Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

Через месяц она была готова. Осажденные завершили и мост, по которому тысяча пар рук будут толкать башню вперед. Но Офелла тоже подготовился, у него имелась для этого масса времени. Мост был перекинут через траншею в самое темное время суток, башня катилась, постанывая на слипе, смазанном овечьим жиром и маслом. На рассвете башня, которая была на двадцать футов выше стены, достигла нужного места. Внизу, внутри нее, висел на веревках, для прочности обмазанных смолой, мощный таран, сделанный из цельной балки, которая раньше перекрывала свод святилища Богини в храме Фортуны Первородной, первой дочери Юпитера, талисмана удачи всякого италика.

Много лет должно пройти, прежде чем туф затвердеет так, что начнет крошиться. Поэтому таран, громивший стену Офеллы, ничего не добился. Упругие блоки туфа дрожали и вибрировали, но выдержали удар. А потом катапульты Офеллы стали метать горящие снаряды, которые подожгли башню. Солдаты отогнали атакующих, бросая со стены пики и стрелы, обмотанные горящей шерстью. К ночи башня превратилась в руины, рассыпанные на дне траншеи. А те, кто пытался прорваться, или погибли, или вернулись в Пренесте.

Несколько раз за октябрь Марий-младший пытался использовать мост через траншею, наполненную обломками своей башни. Он навел крышу на секцию между стеной Офеллы и траншеей, чтобы обезопасить своих людей, и попытался сделать подкоп. Потом он хотел проделать дыру в стене и наконец решил перелезть через стену. Ничто не сработало. Вот-вот должна была наступить зима, похоже, такая же суровая. В Пренесте кончалось продовольствие, и город проклинал тот день, когда он открыл ворота сыну Гая Мария.

Самнитская армия вообще не пошла на Эзернию. Силой в девяносто тысяч она осела в горах к югу от Фуцинского озера и провела почти два месяца в учении. Понтий Телезин и Брут Дамасипп отправились на встречу с Мутилом в Теане и уехали от него с планом взять Рим врасплох — так, чтобы Сулла не знал об этом. Мутил сказал, что Мария-младшего следует предоставить самому себе. Единственный шанс, оставшийся для всех здравомыслящих людей, — захватить Рим, а Суллу и Офеллу вовлечь в длительную осаду, полную ужасных сомнений: присоединятся ли к самнитам те, кто будет в Риме?

Между ущельем Мельфа и Валериевой дорогой имелась скорее горная тропа, чем настоящая дорога. Она пересекала горную цепь между Атиной позади ущелья Мельфа — в дикой местности; шла до города Сора, расположенного на изгибе реки Лирис, затем к Требе, к городу Сублаквей и наконец выходила на Валериеву дорогу, почти на милю восточнее местечка Вария, у маленькой деревушки под названием Мандела. Тропа немощеная, за ней даже никто не следил, но она существовала там столетия. По этому пути горные пастухи каждое лето перегоняли свои стада с пастбища на пастбище. Это был тот путь, по которому вели стада на продажу или на бойню на Овечье поле и в Долину Камены, нимфы-прорицательницы.

Если бы Сулла вспомнил то время, когда он шел маршем из Фрегелл к Фуцинскому озеру, чтобы помочь Гаю Марию победить Силона и марсов, он вспомнил бы и этот пастуший путь, потому что тогда он прошел часть дороги от Соры до Требы и не нашел ее непроходимой. Но в Требе он сошел с тропы и не подумал выяснить, куда она ведет севернее Требы. Так что один шанс, который имелся у Суллы, чтобы перехитрить Мутила, он проглядел. Полагая, что единственная открытая дорога к самнитам, если те решат атаковать Рим, была Аппиева, Сулла оставался в своем ущелье на Латинской дороге и следил, уверенный, что врасплох его не застанут.

И пока он сидел в своем ущелье, самниты и их союзники с трудом продвигались по горной тропе, проторенной пастухами и скотом. Их путь пролегал через местность, чьи жители не любили Рим. Самниты думали, что недосягаемы для самых передовых дозоров Суллы. Позади остались Сора, Треба, Сублаквей, и наконец самниты вышли на Валериеву дорогу у Манделы. Теперь они находились на расстоянии одного дня пути от Рима. Тридцать миль по превосходной дороге. Валериева дорога спускалась вниз, шла через Тибур и долину реки Анио и заканчивалась на Эсквилинском холме ниже большого двойного вала в Риме.

Но это было не лучшее место, откуда начинать атаку Рима, поэтому, когда большая армия приблизилась к городу, Понтий Телезин и Брут Дамасипп избрали обходной путь, который привел их на Номентанскую дорогу к воротам Рима возле Квиринальского холма. И там, у этих ворот, их ждал прочный лагерь, который построил для себя Помпей Страбон во время осады Рима Цинной и Гаем Марием. К ночи последнего дня октября Понтий Телезин, Брут Дамасипп, Марк Лампоний, Тиберий Гутта, Цензорин и Карринат удобно укрылись в этом лагере. Утром они атакуют.

[Карта 7 - "Путь самнитов к Коллинским воротам Рима"][7]

Известие, что армия в девяносто тысяч заняла старый лагерь Помпея Страбона за Квиринальскими воротами, пришло Сулле той же ночью последнего дня октября. Он был немного нетрезв, но еще не спал. Немедленно затрубили рога, забили барабаны, люди соскакивали с постелей, везде горели факелы. Абсолютно трезвый, Сулла созвал легатов.

— Они нас опередили, — сказал он сквозь сжатые губы. — Как они это сделали, я не знаю, но самниты сейчас у Квиринальских ворот и готовы атаковать Рим. К рассвету мы выходим. Нам нужно пройти двадцать миль, часть пути по горам, но мы должны явиться к Квиринальским воротам утром, к сражению. — Сулла повернулся к командующему кавалерией Октавию Бальбу. — Сколько лошадей у тебя возле Немейского озера, Бальб?

— Семьсот, — ответил Бальб.

— Тогда выступай сейчас же. Выйди на Аппиеву дорогу и лети, как ветер. Ты подойдешь к Квиринальским воротам за несколько часов до того, как я, надеюсь, приведу туда пехоту, поэтому тебе придется удерживать их. Не знаю, что ты будешь делать, как ты это сделаешь! Просто приди туда и удерживай их до моего появления.

Октавий Бальб не тратил времени на разговоры. Он вышел от Суллы, кликнул коня и улетел, прежде чем Сулла заговорил с другими легатами.

Их было четверо — Красс, Ватия, Долабелла и Торкват. Потрясенные, но не потерявшие способность соображать.

— У нас здесь восемь легионов, и их должно быть достаточно, — сказал Сулла. — Это значит, что у противника в два раза больше. Я сейчас набросаю план, потому что, когда придем на место, времени для совещаний не будет.

Он замолчал, испытующе глядя на своих людей. Кто из них лучше? Кто способен повести солдат за собой в предстоящем отчаянном столкновении? По праву это должны быть Ватия и Долабелла, но лучшие ли они? Его взгляд остановился на Марке Лицинии Крассе, огромном, как скала, непробиваемом, всегда спокойном. Снедаемый алчностью, вор и мошенник, беспринципный, безнравственный и аморальный. И все же из всех четверых ему было что терять в этой войне. Больше, чем всем остальным. Ватия и Долабелла выживут, у них есть влияние. Торкват хороший человек, но не лидер. Сулла решился.

— Я пойду двумя отрядами по четыре легиона каждый, — сказал он, хлопнув себя по бедрам. — Верховное командование оставляю за собой, но не буду командовать ни одним отрядом. За неимением лучшего способа различать отряды я назову их левый и правый, и если по прибытии я не изменю решения, они так и будут сражаться — на левом фланге и на правом. Без центра. У меня недостаточно людей. Ватия, ты командуешь левым отрядом, Долабелла будет твоим помощником. Красс, ты поведешь правый отряд, Торкват — твой помощник.

Говоря это, Сулла посмотрел на Долабеллу и увидел гнев и возмущение. Не было нужды смотреть на Марка Красса. По его лицу ничего не узнаешь.

— Вот чего я хочу, — хрипло сказал он, выплевывая слова, потому что из-за отсутствия зубов не мог четко выговаривать их. — У меня нет времени на пререкания. Вы все связали свою судьбу со мной, вы дали мне право принимать окончательное решение. Теперь вы будете выполнять то, что вам говорят. Я хочу от вас одного: сражайтесь так, как я приказал.

Долабелла стоял у двери, пропуская вперед остальных. Затем он вернулся.

— Одно слово наедине, Луций Корнелий.

— Только быстро.

Долабелла был один из Корнелиев и дальний родственник Суллы, однако он происходил не от славной ветви Корнелиев Сципионов и не от рода Суллы. Если он и имел что-то общее с большинством из Корнелиев, то слишком простую внешность: пухлые щеки, хмурое лицо, близко поставленные глаза. Долабелла и его двоюродный брат, младший Долабелла, — оба амбициозные, с репутацией порочных людей — намеревались добиться большой славы для своей семьи.

— Я мог бы сломать тебя, Сулла, — сказал Долабелла. — Все, что мне нужно для этого, — сделать для тебя невозможной ту победу в утреннем сражении. Думаю, ты понимаешь, что я могу перейти на другую сторону так быстро, что противник решит, будто я все время был с ним.