщные! — вздохнул кто-то. — Доплачивать надо…

— Хватит канючину разводить! — прикрикнул бригадир. — Разболтались… Все по местам, работать надо!

Трое рабочих, включая низкорослого, спустились вниз, в машинное отделение. Бригадир с помощником установили над черной дырой таль, спустили помпу и поддон с инструментами. Снизу раздавался плеск и разносимая эхом ругань. Потом затарахтел дизель, из толстого, переброшенного через борт брезентового рукава полилась мутная, застоявшаяся вода.

— Я слыхал, что все из-за этой лайбы затеяли, — сказал помощник во время перекура. — Подлатают, покрасят и пустят плавать, типа плавучего ресторана…

Бригадир молча жевал крестообразно сплюснутый мундштук папиросы.

— Вот мы сейчас тут жилы рвем, а через год на этом самом месте какой-нибудь богатый хмырь с классными телками будет коньяк жрать, — с недобрым прищуром продолжал помощник. — Представляешь?

— Нет, — мотнул головой бригадир. — Не представляю. Не будет никакого ресторана.

— Почему?

— По кочану. Здесь люди погибли. Триста человек в одну минуту. Вот на этом самом месте. Корабль этот проклятый, никто копейки в него не вложит… Один путь — на металлолом.

Бригадир посмотрел на помощника.

— Ну, чего пасть открыл? — проворчал он. — В 83-м эта посудина на полном ходу в Ульяновский мост въехала, в шестую арку, где только буксиру пройти и можно. Весь верх снесло. Вместе с открытой палубой и рубкой, со всем… А народ, что там веселился, так и размазало. И трубу эту…

Бригадир показал на зияющую в палубе дыру.

— …срезало как ножом. А сверху еще вагоны посыпались… Там, по мосту, товарняк в это время проходил. Не слыхал ничего, что ли?

— Я в восемьдесят четвертом только в школу пошел, — пожал плечами помощник. И протянул: — Выходит, и тогда порядка не было. А ты говоришь…

— Вирай! Эй, там! — крикнули из трюма.

Лебедка задрожала, заработала. Наверх выполз поддон, наполненный ржавым хламом и спрессованными кусками речного ила. Бригадир с помощником раскачали его, поставили на платформу с колесиками и с натугой откатили в сторону, к проему в борту.

— Вот еще на перегрузке пупы порвем! — недовольно сказал помощник, отправляя вниз новый поддон. — А зачем? Славка правильно сказал: на утиль порезать и здесь можно было…

— Умный больно, — нахмурился бригадир. — Сваркой не очень-то разгонишься, если трюм затоплен да илу на два метра. Чистить все равно надо… А потом приподнять, чтобы река не зашла, когда борт раскроешь…

— Все равно, думаю, из него кабак сделают, — не успокаивался помощник. — И будут бабло качать на нашем горбу…

— Хватит херню пороть! — со злостью прикрикнул Скоробогатько. — Не понимаешь, что ли? Тут людей давило, как в мясорубке, а они будут коньяки распивать! Как тогда эти мудаки с кроссовками!..

— Какие еще кроссовки? Какие мудаки? — вытаращился на него помощник. — Ты чего гонишь, старшой?

— Чего, чего!.. — Бригадир отвернулся и сплюнул на ржавую палубу. — Кроссовки в дефиците тогда были, по сто двадцать рублей из-под полы пару торговали, вот чего! А это месячная зарплата! Трупы на берег выносило за Ульяновском, несколько дней еще собирали… Так находились скоты, они раздевали их, а шмотки — на привоз, продавали! Кроссовки, джинсы, футболки, пиджаки замшевые!

Скоробогатько махнул рукой.

— Хотя сейчас все друг друга норовят раздеть. И живых, и мертвых. Притом считаются не скотами, а бизнесменами…

Помощник отодвинулся от бригадира, сплюнул на изгвазданную палубу.

— Кончай свою пропаганду, старшой! У вас, при коммунистах, еще хуже было! Вы там совсем ох…вшие ходили, раз шмотки с трупов снимали!

Неизвестно, чем бы закончился этот спор поколений, если бы из трюма, из самой его глубины, не донесся короткий, будто предсмертный, душераздирающий вопль, от которого, казалось, весь корабль и вода вокруг пошли мелкой рябью.

— Что там, а-а?! — заорал бригадир в темный провал палубы. Уж на что толстокожий человечище, но даже у него встали дыбом волосы.

Снизу что-то крикнули, он не разобрал. Загрохотало железо, заскрипели под тяжелыми башмаками перекладины лестницы-времянки. Один за другим вылазили наружу перепачканные в ржавчине рабочие, с сапог кусками отваливалась серая маслянистая грязь, под подшлемниками светились белые испуганные лица. Последним вылез низкорослый Славик. Вышел, оскалился на бригадира и неуверенно, по-стариковски, присел на бак.